Слов нет, нельзя изо дня в день жить
среди тешащих гордыню и мучащих нервы
многозначительностей.
С.Аверинцев

    ВВЕДЕНИЕ

    «Прикол. Устар. Форма проявления архетипического игрового начала в культуре постмодернизма. Может быть как остроумной речевой фигурой, так и стимулом творчества, регулятивом поведения, образом жизни».
    Когда-нибудь подобная статья появится в словаре. Это будет по-настоящему толковый словарь.
    А студенты-культурологи эпохи позднего Предхиросимья в рамках учебного предмета «Игра» будут изучать пять базовых спецкурсов: «Античное дионисийство», «Средневековый карнавал», «Романтическая ирония», «Авангардистский эпатаж» и «Постмодернистский прикол». Преемственность этих явлений будет им предельно ясна.
    Изучая карнавал, они станут читать Рабле и конспектировать Бахтина. А в преддверии экзамена по «Постмодернистскому приколу» - смотреть Тарантино, слушать Земфиру, читать Пелевина и восхищаться биографией какого-нибудь безбашенного хакера. А конспектировать? Конспектировать, им, вероятно, придется мой скромный труд. Если до того уже недалекого времени не появится чего-то более фундаментального.


    ТЕОРИЯ ПРИКОЛА

    Если взяться составлять частотный словарь словоупотребления, то в 1980-2000-е годы слова «прикол», «прикольно», «прикалывать(ся)» займут в нем одно из первых мест. Характерно, что эти лексемы практически не имеют социально-групповых ограничений, ими оперируют и в очереди, и в палате парламента. Тинэйджер может заменить эпитет «прикольный» на сниженное «клевый», журналист – на избитое и обесцененное «культовый», суть от этого не меняется:нечто заслуживает эмоционально положительной оценки и общественного внимания, если обладает загадочным атрибутом – прикольностью.
    Многочисленные сайты типа prikol.ru предлагают вниманию пользователей анекдоты и карикатуры. Это очень узкое понимание феномена. В действительности прикол – не просто милая шутка, забавная выходка, что-то такое, о чем интересно будет рассказать другим. У прикола более сложные культурные функции.

    ПРИКОЛ И АДЕКВАТНОСТЬ

    Прикол – настоящий культурный код. С его помощью можно с одной стороны создавать нечто, с другой – понимать его.
    Мы не поймем Б.Акунина, Ренату Литвинову и группу «Бахыт-компот», даже если будем пользоваться терминами «полистилистика», «антиаксиология» и «куртуазный маньеризм». В то же время родовое определение «прикол» по отношению к ним ставит все на свои места.
    Популярные анекдоты про не въезжающего нового русского (теперь этот культурный герой почти не встречается, реликтовые упоминания о нем сохранило лишь устное народное творчество изучаемого периода) заканчиваются традиционным: «Не, я, чегой-то, пацаны, не врубился – а в чем прикол?»
    Понимать, в чем прикол, означает быть современным, «сечь фишку», чувствовать ситуацию, быть адекватным. Еще короче: понимать, в чем прикол, в наше время, собственно, и означает понимать.
    Прикол проявляет поразительную вездесущесть. С его помощью в эпоху развитого постмодернизма можно объяснить едва ли не все – от центонной поэзии до победы на достопамятных российских выборах Жириновского. Один из заметнейших русскоговорящих софистов Задорнов так и объяснил эту победу: «Народ пошутил!». Что, как мы понимаем, является эвфемизмом объяснения «Народ прикололся». Что касается Задорнова или, скажем, Жванецкого, то очень характерно, что роль бродячего учителя мудрости в названное время берет на себя профессиональный приколист (даже если он называет себя по-другому – юмористом там или сатириком). Впрочем, даже Сократ, говоря об афинской демократии, утрачивал самообладание и не выбирал выражений.
    Когда о неком творческом деятеле презрительно-пренебрежительно спрашивают «Чем он вообще занимается?» (вопрос риторический и подразумевает однозначное: «Черт-те чем»), ответ «Да прикалывается человек!» возвращает ему попранное право и утраченные ценности, а для многих служит пожизненной индульгенцией.

    Прикалываться означает творчески самовыражаться, демонстрировать свободу мысли и действия в индивидуальной и оригинальной манере.
    Наиболее адекватное определение рок-н-ролла (в его русской версии) содержится не в максиме слишком серьезного по отношению к себе БГ «Рок-н-ролл – это образ жизни» и не в помпезном гимне «Все это рок-н-ролл», а в одной из песен Кости Кинчева:
                Рок-н-ролл – это не работа,
                Рок-н-ролл – это прикол!
    Глагол действия «прикалываться» в культуре постмодернизма имеет немало эвфемизмов и синонимов. Например, тот самый Мюнгхаузен в фильме Захарова-Горина экзистенциальный призыв прикалываться формулирует так: «Улыбайтесь, господа! Самые большие глупости совершаются с серьезным лицом!» А знаменитое высказывание Умберто Эко «Если прошлое нельзя уничтожить, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности» на современный великий и могучий точнее было бы перевести «Если прошлое нельзя уничтожить, над ним нужно приколоться». Собственно, вся современная гуманитария этим и занимается. Потому что когда все можно сравнивать со всем – это не что иное, как прикол (даже если для острастки это принято называть деконструкцией). Когда эта самая деконструкция достигает уровня прикольности, ученые книги становятся интеллектуальным бестселлером. В русскоговорящей среде это произошло с книгой Вадима Руднева «Винни Пух и философия обыденного языка». Для анализа сказки Алана Милна ученый применяет методики структурализма, модальной логики, теории речевых актов и даже классического психоанализа. Интерпретация получилась – ничего себе! Например:
                «Мифологизм
    Структуру Винни Пуха определяет одна из наиболее универсальных архаических мифологем – мировое древо, воплощающее собой архаический космос. Самый универсальный сюжет, связанный с деревом, непосредственно открывает мир Винни Пуха. Пух лезет на дерево в поисках мёда; ему не удаётся отнять у пчёл мёд, но, именно залезая на дерево, он начинает писать стихи, что безусловно является реминисценцией мифологемы священного мёда поэзии, в поисках которого взбирается на Мировое Древо бог Один в «Младшей Эдде».
&nbs p;               Сексуальность
    В главе «День рождения» Поросёнок и Пух должны подарить И-Ё подарок. Пух решает подарить горшок с мёдом, но по дороге съедает мёд (видимо, он подсознательно понимает, что священный мёд никому нельзя отдавать). Таким образом, Пух дарит И-Ё пустой горшок из-под мёда, то есть «обессеменённый» пустой фаллос. Что же делает Поросёнок, испытывающий к И-Ё определённого рода сексуальное влечение? Поросёнок решает подарить И-Ё воздушный шар – упругий символ беременности, элемент архаического «забытого языка». Однако подсознательная боязнь беременности заставляет его порвать шар, который превращается в мокрую тряпку. Таким образом, Пух приносит И-Ё в подарок пустой горшок, а Поросёнок – порванный воздушный шарик. Казалось бы, это символизирует полный сексуальный крах. Однако И-Ё находит выход в символической мастурбации – он всовывает порванный шарик в пустой горшок, вынимает и всовывает обратно».

    Что остается делать тому, кто серьезно воспримет этот анализ? Повеситься на том самом злополучном дереве? Однако тот, кто поймет прикол, останется цел и невредим. Как некогда карнавал помогал не быть раздавленным под грузом сакральной серьезности, так ныне прикол помогает не потеряться и остаться собой в мире шизоидной политкорректности.
    Прикол служит и нашим механизмом понимания культурных явлений прошлого. Каждое поколение объясняет самому себе, почему Пушкин «наше все». Понятно, что каждый раз наполняемость этого «наше все» будет различной. Постмодернистское объяснение: Пушкин – «наше все», потому что он – приколист. Лермонтов, к примеру, приколистом не был, он к себе относился слишком серьезно. А Пушкин, «потомок негров безобразный», арап, жаждущий добраться до белых женщин (Сологуб), – был. По природе. Он во всем умел найти прикол, в каждом полумилорде и полукупце, Дон Жуане и Медном Всаднике. И не надо говорить нам о нашей неадекватности и узости зрения. В конце концов, мы же не говорим, что весь Пушкин в приколе. Прикол – это наша призма для понимания Пушкина. Мы его чувствуем через прикол, а потом уже через чувства добрые. «Онегин» – уж на что прикольная вещь! У хорошего словесника ученики в первую очередь чувствуют этот прикол, это свободное творчество, это «пишу спустя рукава» - невиданную свободу. У плохого – продолжают думать, что «Онегин» - энциклопедия русской жизни и обращаются как с энциклопедией: открыл нужный параграф, поинтересовался и захлопнул.
    Древняя формула per aspera ad astra на современные реалии проецируется так: через приколы – к Смыслу.


    ПРИКОЛ И КОММУНИКАЦИЯ

    Прикол не обязательно осуществляется в вербальной сфере, и все-таки речевой прикол – явление наиболее распространенное. Поскольку прикол в постмодернизме помогает осуществлять понимание, можем сказать, что прикол – эффективнейшее средство коммуникации, безотказный риторический прием. Потому что сознанием адресата в первую очередь фиксируются и воспринимаются приколы. Остроумные мелочи. Неуместные в общем контексте, выбивающиеся из заданного стиля. Удачная речь – речь с приколом. Удачная акция – акция с приколом. Удачное выступление – соответственно. Можно сказать, что в культуре постмодернизма прикол выполняет ту же функцию, что эпатаж в культуре авангарда: поразить, удивить, нарушить автоматизм восприятия, вызвать определенную эмоцию. Но ошибкой было бы думать, что не имея «ничего за душой», можно взять одними приколами. В сфере риторики прикол воспринимается как таковой на фоне неприкольного, серьезного дискурса.
    Можно выделить две наиболее распространенные формы речевых приколов: остроумная перефразировка устойчивых языковых единиц и ложная этимология.

    К первой категории относятся поэтические центоны «Я вас любил, любовь еще (возможно,/ что просто боль) сверлит мои мозги…» Бродского, «Шаганэ ты моя, Шаганэ,/ потому что я с Севера, что ли,/ по афганскому минному полю/ я ползу с вещмешком на спине» Кибирова, «Я пил с Мандельштамом на Курской дуге» Еременко и так далее. В непоэтической сфере аналогичным по механизму приколом являются модифицированные афоризмы Фоменко. С точки зрения прагматики, это очень удачное применение прикола – заставить реципиента слушать неинтересный ему рекламный текст, чтобы не пропустить фирменную фоменковскую остроту. Правда, тут есть подводный камень: опускаясь ниже определенного уровня (как правило, ниже пояса), идиомы нередко становятся пошлостью. А прикол, опошляясь и утрачивая меру, перестает быть приколом. Поэтому-то мат и сленг в художественной литературе ощущались как прикольные столь недолгое время.
    Игры в этимологию – вторая по значимости разновидность речевого прикола. Бесспорный чемпион в этой сфере – Виктор Пелевин, поведавший, наконец, широкой публике о происхождении термина «лавэ» от liberal values, либеральные ценности. Играя в этимологию, можно обосновать происхождение Константина Эрнста от Эрнеста Кассирера путем трансвербальной мутации. А любимое журналистами (куда больше, чем т.н. крутыми, которым оно приписывается) слово «понты» расшифровать цитатой из чеховского «Острова Сахалин»: «Пробавляются… продажей понтов, т.е. оленьих рогов, из которых китайцы приготовляют возбудительные пилюли». Конечно, ничего эти и подобные примеры прикольной этимологии в действительности не объясняют. Но – странное дело – у меня, когда мне что-то растолковывают посредством прикола, возникает стойкое ощущение понимания. Строго говоря, прикол не «понимают», в него «въезжают», здесь важен пространственный момент. Если это происходит, возникает ситуация соприсутствия, которую грех не использовать в коммуникативных целях.
    Умные люди давно это поняли. Прикол – негласное руководство к действию тех, кто работает на паблик релейшнз: журналистов, пиарщиков, политиков, преподавателей. Чтобы тебя воспринимали, ты должен уметь подать себя и свой материал прикольно, какими бы серьезными ты и он ни были. Тогда как ритор и идеолог ты будешь успешен. Как Парфенов. Как российский президент. Это ж фишка – президент-кагэбэшник! Это же прикол – часы на правой руке. Ну, и воля и ум – тоже, нужно согласиться, довольно редкое сочетание. А редкость – не всегда, но, как правило – прикол. Я не говорю о растиражированных сми путинских выражениях… Непопулярность украинского президента объясняется не в последнюю очередь отсутствием прикола как ярко выраженной индивидуальности. Характерные черты его облика, как-то невыносимое произношение «за прикол не катят». Такого у нас и в жизни хватает. Прикол же в любой форме – редкость, нечто уникальное и одноразовое, от кутюр, а не прет-а-порте.
    Мой Word слова «прикольность» не признает и предлагает заменить на «привольность». В этом есть некоторый смысл. И некоторый прикол. Привольность как внутренняя свобода самовыразиться. В настоящее время проще и эффективнее всего самовыразиться и самоидентифицироваться через прикол.


    ОБРАТНАЯ СТОРОНА ПРИКОЛА

    Как всякое архетипически обусловленное явление (я имею в виду, конечно же, связь с игрой), прикол амбивалентен. В смысле – он удивительно легко и быстро обращается своей противоположностью, и тогда нам становится «не смешно». Очень, кстати говоря, характерное состояние, по-моему, никем еще н е исследованное.
    Прикол – как острота. Острота, повторенная дважды, считается глупостью. Прикол – как история, которая является дважды: в первый раз как трагедия, во второй – как фарс. Повторенье – мать ученья, но приколу нельзя научить в принципе. Его суть – в одноразовости и неповторимости. Прикол – как личность. Ею тоже можно быть или не быть, а научиться быть – вряд ли.
    Важное примечание: прикол нельзя повторить, но разделить его – можно. Разделить прикол – значит, понять прикалывающегося. Так, пипл, кайфующий на джаз-бэнде или на рок-сейшенах, въезжает в прикол, рубит фишку, формулируядля посторонних – совпадает с ситуацией. И это прекрасно. Неповторимо прекрасно!
    Материальные объективации прикола – фенечка у хиппи, панковский ирокез, тату и пирсинг у клубных завсегдатаев – становясь массово потребляемыми, лишаются своего главного смыслового качества – прикольности.
    О вырождении явлений, суть которых изначально прикольна (то есть нарушает массовые стереотипы, позволяет личности проявить и утвердить себя через свободу поведения и мышления, броскую оригинальность) пишет Аверинцев в «Моей ностальгии». «В наше время все компоненты некогда антифилистерского набора – «сексуальная революция» + левая идеология + «феминизм» + литературно-журнальная агрессивность и т.д. и т.п. – до конца совпали с филистерством, стали с ним не то что совместимы, а просто ему тождественны».
    Прикол, увы, не омнипотентен и не панацеен, несмотря на свою заразительность и жизнеутверждающий характер.
    Может ли прикол быть вечным? Сакраментальный вопрос. У Набокова прочтем: «Какая стрела летит вечно? Стрела, попавшая в цель». То же с приколом. Не зря у прикола, стрелы и остроты есть общие семы – «заостренность» и «попадание». Угодивший в цель, он остается. В культуре или в личной памяти – как повезет, куда попадет.


    ПРИКОЛ И ИДЕНТИЧНОСТЬ

    Прикол может быть маркером индивидуальности. Сама по себе индивидуальность – слишком сложный комплекс, чтобы быть явленной или предъявленной в один момент («Смотрите! Я – индивидуальность!»). Прикол – простая и выразительная манифестация этой предполагаемой идентичности. Всякий редкий штрих – основание для прикола. Чтобы если не быть, то хотя бы претендовать на индивидуальность, нужно обладать индивидуальным приколом. За примерами далеко ходить не буду. Приколом может послужить фамилия. Например, моя. Очень простая. Вчерашняя. Не распространенная и забавная, что в совокупности и значит: прикольная. С детства с ней (и со мной соответственно) связаны курьезы.

    Молодой папа принес не имеющий имени, малоприкольный сверток регистрировать:
    - Фамилия? – спрашивает классическая тетка-чиновница.
    - Вчерашняя, - торжественно говорит папа.
    - Фамилия! – повышает голос регистраторша.
    - Вчерашняя, - не сдается родитель.
    - Да что я, по-вашему, всех вчерашних помнить должна! – взрывается тетка.
    Потом она, конечно, будет смеяться и приносить извинения. А для меня получение имени, моего личного знака, навсегда останется связанным с приколом. Конечно, я этого не помню. Мне об этом много раз рассказывали дома. И по этой причине прикол мифологичен. Он появился у меня раньше, чем индивидуальное сознание.
    Фамилия в силу прикольности не раз помогала мне в жизни. Становилась предлогом для завязывания отношений. Служила поводом для шуток и каламбуров. Она спасала меня на экзаменах по языку и философии, когда преподаватель вместо того, чтобы слушать ответ по билету, начинал рассуждать о прозрачной этимологии и вероятных коннотациях прикольного имени собственного.
    Не однажды для всяких газетных дел я пробовала придумать себе псевдоним. Делала его многозначительным и двусмысленным. И всегда выходило неудачно. Псевдоним же – что-то претенциозное. А в приколе важна простота. Только редкой оригинальности люди вроде Е.Лены могут сотворить из псевдонима прикол.
    Со временем я поняла: нельзя так обращаться с подарком судьбы (может, в конце концов, судьба тоже приколоться, нет?), и, выходя замуж, оставила себе свою прикольную фамилию. Даже щедро предложила поделиться ею с будущим мужем. Это я, конечно, погорячилась – он обиделся. Получалось, я его, мужчину, главу семьи, попыталась лишить идентичности. Не понял прикола.
    Через некоторое время встречаю Медовникова, одного из моих любимых преподавателей, того еще приколиста.
    - Анна, - говорит он, - а я о вас буквально на днях вспоминал, даже стихи сочинил.
Я сладко замерла в предчувствии мадригала. И услышала:
                    Как-то вышла я в народ,
                    Только дело зряшное:
                    Никто замуж не берет,
                    Говорят: вчерашняя…


    POST SCRIPTUM

    А еще прикол может быть:

• Формой психологической самозащиты художника: «Чего вы от меня хотите? Я просто прикалываюсь!» (А.С.Пушкин. «Поэт и толпа»)
• Сюжетом (Скупка мертвых душ)
• Эпитетом
• Метафорой
• Фильмом («Даун-Хаус»)
• Песней
• Политзаключенным (Лимонов)
• Лирической героиней (Масяня)
• Священнослужителем (Охлобыстин)
• Философией (в будуаре; и на кухне)
• Компьютерным вирусом («I love you»)
• Геометрическим телом (Лента Мебиуса)
• Тостом («Желаю, чтобы все!»)
• Мировоззрением (Митьки)
• Трюизмом
• Мечтой
• Божьим промыслом (Великий русский поэт – эфиоп)
• Прикол может быть всем. Точнее: все способно им стать.