Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика.
Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея.
Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.
* * *
И в слово обмакнуть колени,
славянскую припомнив вязь,
не перепалкой поколений,
а просто привечая связь
небес, земли, а между ними
для слов пригодного жилья,
покуда свод остался синим
и чернобурою земля.
* * *
А ты рассказывай, рассказывай,
что всё не этак, всё не так,
и узелки души развязывай –
то медный грошик, то пятак,
то в пуговке звезда, забытая
отцом, тобою ли, страной,
то во дворе соседка, битая
своей наперсницей срамной.
Ведь дело не в подкладке мелочной.
Мы все итогом мелочей –
в душе, не ставшею копеечной
среди бессовестных речей.
* * *
Ах, Менделе, Менделе, Менделе!
Тебе не уйти от судьбы.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
Мы все в этом мире слабы.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе!
И ты пропадешь ни за грош.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
о чем ты, безумный, поешь?
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
за рвом больше нет никого.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
нет даже отца твоего.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
куда подевалась мать?
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
её не найти, не обнять.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
не скроешься, нет, от судьбы.
Ах, Менделе, Менделе, Менделе,
в полметре мы все от судьбы.
* * *
Не потому ли ветер рано
стучит и целится в тебя,
что строчка кормится обманом,
за тенью собственной следя.
И, пролезая в междустрочья,
не он ли норовит разъять,
и вновь за окнами хохочет,
пытаясь двери с петель снять.
А ты себя упрятав глубже,
таясь и между, и вокруг,
не знаешь, для чего ты нужен,
кому сгодится полый звук.
И реже редкого, случайно
к тебе средь сна приходит мать -
и не пытается обнять.
Наутро вскрикнешь: "Что же сталось?"
Но ветер унесёт ответ.
И дом затихнет. И усталость.
И ничего святого нет.
* * *
За сторожем следить -
болтал бы меньше.
За небо горевать -
опять дождит.
Казалось бы, к чему
нам в слове вещем
боль утолять
и в новую входить.
Казалось бы, о чем
руки касанье?
Чу, кожи шорох.
Ну, чуток тепла.
А помнишь,
до последнего дыханья
в подвале, в темноте
сиротского угла…
* * *
Что подлинно, то прячется за лесом
и, более того, в теснинах гор –
сминались, будто не хватало места
и грудь на грудь решали спор.
А там и вовсе первозданно:
уставишься и видишь, как ползут
на перевал пушистые бараны,
потом – бултых! – и по небу плывут…
А ночью, когда звезды остроглазы
и каждая – вблизи лица,
песчинкой станешь – не вмещает разум,
что миру нет начала и конца.
* * *
Был замысел прост и коварен:
оставив одних на века,
дать только уголья пекарен
да красного солнца бока.
Лишь бронза сплоченного жита
да лепет меж веток птенца
напомнят: не все пережито,
и замыслам нету конца.
* * *
А Моцарт знал,
кому и чем обязан,
и брал за локоток,
и к нотам подводил.
- Смотри! Здесь звуки
вознесутся раз за разом,
и противляться им
не станет сил.
- Гляди! Здесь тишина
раздвинет их, и будто
сердца замрут, и,
вечностью дыша…
«Ты, Моцарт, - Бог прервал, -
зачем меня припутал?
Я не гадал
такие бездны в чертежах».
* * *
Вот и пишут стихи, чтобы выжить,
чтоб не думать о лишнем – о вечном –
слово за слово, будто Всевышний
вновь припомнил о человечном.
И не надо ни гор для надзора,
ни равнин для тоски и пространства –
просто слово становится впору
переменам и постоянству.
* * *
И младших слов незрелые уста.
И средидневный зной с прилипчивою влагой.
Всё так. Жизнь не по надобе проста –
пошепчется, прильнет, и без тебя ни шагу.
Когда бы слово в крови не ласкать,
и младших нет – настолько больно,
и мчится мимо – нет, не доскакать
до истины первопрестольной.
* * *
И дай-то Бог высокой меты
не воротник, не рукава,
а слово, слитое с рассветом,
и с ночью слитые слова.
Но, дай-то Бог, о том не тщиться,
суму молчания влача,
ведь слишком просто утомиться,
в неочевидностях звуча.
* * *
И если побудительно попасть не в ноты,
жизнь прозевать, созвучий не найдя,
слова сойдут – правдивые до рвоты
и лживые, как вежливость вождя.
И если не сумел им указать на двери,
то счастья от жилетки рукава –
лишь ловких рифм бесплодное доверье
и чистый лист опять и сызнова.
* * *
Лишь здесь, на пашне муравьиной,
неразличим травинок тлен –
вся муравьиная равнина
полна мгновенных перемен.
Черней себя, чернее ночи
и торопливей облаков,
они напрасно не хлопочут,
не ищут дур и дураков.
Лишь с переборами походка
да нити безымянных троп…
И недолга. И жизнь короткой
не кажется. И мой урок
их не научит, не обяжет.
Ползут себе, куда с добром.
И каждый бессловесно важен.
И ни к чему водить пером.
КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
