* * *
Жались к огню и к другу друг,
А может, к врагу враг.
Жестяная кружка за кругом круг
Описывала в руках.
Пили за жуткое счастье, что
Вне городов и догм.
И самым бездомным казался тот,
У которого был дом.
Вплетались в речи то мат, то стих,
То просто трещал костер.
И только женщин не трогал их
Отрывистый разговор.
Проклятье! – уж если сорвется кто –
Не знал бы, не ведал бы…
И самым жестоким казался тот,
Который кого-то любил.
Кто знает, что к утру будет вокруг –
Болото, степь ли, тайга?
Легли головой на друга друг,
А может, враг на врага.
Уснули. Сквозь зубы – то вскрик, то стон,
То детский какой-то всхлип.
И всех спокойней спал тот,
Который завтра погиб.
ОЖИДАНИЕ ДОЖДЯ
Тысяча и одна ночь
Ветер сухой в стеблях сухих.
Тысяча и одна ночь
Сохнет звезда над головой.
Если не спишь – а ты не спи –
Воздух сухой глотай, как спирт.
Тысяча и один дождь
Нас обошел стороной.
Тысяча и один свет
Сходится здесь в точке одной.
Тысяча и один свет
Шарит, шурша, в сонной степи.
Пальцы твои, что чуткий зверь,
Кружат и кружат по траве,
Тысяча и один век
Обходят пальцы мои.
Тысяча и один час
Сыплется вниз мертвым песком.
Тысяча и один час
Голос твой глух и взгляд твой слеп.
Но подымайся и будь скор,
Вспугнутый собственной тоской,
Тысячу и один раз
Капли стучат по земле.
* * *
Под ноги нам, под колеса трамваев
Листья бросаются, наискосок…
Анна Каренина!
Я прозреваю –
Как холодили бы рельсы висок.
Долю секунды до паровоза,
Долю секунды после беды…
Как притягательно мне, как морозно,
Как безопасно по рельсам ходить!
* * *
2/X – 74 г.
Тянет горечью, горечью, горечью –
Жгут лист.
То ли осень, рыжая гончая,
Травит лис,
То ли ей, лисенком затравленным
Людям в ноги – не тронь, укрой…
На ладони, как гроздь раздавленной
Красной ягоды – кровь, кровь.
Еще время страстям и праздникам,
Еще – не снег…
Лбом к березе прижало Разина,
Которого нет.
Ни разгульного нет, ни трезвого,
Взгляд сторожкий не закосит.
Сколько сволочи недорезанной
По Руси,
Сколько пахоты недопаханной,
Недоласканных баб и трав…
А виновных нет – как плахи нет…
Тянет горечью от костра.
* * *
О, умоляю – не отвадь.
«Пусти» - ударюсь в дверь,
Как облетевшая листва,
Как неутешная вдова.
Ничьим слезам не верь, Москва,
Моим слезам поверь.
О, не за красоту очей,
Не за никчемность поз.
Не то, что добрых дел не счесть,
Но я не лгу тебе ничем –
Я просто никаких речей
Не знаю – кроме слез.
* * *
Марине и Анне
Молюсь без лампад,
Марине и Анне.
На звонный, червонный,
Разбойничий град,
На – строгие грани
В тумане.
На дерзость – стиснуть издерганный мир
В точеную четкость камеи,
На гордость – открыться перед людьми
Наотмашь – так знаю, так смею.
Сей крест двоекрылий
До века волочь.
Цыганке и панне,
На белые ночи,
На черную ночь –
Марине и Анне.
Anno Domini –
Анне, Марине.
* * *
От церковки осталось так немного –
Четыре арки, что держали свод.
Ни риз, ни алтаря, ни страхов, ни красот –
Прямое сообщенье с богом.
Четыре арки с небом столб лучей
Соединил тоннелем вертикальным –
Войди, раскаян, истины искатель,
Своей судьбы беспутный казначей.
Войди и стань – просвеченный как стебель.
Войди и жди – насторожен как нож.
От молнии ли мертвым упадешь
Или растаешь – вознесенный – в небе.
Войди, но знай – страшней всего удел –
Желаннее всего – когда на землю свыше
Отпущенный – ты к ней, шатаясь, выйдешь
И не поймешь – откуда ты и где.
ДИПТИХ
I.
Оказалась бесцельной забава
складным словом людей занимать,
ведь у них есть бесспорное право
Не любить меня, не понимать.
Если я ничего не открыла
никому – ни рабу, ни царю –
значит, я не о том говорила,
и сейчас не о том говорю.
Не оставшись ни в списках, ни в снимках,
никому не придясь ко двору,
я умру – как живу – невидимкой.
А, быть может, совсем не умру.
II.
Из всех не глядя проходивших мимо
один чудак остановился здесь.
Он тоже не назвал меня любимой,
но все-таки заметил, что я есть.
Он не сулил ни верности, ни крыши,
он не желал укрыть и уберечь.
Но все-таки он речь мою расслышал
и подтвердил права мои на речь.
Когда б не он – то дворники бы смыли
мой слабый след – тугой струей звеня.
Я не была единственною в мире,
но он хоть звал по имени меня.
КАРАУЛЬНЫЙ
1.
Я стою на часах
на больших деревянных часах,
у меня есть фуражка
и фляжка
с особою мертвой водою.
Я стою на часах –
сторожу свое время глухое.
Время застоя –
так, должно быть, его назовут
там, куда мы придем
на зубчатых колесах часов.
На засов
это время закрыто пока от грядущего срама.
Яма
звуковая.
Самолеты, пространство иглой прошивая,
из времени
не спасут.
Так что хватит с тебя и трамвая.
2.
Время – суд.
Подстрекатель, сообщник и вышка.
Я люблю это подлое время, поелику из вод его вышла.
Время
меня обточило,
как гальку.
Время
Меня научило
рогатки
чуять,
обходить железный запах капкана.
Знать,
какая здесь западня
и чья ее лапа копала.
Так стопу опускать, чтоб не хрустнула ветка.
Редко
выползать на открытое место
и думать непрямо.
3.
Время – яма.
В этой яме
ходят люди без ушей.
Просигналил папа маме:
«Дорогая, рот зашей».
И моргнула Жучка Мурке:
«Поиграем, киска, в жмурки.
Я – сюда, а ты – туда.
Разминемся навсегда».
Время – яма.
Тихо в яме.
Заложило – как в гробу.
Но – побитое камнями,
но – покрытое репьями,
пробивается смурное
бормотанье: «бу-бу-бу».
Ах, поэт, мой бедный братик,
время дикое такое –
слабый голос, тонкий голос
все равно тебе не скрыть.
Только что неотвратимей,
чем молчание чужое
в этом времени бетонном
нас заставит говорить?
4.
Прыть
какая! –
тени
так и мелькают
в темени –
бегут во времени.
Вместо пароля –
две дули:
Дура! –
стой в карауле.
Хихикнул булькающее –
и – в светлое будущее.
Вперед!
Рот
в том прекрасном «тогда»
вам распорют по самые уши –
то-то намелете чуши!
И веки срежут с глаз.
И зренье измучит,
и солнце иссушит,
и сон не помилует вас.
5.
Стой!
Кто идет?
Нет,
не шажки минут,
и не слоновый мерный топот лет.
Стой!
Это тени в прошлое бегут
через границы времени на свет.
Им светит вифлеемская звезда,
пожар Москвы, костры средневековья.
Под кожей щек горит огонь стыда
и крест из пепла выше междубровья.
Мечтатели и книжники – в плащи
закутаны – они идут след в след.
Но ты других несчастных не ищи,
не покидай безвременья, поэт!
Не покидай! – с кем перемолвлюсь тут?
Постой – не отобьешься от Эринний.
Не зачеркни мой бесполезный труд,
не ускользай! – «мне снится плащ твой синий».
6.
Линий
в истории много,
сулящих покой и славу,
но взвесь –
кто же останется здесь,
где заставу
бессменным столпом сторожу.
За руки не держу –
так накину удавку тоски,
пес мой!
брат мой! –
на горло.
Горю
поможем слезами –
входи со мной в долю.
Флягу достану свою
и друзей напою
терпения мертвой водою.
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
