МАСТЕР И МАРГАРИТА. Постановка Романа Виктюка.
Тель-Авив: театр «Н`oга», 19 июня 2002 года.

    Израиль – страна обетованная. Особенно ясно это становится, когда смотришь на рекламу российских театров и отдельных исполнителей, проводящих среди богоизбранного народа не меньше, пожалуй, времени, чем в родных пенатах.
    И то сказать: а почему бы не проводить? Русскоязычное население Израиля не только многочисленно, но и упрямо: никак не может отказаться от старых привычек посещать спектакли и концерты, хотя и цены на билеты астрономичны по сравнению с тем же удовольствием на «доисторической» родине, и деньги эти, не в пример «застойным» советским временам, приходится не безболезненно отчуждать от твердой зарплаты, а зачастую с мясом отдирать от нищенского пособия по безработице или даже от солидной, по сравнению с вышеупомянутым пособием, зарплаты какого-нибудь уважаемого в прошлом профессора, переквалифицировавшегося в настоящий момент в данной точке пространства в не менее уважаемого дворника. (А ведь Тель-Авив за последние несколько лет действительно стал гораздо чище!)
    Но при чем тут дворники? Мы же об Искусстве. Хотя его храм - театр, - как всем известно, начинается с вешалки, у которой бдит важный гардеробщик - духовный собрат уже знакомого нам профессора, то бишь дворника... Нет, опять не туда. Москвичей испортил квартирный вопрос, а «русскоязычного» израильтянина - «работный». Вернее, ответ на него: безработица или кардинальная переквалификация, что и было продемонстрировано на судьбе мифологического... нет, скорее архетипного профессора. И вопрос не в том, плох он был или хорош как ученый и как дворник, а в том, что он был, хотя коренное население Израиля утверждает, что его не существовало... И в этих противоречиях видна извечная рука Москвы... То есть, пардон, проделки Воланда.
    Кстати, о Москве и о Воланде, который, собственно, и является главным героем и вдохновителем не только этого загадочного ассоциативного ряда непрофессионального зрителя, но и камнем преткновения, о который бьются изощреннейшие умы лучших режиссеров мира - и в лучшем случае разве что не разбиваются окончательно. (Наверное, потому, что камень краеугольный.) Так вот, около года назад мюзикл (!) «Сатана из Москвы» (!!) на иврите (!!!) был поставлен в израильском русскоязычном театре «Гешер» русским режиссером еврейской национальности, проживающим ныне в США и специально прилетевшим в Израиль, дабы воплотить в жизнь это не нормальное, то есть не соответствующее никаким стандартам, действо (а больше трех восклицательных знаков подряд ставить можно?). Необходимо также уточнить, что основой этой израильской постановки остался роман русского драматурга о советской России и о крестном пути сына Божьего, которого евреи вообще-то не признают... Короче, как было написано над входом в театр у мистического Гессе, «вход только для сумасшедших». Но, как один из впущенных (о состоянии психики - ни слова!), свидетельствую: это было что-то! Не знаю, как Булгакову, но думаю, что Воланду бы понравилось. По крайней мере, страшно неожиданно (примерно как внезапная смерть совершенно здорового Берлиоза), глубинно закономерно (Аннушка-то разлила масло!), вопиюще «не по правилам» (как кот, который закусывает стопку водки маринованным грибочком) и до кончика хвоста... то есть до последней ноты бесспорно талантливо.
    Однако предела совершенству нет. И этим летом своих «Мастера и Маргариту» привез Роман Виктюк.
    Ну что сказать, ну что сказать?.. Устроены так люди... И чувства, порывы и поступки их вряд ли отличаются от тех времен, когда «в белом плаще с кровавым подбоем» вершил судьбу странного безобидного бродяги - и свою судьбу, и судьбу человечества - пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
    Жанр постановки маэстро Виктюка, скорее всего, - политическая сатира... или политический гротеск... или черный юмор, но опять же политический. Единственно, что в этом юморе мне показалось действительно смешным, - это то, что разгромной критике подвергалась политика раннесоветская, как главный, очевидно, тормоз прогресса, до сих пор мешающий дать каждому жильцу по мягкому мес... то есть по мягкому и уютному индивидуальному гнездышку, что моментально разрешило бы все конфликты «продвинутой» современности и оставило бы Воланда со товарищи совершенно без работы. Хоть в дворники подавайся крупному специалисту по историям... А еще лучше - в управдомы, о возможности чего говорил еще незабвенный Остап Бендер.
    Но вернемся к нашей дьяволиаде. Главными действующими лицами, если говорить об их активности и времени пребывания на сцене, были Иван Бездомный, Воланд (который только раз был назван по имени, и то как бы «от автора», коим тот же Воланд работал по совместительству) и бюсты, вернее, полые внутри головы Сталина и Ленина - большие, до метра, и много, штук 10 как минимум. (Конечно, муляжик головы Берлиоза, выполненный в натуральную величину, просто терялся среди такой монументалистики.) И «короля играли» именно эти овеществленные исторические аллюзии, больше напоминавшие смутные реминисценции впавшей в окончательный маразм гильотины: они загромождали сцену, о них спотыкались персонажи, их хватали и таскали при каждом удобном и, главное, неудобном случае, использовали как скамеечки, сваливали в подобие металлической сетки, в которой приличные люди держат арбузы для удобства распродажи последних... Кстати, бал у Сатаны выглядел так: «второстепенные» персонажи (то бишь свита Воланда) надели эти муляжи себе на головы, немножко покружились, поразводили ручками и потопали ножками, подражая, очевидно, героям Дисней-Лэнда. Даже я, человек в общем-то подготовленный ко всяким художественным фокусам, не догадалась бы, что это и есть бал у Сатаны, если бы после водворения голов на место (скамеечек) Воланд не поблагодарил Маргариту за то, что она была хозяйкой приема (а ее, кстати, на этой дискотеке вообще не стояло - в прямом смысле этого слова).
    В самом выгодном положении были те зрители, которые перечитали одноименный роман непосредственно перед культпоходом; те же, которые знакомились с «Мастером...» несколько раньше и, соответственно, помнили только основные философские и сюжетные линии, пребывали в полной растерянности, не имея «точки отсчета» для начала отслеживания происходящего на сцене. Наиболее альтруистичные и наиболее же просвещенные обитатели зрительного зала (учение, в данном случае чтение, - свет!) периодически драматическим шепотом, прерываемым лишь речью Сталина на сцене и звонками мобильных телефонов в партере, пытались показать заблудшим свет в конце тоннеля, но тут же сами с ужасом обнаруживали, что это совсем даже не туннель... и даже не обжитая относительно психушка... а нечто совсем и совсем иное, чему и название-то подобрать трудно... хотя дежа вю...
Но Маргарита на сцене всё-таки появлялась. И даже Мастер иногда присутствовал. А от Геллы вообще в глазах рябило: мало того, что она изображала сурдоперевод включенных на максимальную громкость фонограмм:
    А) знатных работниц 30-х годов, ударным трудом ведущих свою страну в прекрасное далеко,
    Б) уважаемых домохозяек, благодарящих товарища Сталина за светлое настоящее и просто ослепительное будущее,
    В) и даже самого отца народов (не будем показывать пальцем - достаточн о, что главная из его голов на сцене показывала очень длинный и достаточно противный язык)...
    Так вот, мало всего этого: ее (не головы, а Геллы) ловкость рук и их количество (то есть их, возможно, было две, но из-за темпа мелькания и высокоакробатических изгибов о точности счета не могло быть и речи) приводили в такой ступор... нет, скорее состояние столь глубокого гипнотического транса, что уже никакого откровенного мошенничества действительно не требовалось...
    И все же мистика проявилась. Причем, как ни странно (а что может быть странного в такой истории?), через несоответствие формы содержанию. Несчастное содержание (если вообще считать, что на сцене разыгрывалось нечто родственное великому роману) было искорежено, истерзано и грубо расчленено. Оно истекало кровью, пребывая еще в сознании. Его муки усиливались средневековым антуражем сцены:
    - железобетонные... нет, просто металлические конструкции-остовы-скелеты, по которым до положения полного внизголовья карабкались персонажи, не имея к тому никаких логических оснований;
    - головы (не отвалившиеся вследствие висения туловищ актеров в неестественном положении, а другие, заранее заготовленные), на каждом шагу попадавшиеся под ноги;
    - больничные каталки, конструкции которых позавидовал бы даже лучший в своем роде дизайнер спальной мебели Прокруст...
    Не хватало только дебелой девицы на выданье, изящно идущей по проволоке под потолком и помахивающей китайским зонтиком. (Впрочем, вездесущая Гелла периодически помахивала лопатой, которую она весьма манерно старалась удержать двумя наманикюренными пальчиками.)
    Но играли они... Как они играли! Гротескно, балаганно, ярмарочно, завязываясь в морские узлы (опять же виктюковские происки: не захочешь во всем этом железе ногу сломать или без той же головы, простите за выражение, остаться - и в гордиев узел свернешься) - но настолько самозабвенно и с такой выкладкой... И вопреки законам сцены Маргарита так распереживалась после своей и Мастера смерти, что уже и спектакль закончился, и кланялись все минут десять, и Виктюк появился, сказал «Тель-Авив есть Тель-Авив» (он, когда здесь, всегда подчеркивает, что это особая публика) - а у нее всё слезы текли.
    И в них отражался Иешуа...