Всех бардов, которые приезжали в Донецк, уж и не вспомнить.
    …Алмазов, Бережков, Боков, Васильев, Вахнюк, Визбор, Вихорев, Высоцкий, Ганьшин, Дикштейн, Долина, Дольский, Дулов, Евстигнеев, Егоров, Забашта, Завгородний, Иванов, Исмагилова, Качан, Ким, Клячкин, Кочетков, Кукин, Лебедев, Лорес, Луферов, Матвеенко, Мирзаян, Муравьев, Назин, Окуджава, Подберезин, Розенбаум, Семаков, Сергеев, Сергеев, Слободянюк, Стрижевский, Суханов, Туриянский, Устинов, Федоров, Фролов, Чулков, Ширяев, Яцуненко…
    Да и своих всех не перечислить.
    …Анищенко, Бакулина, Баламошев, Барановский, Бешуля, Бояршинов, Будько, Ветрова, Волошек, Ворожейкин, Гальперин, Ганиев, Гефтер, Гренделев, Дягтярчук, Ефимов, Жданов, Железняк, Зубкова, Карпачев, Качуро, Колесников, Король, Кочетков, Ломовский, Луковенко, Лукьянова, Лысенко, Майданов, Макарчук, Медуха, Мищенко, Москаленко, Низовец, Никитина, Попович, Прокопович, Самойлович, Семенов, Скобцов, Соловьянов, Теркулов, Токарь, Умпенев, Усенков, Филипский, Черепахин, Черноус-Макарчук, Чибизов, Шаталов, Шевцов, Шевченко, Шелепов, Шендрик, Шифрин, Шмонин, Яровой, Ясонова…
    Словом – место это не пусто.

    ТЕЛЕНЕДЕЛЯ. У Вас, насколько известно, есть своя классификация авторской песни?
    Владимир ЛАНЦБЕРГ. Я вижу 4 основные группы и несколько дополнительных.
    Первая – это массовая (какая-то часть - даже эстрадная, попсовая) авторская песня. Это направление обслуживающее, и, как таковое, оно работает на публику, сопровождается шоу, и основной его критерий – это успех. Успех количественный и любой ценой. На концертах много света, дыма, костюмов; если это нужно, то и «фанера». Соответственно, и содержание песен меняется, они делаются примитивными, для того чтобы захватить широкую публику…
    Вторая – это актерская, или театральная песня. Такая песня тоже ориентируется на успех, и ее ключевое слово – действо.
    Третья – творческая… Здесь, прежде всего, ценятся креативные моменты, то, что человек способен написать, придумать. Здесь мода уступает место нетленным вещам.
    И, наконец, четвертая группа, наиболее близкая мне, - личностная песня. Ее основное отличие в том, что личность стоит лицом к человеку. Человеку сложившемуся, уже состоявшемуся, имеющему свой уникальный опыт видения мира, человеку, который все, о чем бы ни шла речь, говорит «неправильно», не так, как все, не общеупотребительными понятиями… Эту песню надо прожить, этим она и отличается от всех остальных. Такой песни у молодых авторов нет и быть не может… Личностная песня не заточена на успех вообще. Эти песни пишутся для себя.
    САЛОН ДОНА И БАСА. Если говорить об отличительных чертах бардовской песни, что нужно назвать прежде всего?
    Михаил БАРАНОВСКИЙ. Важна честность. Очень доброжелательный слушатель у авторской песни, но он и рентген очень сильный. И если ты врешь на сцене, это никому не надо.
    Песня – это некоторая единица. 100%. Там есть слова, музыка и актерское мастерство (подача). Если текста 70%, музыки не может быть 2%, а подачи – 3%. Остается вакуум… В авторской песне главное, чтобы на выходе получалась эта самая единица.
    Вадим ГЕФТЕР. Нужны чуткость к слову и чуткость сердца.
    САЛОН ДОНА И БАСА. То, что теперь свобода стала общедоступной, на бардов не повлияло?
    Вадим ГЕФТЕР. В оппозиции к существующему строю бардовская песня стояла лишь одной гранью. Людей, которые были строю действительно чужды и преследуемы, не так много. Но есть много желающих преподнести себя жертвой режима. Сегодня авторская песня проходит испытание свободой: можно говорить что угодно, и тебе за это практически ничего не будет. Если раньше сам намек уже был смелым откровением, то сегодня надо не просто сказать о том, что тебя волнует, но еще и найти, как сказать.

Валерий СЕРГЕЕВ
(в облике барона Мюнхгаузена представляет выступающих):
    - Андрей СОБОЛЕВ (Симферополь)! Удивительный человек. Очень многое делает для авторской песни. Инициатор фестиваля «Балаклавские каникулы». Искренен в своих заблуждениях.
    - Александр КОРОЛЬ (Киев)! Очень серьезный человек – системный программист. Скоро 18 лет как возглавляет клуб «Арсенал» в Киеве. А первый свой клуб организовал в 1961 году в Караганде – с Витей Барановым.
    - Андрей АНПИЛОВ (Москва)! Человек разнообразных талантов: художник, поэт, известный прозаик.
    - Дмитрий МАКАРЧУК (Донецк)! Журналист. Один из председателей клуба «Круг». Пресс-секретарь творческого объединения «Точка опоры».

    - Вадим ГЕФТЕР (Донецк)! Организатор этого фестиваля. Руководитель творческого объединения «Точка опоры». Бизнесмен, очень любящий наше движение.
    - Валерий СЕРГЕЕВ (Киев)! Это я.
    - Владимир КАДЕНКО (Киев)! Талантлив во многих направлениях: поэт, переводчик, прозаик, филолог.
    - Михаил КОЧЕТКОВ (Москва)! Многолетний ведущий передачи «Гнездо глухаря». Играет в водное поло.
    - Анатолий ЛЕМЫШ (Киев)! Киево-московско-донецкий бард. Случайно оказался в зале.
    - Владимир ВАСИЛЬЕВ (Харьков)! Известный автор. Работает в разных жанрах.
    - Владимир ЗАВГОРОДНИЙ (Владимир-Волынский)! У меня был шок, когда я впервые услышал его песни. Преподаватель музыки. Уехал из Донецка.
    - Михаил БАРАНОВСКИЙ (Донецк)! Выдающийся музыкант, блестящий аранжировщик. Один из руководителей клуба «Метро». Вернулся в Донецк.
    - Владимир ЛАНЦБЕРГ (Москва)! Один из краеугольных авторов движения. Член Союза писателей. Педагог.

    В автобусе. Шум. Гам. Смех.
    - Что там поискать? Бутылочку? Пошарить?
    - Ок азывается, от слова «пошарить» произошло слово «шара»!
    КОРОЛЬ. А сейчас вы услышите старинный русский романс: «Голи… голимая звезда…»
    БАРАНОВСКИЙ. Помните песню «Вдыхая розы аромат…»? Там есть строчка: «Моя любовь – не струйка дыма…» Моя любовь – не струйка мимо…
    КОРОЛЬ. Замечательная песня: «Друзья уходят, как-то не зачав…»
    СЕРГЕЕВ. А песню про насос знаешь? «Нас оставалось только трое…»
    КОРОЛЬ. А про пах? «Этот день Победы порохом пропах…»
    КОЧЕТКОВ. Егоров меня донимал. Я говорю: «Я плохо слышу». А он: «Я тебе не верю». Я говорю: «Кто умер?» И все Егорова стали донимать: каждый день – «Кто умер?» вместо «Доброго утра».
    Мы ему говорили: «Понимаешь, Вадик, у нас на кладбище самый первый тост, любимый: «За здоровье не чокаясь – чтоб работа была».
    Мы с ним ездили на фестиваль в Славутич. Чернобыльский. Он говорит: «Ты когда последний раз занимался интимностью с женщиной?» Я говорю: «Вроде как перед отъездом». Он говорит: «Считай, что это было в последний раз». Приехал домой. Через месяц звонит Вадик. Говорит: «Как у тебя с этим вопросом?» – «Да вроде нормально, даже лучше стало». Он говорит: «Считай, что это агония».
    ГОЛОС. Знаете секрет старого мастера?
    - Знаем. Гитара меньше штуки баксов стоить не может.
    КОЧЕТКОВ. С Макаревичем была такая история. Перед выступлением подошла братва местная: «Андрюха! Здорово! Привет!» Ну и всё в таком духе. Потом, прощаясь: «Ну, пока, кто обидит – Кольку Кривого или, там, Ваську Косого… если что, назови!..» Администратор докуривает, в окно выбрасывает бычок и говорит: «Андрюха, извини, бездуховные, бля».
    АНПИЛОВ. У меня приятель работал во Владивостоке в ресторане, музыкантом. Как-то приходят эти, денег навалом: «Ребята, журавлей!» Ну, они, нормально, поют «Журавлей». «Не, - говорят, - не эти» и 50 дают. Поют Гамзатова. «Нет, нет, не те!» – и 100 рублей. Музыканты: «Может, «Летят утки, а за ними два гуся»? Ты хоть слово-то скажи нам!» Дает 300 и поет: «Журавли, журавли, не тревожьте солдат…»
    КОРОЛЬ. Я когда-то предложил ХАИ герб СНГ, но Масляков не пропустил: «Двуглавый трезубый козел».
    КОЧЕТКОВ. Как-то с друзьями… время было тяжелое, алкоголя попробуй достать, а друг подарил большую бутылку арабского одеколона (в хрустальном таком…). Выпили мы этого одеколону… Ну, входит жена. А она у меня такая понятливая… «Что за запах?» – говорит. - «А мы все побри-и-и-ились!» А у всех трехдневная щетина…
    КОРОЛЬ ИЛИ СЕРГЕЕВ. Ночь. Майдан Незалежности. Нам нужен знакомый по фамилии Нахум. Мой друг кричит: «Нахум! Мне нужен Нахум!» Из окна: «Нахум жил в 44-м!» Я говорю другу: «Что ты делаешь? В центре ж города, сейчас повяжут». А он: «Нахум! Нахум!» Из окна: «Ну и иди!..» И тут на крики выходит Нахум: «Почему не заходите?» Друг: «Я забыл код». Нахум: «Ну ты даешь… Как можно забыть такой код израильских дипломатов – 7-40?!»
    КТО-ТО. У нас в Пятихатках, возле физтеха, один мужик поставил кафе (это чистая правда)…
    - Это так кафе называется – «Чистая правда»?
    - Нет, но я как раз об этом. И там он в качестве рекламы написал – в столбик:
                    ЖЕЛАЕМ
                    ОТДОХНУТЬ.
                    ПРИЯТНОГО
                    АППЕТИТА!
    Провисело это один день – и он уже ничего с этим кафе сделать не смог…
    АВЦЕН. В Мариуполе видел кафе на берегу моря, которое называется «Утопия». А в Киеве есть кафе «Віч на віч». А в Донецке возле железнодорожного вокзала огромный плакат: «Очистим город!»…
    На днях рассказали чудный анекдот. Два друга холостяковали, холостяковали, потом один женился. Через год встречаются. Холостой – женатому: «Ну как?» – «Ой-й-й! Пить нельзя!.. Курить нельзя!.. По девкам нельзя!..» – «Так ты что? Жалеешь?» – «Ой-й-й! Жалеть нельзя-я-я!..»
    КАДЕНКО. Владимирский гуляет по Подолу. Где-то в декабре. Шапочка у него такая красная, пуховка. Подходит девочка: «Здравствуй, Дед Мороз! Ты что так рано?» – Ну, он: «Много деток, надо всех обойти. Смотрю вот, кто себя как ведет. (Краем уха слышит, что дети зовут ее Настей.) Вот ты, Настя, я вижу, хорошая девочка…» А потом подошел к пацанам, спросил, в какой квартире Настя живет. Ему сказали: в 12-й. И вот 31 декабря собрал он в мешок какие-то подарки и пошел в эту 12-ю квартиру. А там в полной прострации родители, которые втолковывали ребенку, что никаких Дед-Морозов не бывает и с кем ты вообще разговариваешь… Ребенок в истерике. А тут Владимирский: «Я не знаю, что вы сейчас будете говорить, но Дед Мороз – существует…» Короче говоря, пришлось им извиниться перед девочкой…
    КОЧЕТКОВ (засыпая). Свято место полно не бывает.
    БАРАНОВСКИЙ. У нас был работник, который один всю аппаратуру грузил. Невероятной физической силы, но совершенно без юмора. Ну, так бывает. Его подначивают: «Ваня, тебе, может, с нами ездить нельзя…» – «Почему?» – «Ну, ты ж технику безопасности не знаешь». – «Я знаю». – «А ну?» – «Не стой под стрелой!» – «А как ты это понимаешь?» – И человек говорит фразу, которую я по гроб жизни не забуду: «Стрела может упасть, и я могу не выдержать».
    КАДЕНКО. Коля Венгерский в каком-то спектакле играл одновременно и подпольщика, и немца. Вот он только что был подпольщиком, и тут же побежал, немецкую форму натянул и уже выходит на сцену, ноги расставил – а из ширинки красные трусы…
    БАРАНОВСКИЙ. Некоторые знают, на «Эсхаре» Гефтер Морозкину подарил памперс на 135 килограммов. Тот надел, а на день рождения Гефтера – отомстил: представьте себе Гефтера в таких вот бриджиках, в распашонке и в чепце Хрюши. Это бомба! Это мне очень понравилось. Особенно чепец. Полный чепец!
    КАДЕНКО. Кто мои спички спи... -и-и-чки-и-и!…
    БАРАНОВСКИЙ. В Сумах есть памятник Ленину, работа Кавалеридзе. А мы придумали: памятник построили три великих скульптора – Кавалеридзе, Артиллеридзе и Фекалия (последний – менгрел).

    КАДЕНКО. Самая менгрельская фамилия – это Фамилия.
    КОРОЛЬ. А мне нравится такая: Кучагравия.
    БАРАНОВСКИЙ. А Оргия? Милиция? Канализация?
    КАДЕНКО. А когда она украинка, а он менгрел, то получается – Береговая Артиллерия.
    БАРАНОВСКИЙ. Или: Пипко-Бесноватая.
    ГОЛОС. По радио передавали: «А сейчас у нас в студии Головач Лена… извините, Елена Головач».
    КАДЕНКО. Я служил в армии, в Азербайджане, и кого-то там в местные советы избирали. Она армянка, наверное, - Джульетта Гамлетовна. Мы ей тут же придумали фамилию – Шекспир-заде.
    БАРАНОВСКИЙ. Оперируют меня в Донецке. Ассистент профессора – Венера Марсовна.
    ГОЛОС. Ну, у моей тетки есть подруга Венера – тетя Вена…
    КОРОЛЬ. Она провела ужасную ночь: всю ночь не сомкнула ног…
    ВАСИЛЬЕВ. Я попросил Чичибабина, чтобы он прожюрил харьковский конкурс городской песни. Борис Алексеевич сидит, скрежещет, конечно, но терпеливо слушает. Вышел молодой человек и запел: «Пляши, Саломея, пляши, по ка лоно твое свежо». Чичибабин моей жене говорит: «Анна, у Вас есть выпить что-нибудь?»
    КОРОЛЬ. «З висунутими членами виборчої комісії…»
    БАРАНОВСКИЙ. Я работал на швейной фабрике. Там был один олигофрен. Он писал стихи. И прозу. И приносил мне. Я, к сожалению, утерял все при переезде, но кое-что помню. Для примера:

Я говорю: «Володя, а собственно, я недопонял последние две строчки…» Он говорит: «Ну мы же ходим на демонстрации!» Я говорю: «Да». – «А что мы в руках носим?..»
А вот еще:

    А проза какая! О юноше Нилан и о девушке Котлан. Ты бы придумал такие имена? Там все персонажи есть. И разбойники, и Баба Яга. Баба Яга: «На кого руку поднял? Сразимся?» – «Сразимся!» - Стали они драться. Долго бились, но он победил.
    Он мне инструкцию писал – как мне себя вести. Я обязан ездить на гастроли. Там был такой пункт: «Гонорар делить со мной, а не с женой. И не хитри». А ансамблю нашему он придумал название: «Безбрежные воды».
    Поэт Владимир Макаров – везде эта подпись. Он болен, он олигофрен…
    АВЦЕН. Иногда то, что пишут здоровые люди, очень похоже на бред.
    КАДЕНКО. Тогда и проявляется настоящая сущность.
    БАРАНОВСКИЙ. А какая была пара у Ноя?..

    Шествие с транспарантами: «Даешь фестиваль досрочно!», «Худые – в худсовет, толстые – в президиум!», «Да здравствует старое вино и новые песни!», «С миру по нитке – барду на струны!», «Серьезное лицо – не признак ума», «Долой бардак из бардовской песни!»
    На трибуне гости фестиваля в костюмах барона Мюнхгаузена. Раздаются приветствия: «Да здравствует 32 мая! Ура!», «Организатору фестиваля Гефтеру громкое троекратное ура, ура, ура!!!»

    Андрей СОБОЛЕВ. Право поднять флаг фестиваля предоставляется комедианту лагеря и главному флагману и флагштоку фестиваля!
    Флаг поднимается. Крики: «Ура!»
    Андрей СОБОЛЕВ. Уважаемая бардва! Хочу вам сказать чисто сердечно, что наш фестиваль уже удался – вчера многие пофестивалили на славу, а также на Борю и на Жору. Кстати, о Жоре – по-прежнему очень хочется есть. А еще больше пить и смеяться, как дети.
    Сначала о том, что было сделано. Вчера в концерте выступала пара бардков из Москвы – так мы их сделали, пацаны!
    Не обошлось без мелких неприятностей. Ночью одной машине порвали пасть. Хорошо еще, что моргалы не выкололи. Как говорил мой знакомый специалист по мужским болезням, проктолог: это же полный беспердел!

    Постоянно отвлекает от работы многосисячный женский коллектив. С этим надо что-то делать, но нельзя же все время делать это что-то.
    Вы помните, мы говорили: «Здесь будет город заложен». Мы свое обещание сдержали – заложили весь город вместе с его жителями. Теперь на освободившемся месте мы можем проводить наши фестивали. Ура, товарищи!
Пацаны и девчонки! Был проведен конкурс на лучший камень за пазухой. Именно он будет положен в основу Кургана Славы. Поскольку из многих присутствующих бардов уже сыплется песок, другого строительного материала мы не завозили.

    Владимир ЛАНЦБЕРГ. Совершенно прекрасное состояние. Ибо оно всегда прекрасное. Ибо всегда есть в ней потребность, а раз есть потребность, то есть и люди, которые эту потребность отрабатывают – пишут песни.
    Вопрос в другом: есть ли структуры, которые позволяют авторской песне как-то себя являть. Мне кажется, сейчас нет кризиса жанра, а есть кризис структуры.

    Мы же понимаем, что чем продвинутее, чем серьезнее песня в плане литературном, да и в общефилософском, тем меньше людей, готовых ее понимать. И мало того, что эти люди немногочисленны, они сегодня еще и бедны в наших странах, так что песни для этих людей себя не окупают. Поэтому продюсеры всех мастей (телевизионные, эстрадные и прочие) если и разрабатывают авторскую песню, то массовую, т.е. попсовую, которая может себя окупить. А с продвинутой авторской песней возиться некому. Вот и получается, что на обычных фестивалях ее крохи, потому что все сцены в основном заточены под большие массы, а этой песне некуда деваться. И тогда комиссия Грушинского фестиваля в 1995 году предложила учредить параллельный конкурс, который бы работал с такой, продвинутой песней, без оглядки на деньги, на конъюнктуру, на публику, а исходя из ценностей самой культуры. Так появилось то, что сейчас называется «Второй канал Грушинского фестиваля».

    Михаил КОЧЕТКОВ. Современное состояние авторской песни меня устраивает на все сто. Где-то раз в год появляется новый автор. Который мне интересен. Но почему-то люди, которым за 60, говорят, что авторская песня умирает. Наверное, они думают, что она умирает вместе с ними. Но такие авторы, как Лена Фролова, Лена Казанцева, много делают для того, чтобы она не умерла. В общем, нормальное состояние. Ни много, ни мало – тот же процент интеллектуальности, который был всегда. Тут на пресс-конференции ругали попсу… Да не было бы попсы – не было б с чем сравнивать. Авторская песня не была бы так хороша.

    Андрей АНПИЛОВ. Авторская песня – это было исключение из правил. Был контекст обычной советской песни – и вдруг в песню пришли поэты. Окуджава, Галич, Матвеева…
    Сейчас авторская песня – это стиль. Она живет сейчас воспроизведением стиля. Поэтому стали возможны такие проекты, как «Песни нашего века». Это нормальный эстрадный проект. Очень популярный. Именно проект. Социальную функцию авторская песня утратила. Есть несколько художников, которые продолжают этим заниматься, но их не так много – пальцев хватит.

    Владимир КАДЕНКО. Прежде всего, нужно различать в авторской песне жанр и движение. Потому что одним и тем же словом мы называем вещи разные, хотя и очень близко друг к другу стоящие.
    Относительно движения… В общем, все осталось по-прежнему. Это море разлилось очень широко, особенно после раздела Советского Союза, - буквально на весь земной шар: сейчас и Америка проводит свои фестивали, и Германия…
    А относительно жанра… Жанр всегда представляют единицы. По-настоящему. Настоящего всегда мало. Если Грушинский фестиваль собирает сегодня 300 тысяч, то это хорошо или плохо? Это палка о двух концах. Грушинский фестиваль, который раньше существовал в чистом виде – романтическом, открытом, сегодня превратился в ярмарку. Это мне не очень интересно, потому что на самом деле искусство не должно зависеть от денег. Но, увы, так происходит. Так происходит в кино, в театре, в литературе – и в авторской песне. Потому что чтобы что-то произошло и стало всеобщим, нужны денежные вложения. Но этот вопрос слишком общий, чтобы на него отвечать коротко.

    Владимир ВАСИЛЬЕВ. Начну с того, что процитирую Андрюшу Анпилова, который говорил, что 60-е годы озвучил Окуджава, 70-е – Высоцкий, а 80-е – наверное, Розенбаум… Я обратил внимание, что молодые авторы, которые приходят сейчас в авторскую песню, идут не от Окуджавы и не от Высоцкого, и не от Визбора. Это не камень в огород Розенбаума – каждого барда порождает свое время. Но если говорить о поэтическом уровне, то я бы, конечно, отдал предпочтение Окуджаве и Высоцкому. Потому что Розенбаум, при всех его достоинствах и талантах, явление все-таки массовой культуры. веяния, которые не могут не влиять: рок-музыка, бард-рок. Их не надо бояться. Жанр – живой организм, он развивается, а все новое чаще всего появляется на стыках жанров.

    Говорили о кризисе жанра, о том, что авторская песня вышла с кухни на кухню и ушла… Я в это не верю. Жанр этот невмирущий, потому что потребность самовыражения была, есть и будет, а интеллигенция, надеюсь, не вымрет в нашей стране. К сожалению, многие уезжают, но они организовываются в других странах.
    Витя Байрак написал в своей статье (может, это дурной тон – много цитировать?..), что авторская песня – это как иврит русской интеллигенции. Это свой язык. Не хотелось бы этого языка лишаться. И хотелось бы оставить этот язык в достаточно хорошем, качественном состоянии.

    Александр КОРОЛЬ. Когда один еще более великий, чем мы, со сцены в Киеве начал плакаться по поводу того, что авторская песня умерла, я отправил ему записку: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены. Авторская песня».
    По роду своей деятельности (я много работаю с молодыми, уже много лет) я езжу по многим фестивалям – не только на Украине, но в Белоруссии, и в России. Я могу, отвечая за свои слова, сказать, что авторская песня развивается, она жива. Она развивается очень интересно, появляются очень интересные, очень талантливые авторы. В нашем жанре как: знают того, кого видят с телеэкрана, и больше никого. Но внутри жанра есть очень интересные имена.

    Конечно, она изменяется. Она изменяется музыкально – это понятно, потому что молодежь выросла на другой музыке, не на той, на которой выросли мы. И, переваривая в организме эту музыку, она подсознательно выдает несколько другую мелодическую основу. Что же касается литературной части, то здесь как всегда: есть плохие поэты, есть – хорошие, и в этом смысле ничего не изменилось.
    Авторская песня как бы вернулось в свое жанровое русло, и больше ничего страшного с ней не произошло.

    Валерий СЕРГЕЕВ. Состояние песни – нормальное, и есть этому несколько подтверждений. Уже 20 лет работает бардовский лагерь Барзовка, в Крыму, под Керчью. Народ туда стремится, рвется, борется за право туда поехать, потому что всех желающих принять невозможно. И приезжают туда с детьми – и дети бардов тоже поют. Выросло уже не одно поколение бардов.
    И за рубежом – многие из тех, кто уехал, умудряются проводить фестивали. Недавно был фестиваль в Лос-Анджелесе, в июне будет фестиваль в Нью-Йорке; проводятся фестивали в Германии, в Израиле…

    Так что авторская песня не умирает, и я думаю, что она как бы изначально обречена если не на бессмертие, то на долгожительство.

    Михаил БАРАНОВСКИЙ. Процесс продолжается. Три-четыре-пять лет назад возникла необходимость каких-то ответвлений. Потому что (это не я сказал) жанр в чистом виде долго существовать не может, и сейчас появилась тенденция к освоению материальной базы, как то: стали немножко лучше играть на гитарах, повышать свое исполнительское мастерство. Позволю себе процитировать себя: когда я жил в Виннице, первое правило нашего клуба было: «Зритель ни в чем не виноват». Сейчас в авторской песне больше стало «от песни». И это хорошо, потому что это все-таки песня, а не просто берется ля минор и сочиняется мелодия.
    Не только разветвление, но даже конфронтация возникает. Не знаю, хорошо это или плохо. В одном из рассказов Джека Лондона есть фраза: «Те, кто звали жить, звали жить на деревьях». Нельзя. Не будет, как было. Другое время – с этим надо считаться, и с этим нужно смириться. А молодых авторов – это новые тенденции, новые ветви – очень много на Украине. Украинская школа – очень сильная. Мне она близка. Не потому, что я такой патриот. Россия, к сожалению, здорово «опопсилась» в этом жанре.
    Не все новые тенденции мне близки, но любое новое имеет право на жизнь. Пусть вырастает, а там посмотрим. Приживется – хорошо, а не приживется… Это своего рода селекция…

    Владимир ЗАВГОРОДНИЙ. Этот жанр живет и не умирает, и я думаю, что он и будет существовать. Сейчас в авторской песне наблюдается профессиональное отношение – и к поэзии, и к музыке. Это не умаляет ее суть, ее доверительную основу, ее искорку искренности… Меня это радует как музыканта-профессионала – теперь я здесь не чужой.

    Андрей СОБОЛЕВ. Состояние авторской песни сейчас определяется двумя моментами: с одной стороны, очень большое желание у массы людей, продвинутых в этой области, реализовать себя, а с другой стороны, слабая информированность другой массы населения о том, что такие люди есть. Обычное представление об авторской песне ограничивается фамилиями Высоцкий, Визбор, Розенбаум… ну, Митяев… Вот эта нестыковка меня озадачивает. Нужно выводить авторскую песню на площади, на площадки, на экраны, на театральные подмостки, на радио…

    Дмитрий ДОЛГОВ. Сейчас уже стало понятно, что авторская песня явно разделилась – на любительскую и профессиональную. Хорошо это или плохо? В общем, это не нам решать – время покажет. С моей точки зрения, это хорошо. Если раньше было достаточно, что человек сам что-то придумал и что это неплохо, и никого не интересовали его вокальные данные, его сценический образ, его гитарная техника, то сейчас это уже учитывается, и довольно явно учитывается. Сейчас зритель прежде всего воспринимает форму, а уж потом – суть. И форма должна привлекать.

    И тут мы вступаем в другую половину вопроса: коль появляются профессионалы, то авторская песня становится не только творчеством, но и товаром. А вот это уже плохо. Профессионалы – это люди, которые творчество сделали профессией. Они продают определенный товар, который обладает определенным спросом. Естественно, что грани между чистоганом и творчеством зыбки, и человек легко может уклониться как в одну, так и в другую сторону. Слаб человек. Но есть люди сильные, которые могут контролировать этот вопрос для себя, не опускаться до зарабатывания денег, и слава Богу. Хотя, понятное дело, будут и те, и другие, и третьи. Вот, собственно, что происходит в авторской песне взагалі.

    Марина ДРЕГАНОВА. Я вот поездила, сколько получилось, побывала на больших фестивалях – «Питерские аккорды», «Второ й канал»… Песня развивается, и развивается очень интересно. В музыке – яркое, органичное применение джаза, блюза. В по эзии – такие авторы появляются – просто, считаю, недосягаемая даль. Чикина, сестры Войтинцевы – это потрясающее что-то.

    Дмитрий МАКАРЧУК. Вроде бы не последнюю краюху хлеба доедаем, но в целом очень трудно дается жизнь. Постоянно мозги забиты: что-то где-то надо успеть, прокрутиться, открыть, закрыть… И в песне то же – нет времени на окультуривание мысли, на остановку – просто полюбоваться жизнью… Но чем больше человек закручивается по этой спирали, тем больше начинает скучать по искренности. Искренность становится тем качеством, которого не хватает душе.
    Вот Каденко… Он не ахти как играет на гитаре, но у него такие попадания! Простые слова, никаких наворотов… Вот она, жизнь. Мне кажется, что чем дальше песня будет совершенствоваться в гитаре, в стихоплетстве, тем ценнее становится искренность.

    Георгий КУРЯЧИЙ. Кажется, в начале 90-х Окуджава начал говорить, что авторская песня умерла. И все потом это говорили – глядя на то, что сделало смутное время с движением, на эту свистопляску. Говорили: ну все, теперь все разрешили, теперь отовсюду полезут те, которым раньше было все равно… И тогда же, я помню, было ощущение свежевания Окуджавы: дикое количество квартетов, квинтетов и прочих -тетов, которые красивыми голосами, на много голосов, пели песни Окуджавы, совершенно не вникая в то, зачем это написано и что там на самом деле, - поскольку мелодии доступны и не вполне обыкновенны, - и получается такая поделка, может быть, даже красивая, но совершенно бессмысленная. Вот это меня очень сильно убило.
    Однако – выясняется, что несмотря на это стремительное наполнение тусовкой, очень много чего еще можно делать в этом жанре. А в какой-то момент я обнаружил, что это смутное время – прошло. Я обнаружил, что эти 200 тысяч приезжающих на Грушинский фестиваль меня совершенно не напрягают, потому что среди них можно найти те пять сотен людей, которые интересны друг другу и которые не теряются на фоне этих 200 тысяч.
Сейчас как раз идет выработка новой ниши, нового места для авторской песни. Нового – по отношению к традиционному культурному шлейфу, к тому, что обычно говорили о ней: что эти люди выходят петь в лес или на кухню, косо смотрят на существующий режим и т.д. Вот теперь концепция какая-то другая. Какая – пока еще никто не знает. Это только-только зарождается…
    Появилось очень много молодых людей, которые совсем не такие, как люди предыдущего поколения. Между теми, кому 30 и меньше, и теми, кому за 40, а на самом деле за 50, - какой-то провал. Там тоже встречаются личности (личности встречаются всегда), но как движение, как волна – там есть какой-то зазор. Потому что в это время происходило активное раскрашивание, так сказать, тотемизация установок и выработка новых.

    Георгий ТУНИН («Жорж Саныч»). Тенденции в развитии авторской песни сегодня такие же, как и вчера. Появляется то, что должно появиться. Как появился Высоцкий – в то время, когда он был нужен, как появился Окуджава – тоже вовремя… Кстати, не один Окуджава, хоть он у нас считается законодателем авторской песни, - какую-то свою часть спектра представляли Анчаров, Городницкий, Визбор, Кукин... Их сама жизнь выдвигала. А потом они становились авторами образца какого-то года.
    Объясняю. Кукин ранний и Окуджава ранний отличаются от тех же фигур поздних. Не будем говорить о мастерстве – изменялось видение мира, понимание жизни. Но если Окуджава в развитии дошел до 90-х, то Кукин остался в 60-х. Мы говорим: Кукин стал хуже писать в 70-80-е, и вообще – не нужен нам Кукин 70-80-х, дайте нам Кукина 60-х. И нам давали. А человек, зависимый от Гастрольбюро и от слушателя, вынужден был петь то, чего от него требовали. И Кукина законсервировали. Он и запил по этой причине – потому что себя не выразил. Это трагедия художника.
    Другой пример – Дикштейн, которого мы слушали недавно в Донецке. Нам не удалось заставить его спеть свои лучшие – для нас – песни 60-70-80-х годов. Он сказал: я прошел тот период, и я свободен, мне не нужны ваши деньги, я показываю себя, а не зарабатываю, я не хочу петь Дикштейна 60-х, потому что живу, и это живое вам показываю.
    В общем, каждый автор, развиваясь индивидуально, зависит от жизни. И наоборот – завися от жизни, имеет возможность строить свою судьбу.

    Борис ВЛАДИМИРСКИЙ. Современное состояние авторской песни – если согласиться с таким определением, а я с ним не согласен, – совершенно нормальное. Единственное, что я подозреваю в плане ее развития, - это технология, прежде всего музыкальная. Что же касается текстов – они тоже, естественно, меняются, но иначе. Они меняются в силу того, что, скажем, такое явление, как массовый туризм, умерло. Авторская песня в значительной степени была порождением туризма. Костры, новые пейзажи, эмоциональная перенасыщенность от увиденного, эмоциональная нагрузка в связи с преодолением чего-либо – это были основные толчки в начале ее развития. Сейчас, конечно, этих факторов все меньше…
    - А сейчас какие факторы влияют на авторскую песню?

    - А сейчас какие факторы влияют на авторскую песню?
    Во-первых, к сожалению, деградация просвещения. Сейчас десятиклассник может не знать, кто такой Михаил Булгаков. Поскольку русскоязычный все-таки писатель… (Но уже, слава Богу, нет: мой приятель перевел его на украинский. Боясь, что в следующее поколение он просто не войдет).
    Второй фактор: появилось понятие «продвинутый». Теперь все понимают, что нужно «толкать». Что нужны деньги, чтобы человека «раскручивать». Раскручивают же, как правило, «своих». И вот эта «раскрученность» сбивает планку вкуса. Мне горько сознавать, что мы с вами живем в эпоху Аллы Пугачевой. Она замечательная певица, но – я не хочу жить на этом уровне. Это, в общем-то, обидно.

    Вадим ГЕФТЕР. Современное состояние авторской песни не столь плачевно, как иногда кажется. Хотя произошло феноменальное изменение: долгое время барды рвались из кухонь, из лесов на сцену – и вот теперь, когда они вырвались, им приходится жить по законам эстрады. А это значит – делать себя более доступным потребителю. Вырвавшись из своего круга, авторская песня что-то потеряла. Произошла, на мой взгляд, потеря поэтического качества. Но взамен – приобретение качества музыкального. Улучшение аранжировок и других украшений. Появились новые имена. Идет плеяда – т.е. цепь не обрывается.

    2. Какими именами представлена современная Авторская Песня?

    Владимир ЛАНЦБЕРГ. Имен-то я много могу назвать, но не могу сказать, что все они равноценны. Есть интереснейшие авторы с Украины: Марина Дреганова из Харькова, Алексей Бардин из Полтавы, Елена Пономаренко из Запорожья… Даже на этом фестивале: кому публика больше аплодирует? Тем, кто повторяет зады обычной эстрады – поет легкие, пошловатые песни. А ведь здесь же есть Владимир Завгородний – очень глубокий, интеллигентный автор из Владимира-Волынского. И такие классики песни, как Владимир Каденко и Владимир Васильев. В общем-то, стали классиками и Сергеев с Кимельфельдом – их песни поются и не стареют. И Гриша Дикштейн, харьковчанин. Есть очень интересные песни у Сапожникова, у Валерия Вернадского, у Белика, у Байрака, из эксцентрики что-т о можно вспомнить у Бориса Бурды… Ольга Дробот… Но все-таки это не совсем тот ряд, где Васильев и Каденко.

    Михаил КОЧЕТКОВ. Я люблю Андрюшины песни [Андрея Анпилова], а также, повторюсь, Фроловой и Казанцевой.
    Старые люблю – начиная от Вертинского. Меня больше устраивают Вертинский, Галич – люди театральные, у которых песни жанровые, сюжетные. Может быть, я просто недалекий, и у меня вкус плохой – мне приятнее за событиями следить, чем за пейзажем.
    А сегодня… Это длинный список. Вот в Харькове живет Маслов Саша – который уже не поет, наверное, лет десять. Патологоанатом. Трупы вскрывает. Это занятие приятнее оказалось. (Смеется.) Написал одну из пяти-шести моих любимых песен.
Да куда ни копни – Мищуки, Кинера… И что смешное – никто никому не мешает в этой жизни, потому что никто ничьей ниши не занимает. Вот как я – такие дурацкие песни вроде никто особо не пишет. Ну, где-то близко – Казанцева, но она по-своему пишет:
                     Я покупаю огурец
                     На всю свою семью.
                     Невелика моя семья –
                     Мой огурец и я.
    Да. А я пишу:
                     Меня супруга огорчала,
                     Как гражданина и отца.
                     Не велика беда начало,
                     Но велика беда конца.
В принципе, не важно, что писать. Главное – чувство, с которого это делается.

    Андрей АНПИЛОВ. Из тех, кто работает достаточно активно и кого я очень люблю, - Лена Казанцева. Ну, естественно, Миша Кочетков. Понятно, Бережков… Надя Сосновская… Лена Фролова… У них очень серьезные вещи.
    На этом фестивале я услышал Диму Долгова, из Запорожья. Он мне очень понравился. Аккомпанемент, композиторство, интонация – все просто… и чистейшего уровня.
    И этот Завгородний… Это что-то совсем другое. Какая-то, видно, кобзарская традиция и плюс XVIII век. И даже, если по-европейски, XVII-й. Барокко. То, что осталось где-то у Тредьяковского, но в актуальном его нету, совсем. А тут еще одна степень остранения – для русского уха – украинский язык. И трогательно, и – великолепно.

    Между прочим, мне Вадим Гефтер очень понравился. С виду – типичный новый русский, на телефоне, в делах… А взял гитару… Блестяще играет. Не больше, чем нужно. У него претензии меньше, чем получается. А это самое важное. Вроде песенки для друзей, на случай, домашние, а получаются они – крупнее. Это намного лучше, чем если человек станет писать об Апокалипсисе, а получаться будут одни общие слова.
    А в Москве есть Гриша Воронский. Он занимается песней как художник. Близко это мне или не близко – не важно, но я понимаю, что это очень важно, когда человек имеет все основания стоять на сцене и что-то говорить людям. Он как бы создан для этого. У него есть артистизм, внутренний какой-то смысл, перспектива человеческая…

    Владимир КАДЕНКО. Конечно, есть и новые имена, и то, что вчера еще было новым… Вот Владимир Завгородний – ему 40 с небольшим, но узнали о нем совсем недавно. А ведь он и раньше писал, он же был где-то рядом с нами все это время. И сейчас он живет на самой окраине, почти на польской границе. Пишет по-русски и по-украински. А сколько еще таких, кого мы не знаем…
    Из более молодых успел проявить себя Дмитрий Долгов из Запорожья. Из совсем юных, 20-летних, - Денис Голубицкий, Сергей Мартынюк (оба из Киева)… Есть целая плеяда интересных и подающих надежды авторов в Виннице, в том же Запорожье…

    Владимир ВАСИЛЬЕВ. Если говорить о Москве, то это творческое объединение «Третье ухо»: Георгий Донской, Александр Тимотков… Это очень интересные ребята. Куртуазные маньеристы.
    Если говорить об Украине… Конечно, Володя Каденко, он мне очень близок. Дима Долгов. Интересно заявил о себе, но потом немножко в тень ушел Александр Бебех (из Одессы). У нас есть хорошие исполнители – Руслана Туриянская…

    Валерий СЕРГЕЕВ. Думаю, о старой гвардии особо говорить не нужно – она была и никуда не делась. Кто-то продолжает писать, кто-то не пишет – и не надо из этого делать трагедии. Есть разные причины. В первую очередь – это требовательность к себе. Некоторые из нас (включая меня, например) считают, что чем писать хуже, лучше вообще не писать. Пока что-то не появится. Но многие из старой гвардии продолжают писать, и очень здорово: Володя Каденко, Саша Король…
    А вот из новых имен – можно долго перечислять. Прогремели, буквально прогремели в последнее время – Александр Подненко из Винницы, из той же Винницы совсем молодой Андрей Коваль, и целый ряд других из того клуба, где очень здорово работали Барановский и Галя Любчич. Они целую плеяду вырастили: Грязнов Сережа, Попелюшка… Это только один клуб. У Короля в «Арсенале» тоже немало талантливых ребят выросло: Сергей Мартынюк, Оксана Удовиченко… В Запорожье – Дима Долгов… Антон Заяц из Луганска…

    Александр КОРОЛЬ. (Продолжая.) Там же Антон Ворожейкин… Папин Алексей – очень своеобразный полурок… Марина Дреганова… Оля Дробот – она жила в Херсоне, сейчас в Киеве… Денис Голубицкий… - кстати, сын Аркадия Голубицкого, это был первый председатель клуба «Арсенал», автор старшего поколения.

    Михаил БАРАНОВСКИЙ. Есть замечательные авторы, которые, увы, являются посредственными исполнителями своих песен. К сожалению. Но многие исполнители, к чести их сказано, - вообще-то немногие, если сказать честно, - берут песни авторов нераскатанных (не Окуджаву, не Никитина, не Визбора) и делают из них то, что планировал автор. Большое им за это спасибо. Так мы узнали таких авторов, как Сергей Мартынюк (Киев), Денис Голубицкий (Киев)… Очень своеобразна, очень нравится Марина Дреганова.
    Одним из самых ярких явлений на Украине, поющих авторскую песню завтрашнего и даже послезавтрашнего дня является Завгородний. Я не буду спорить, если у кого-то будет обратное мнение, но я имею право на свою точку зрения, и у меня есть достаточно аргументов. Ну, безусловно, Каденко, Васильев… Это золотой фонд.
    Есть очень своеобразные молодые авторы, которых, к сожалению, мало знают. Есть одесский автор – Игорь Кальнев – он парень откуда-то с Дикого Запада, вестерн такой, кантри, фолк-рок, причем это не насосанное из пальца – он абсолютно искренен, он такой. Я его назвал Сагамор – у него такой индейский вид… Замечательные песни. Есть Александр Больменко – это винницкий автор. Мы с ним записали недавно альбом – это была его награда, гран-при на «Балаклавских каникулах». Он мало ездил, его мало знают. Прекрасный автор. Лена Касьян во Львове…
    На Украине очень много сильных и не просто хороших авторов, а кто умеет и показать свой продукт. К сожалению, в последнее время миграции затруднены (в силу известных причин), и авторы мало друг друга видят. И я с огромным удовольствием на каких-нибудь посиделках или концертах пою песни чужие, а не свои.

    Владимир ЗАВГОРОДНИЙ. Я не могу судить в целом о России, поскольку я там не бываю. А украинская авторская песня, по-моему, сейчас довольно сильна. Хотелось бы, чтобы была организована сеть концертов, турне по городам Украины. Некоторые даже областные центры, особенно на Западной Украине, если и знакомы с этим жанром, то только понаслышке. В нашем городке, Владимире-Волынском, мы создали клуб, проводим тематические вечера – Окуджава, Визбор… И тянется народ, тянется к чистому родничку… Знаете, сейчас этого не хватает – искренности.

    Я боюсь кого-то не назвать – очень много талантливых авторов. Каденко, Барановский, Васильев, Король… Марина Дреганова – какой интересный автор. Я могу перечислять очень долго, поскольку у каждого из них учусь, когда приезжаю на фестиваль. Это мне необходимо. Это стало уже как воздух.

    Андрей СОБОЛЕВ. Есть российская школа авторов, которые базируются на незыблемом авторитете тех же Высоцкого, Клячкина, Окуджавы, Галича и т.д. И есть наша украинская школа, которая стала украинской совсем недавно. Раньше мы были все вместе. Пели на русском языке, на украинском – не суть важно.
    Так вот, в украинской авторской песне сейчас происходят необычные процессы. Существует целая плеяда интересных авторов. Это прежде всего Владимир Завгородний – считаю, что это номер один в Украине. Это то новое, что возникает сейчас в авторской песне: по жанру, по экспрессии, по драматургии. Это совершенно новое. Михаил Барановский – тоже новое. Прекрасно владеет словом, прекрасно владеет инструментом. Сильным автором считаю Вадима Гефтера, который глубоко традиционен, но обращен к современной проблематике, социально заострен – сегодня это очень ценно. Владимир Васильев… В общем, нам есть чем гордиться.

    Дмитрий ДОЛГОВ. Недавно приезжал из Соединенных Штатов Григорий Ефимович Дикштейн. Это был вообще первый концерт, на который я попал. В общем-то, из-за чего все и началось. На этом концерте я увидел, как просто можно все это делать. И подумал: простота – достаточна. И стал этим заниматься. Тогда я не знал, насколько это сложно.
    Потом был Алик Мирзаян. Это уже другая ветвь. Потом Окуджава. В общем… это моя неизменная любовь. На что уж простота – не краденая, естественная, на все времена.
    Сейчас мы хорошо дружим с Володей Каденко, с Володей Васильевым. Они постарше меня и раньше начали, идут впереди, а я на них смотрю, проецирую на себя, и мне проще – я вижу уже систему координат. Я что хочу сказать: у этих людей отменный вкус, отменное владение поэтикой, достаточно профессиональное владение инструментом. В общем, есть с кем посоветоваться, есть кому показать что-то новое. Но опыт подсказывает: сначала мы собираемся, потом расходимся. И вот, видимо, это время одиночества уже настало. Как бы мы ни общались, все-таки доверяешь только себе.

    Марина ДРЕГАНОВА. Если о нашем поколении – мы вроде как не совсем ученики, и не мэтры… Ну вот Ольга Чикина – что-то потрясающее. Она из Рязани. Я услышала ее на Грушинке, а потом мы случайно познакомились на Канале. Это надо слышать, это не объяснишь. Сестры Войтинцевы… Игорь Белый… Это те, кто мне сейчас близок-дорог.

    Дмитрий МАКАРЧУК. С удовольствием слушал Анпилова – гармония мысли и творчества. Сергеев великолепен – за 15 лет моей фестивальной жизни я впервые увидел такую чайхану: продуманно, профессионально, вкусно. Васильев для меня много значит. Барановский – лучшая гитара в авторской песне, как минимум в Украине, но, как ни удивительно, не музыка в нем главное – а какой-то нравственный стержень. Или Гефтер – чем больше слушаю, тем больше убеждаюсь: очень крепкий автор, сильный. А Владимирский – это открытие для меня.
    Ну, а если шире посмотреть… Я, конечно, пристрастен: Иваси, Никитины, Плейханские… Конечно, Ким, Окуджава… И Митяева люблю… Могу вспомнить Костю Фролова из Крыма… Александр Баламошев – талантливейший человек, замечательный композитор, интересно владеет гитарой, но…

    Георгий КУРЯЧИЙ. Как человек нетусовый, я не могу сыпать молодыми именами, так, как это делает, например, Ланцберг, - с ним об этом интереснее поговорить, он это отслеживает, ему интересен сам сбор. Я очень дружу с московской творческой ассоциацией «32 августа». Кстати, ребята говорят, что название «32 мая» украдено у них – потому что они давно уже «32 августа».
Ну, понятно: идеи витают в воздухе… Кстати, это одно из отличительных свойств того нового, что сейчас появляется. Было время – время модерна – когда необходимо было изобретать что-то свое. Поэт должен отличаться от всех предыдущих. Потом этих отличающихся стало столько и способов отличаться стало столько, что это уже перестало удивлять. И тогда началась эпоха постмодерна, когда стало модно комбинировать все уже существующее и из этого делать что-то свое, при этом можно было злоупотреблять сколько угодно, потому что, понятно, игра формой может не иметь содержания, и можно было очень болезненно, как-то очень по-личному в этом участвовать… Но на самом деле эта ситуация трагична – когда ни одной правды нет, а их много. И вот новое время диктует совсем другой закон: стало все равно, что используется, раскавыченная цитата или собственное гениальное изобретение, потому что главное – не походить или не не походить на кого-то, а сказать от себя, то есть попытаться вне зависимости от того, кто за тобой стоит, въехать в ситуацию, в тот мир, который в песне должен присутствовать.
    Скажем, Женька Белый при разборе на кусочки, действительно, вторичен, но вторичен так, что это не имеет значения – настолько он самобытен. Тот же Дима Авилов, которого изредка, несколько издевательски, называют Городницким нашего времени. Тот же Олег Городецкий, который настолько литературен, что какая-то часть людей, которая его слушает, не может до конца воспринять его перегруженный текст – он и на Бродского немножко похож, а еще больше на Мирзояна, который озвучивает Бродского, и тем не менее он сам по себе. Таня Поискова – которая профессионал, закончила Литинститут, любой текст сделать ей ничего не стоит, но настолько интересно, с блеском у нее это получается… Но есть и такие, которые совершенно ни на что не похожие – сестры Войтинцевы, откуда-то с Урала… У них совсем другой подход, формирующий совсем другую концепцию авторской песни.

    Георгий ТУНИН. Явлением будет тот автор, у кого на знамени будет написано: добротные тексты, владение поэтической техникой. Песня та хороша, которая кому-то нужна. Которую запоют. А запоют тогда, когда есть о чем петь. А если душа поет – значит, есть мелодия.
Из тех, кого я рядом вижу, хорошо работает Васильев. Он ищущий, находит новые формы и, кстати, находит их в народной поэтике. Гефтер… Лирика у него небессодержательна, входит в сюжетность, наполнена не только чувствами, но и содержанием. Мищуки… Они умеют находить хорошие тексты, умеют музыкально их оформить. Но они уже повторяются. Они же не моцарты, у которых многотемье в голове… А вот песни Димы Макарчука я не могу запеть, хоть у меня прекрасная память. Сергеев поет старое, написанное в содружестве с Кимельфельдом, который, конечно, великий лирик и великий социальный автор, но у которого следовало бы научиться технике и разнообразию. Барановский – да, музыкально одарен, но когда он, переписывая Дикштейна на свою технику, меняет его семиструнку с металлом на нейлон, то получается, извините, херня…
Настоящей поэзии очень мало. Мне приходится задумываться, кого бы назвать.

    Вадим ГЕФТЕР. Новых имен появляется довольно много. В Киеве я слышал Сергея Мартынюка. Очень интересен, что-то от Бродского. Его песни поет Барановский.
    В России – Михаил Кочетков, Андрей Анпилов. Близок мне Алик Мирзаян. Очень интересен Бережков. Из покойных – номер один для меня был и остается Александр Галич. Потрясением был для меня также покойный Леонид Павлович Семаков.

    3. Немного о себе.

    Владимир ЛАНЦБЕРГ. Сложно сказать. Случились какие-то парадоксальные ве щи. С одной стороны, я могу сказать: да, в 66-м году я придумал песню, которую до сих пор поют, - «Алые паруса». Хорошая пес ня? По-моему, плохая. И почти все песни, какие ставятся мне в заслугу, либо примитивны, либо просто плохие, неудачные. Хотя, может быть, искренние… Милые, может быть… «Пора в дорогу, старина…»
<    В большой толстой книге, выпущенной издательством «Большая Российская Энциклопедия», - называется «Всемирный энциклопедический словарь», - я упомянут как автор «Зеленого поезда» и вошел в число 25 тысяч деятелей всех времен и народов. С песней «Зеленый поезд». На одной странице с такими ребятами, как Лаперуз, Лао-цзы, Лао-шэ, все семейство Лансере… Хотя, с другой стороны, есть песни, за которые мне не очень стыдно. Мне кажется, что они больше имеют отношения к культуре, но именно поэтому они не стали и никогда не станут массовыми. Закономерно. Может быть, их бы и упомянуть в словаре, но они знаковыми не стали.
    Мне кажется, что гораздо больше от меня пользы было в другом. В свое время мне захотелось петь чужие песни, но, зная свои скромные возможности, я понял, что я не буду петь песни больших бардов, а буду петь тех, кого вряд ли будут пропагандировать – ребят второго, третьего ряда. И если сильно не скромничать, я думаю, что не без моей посильной помощи (в России, по крайней мере) стали достаточно популярны Сергеев и Кимельфельд, Каденко, Ченцов, Краснопольский… В 96-м году у меня вышла кассета, где я пою около полусотни песен других авторов; кассета стала заметной в том году, был резонанс. В общем, я с бульшим удовольствием пою чужие песни, чем свои.

    Михаил КОЧЕТКОВ. Мое место сейчас – там, где пиво продают… В принципе, наверное, самая лучшая форма, как все объяснить, - это взять и прочитать Ерофеева. Или Довлатова. Вот место. Не мешать. Сидеть и не мешать. Если нужен – это значит, ну, удача. Нет – значит, не навредил. Место такое должно быть. Поэтому я думаю, что самая главная заповедь христианства должна быть – не мешать. Потому что у каждого своя жизнь. Я очень необщественный человек. Я люблю быть одиноким – либо вдвоем. Ну, втроем. Это я внешне веселый, а так вот…
    Напечатал книжку – «Два алкоголика на даче». Умирать пока не хочется. Не пора вроде. Но больше книг издавать не буду, это точно. При моей лени… Я считаю, что всё должно происходить само по себе и как-то очень медленно, закономерно. Ну – как вялотекущее похмелье.

    Вот я написал стишок:
                     Никто ведь вас не режет,
                     Никто ведь вас не мучит.
                     Пишите лучше реже,
                     Пишите лучше лучше.
    Конечно, надо писать лучше… За 10 лет 38 томов – Золя, например. Ну не могу я так, руки устают писать. А в компьютер я только в домино играю…

    Андрей АНПИЛОВ. В авторской песне я… как это называется?.. свой среди чужих, чужой среди своих… У меня книжка прозы, детские книжки, просто лирические стихи… Авторская песня – это одно из моих параллельных существований. Одно, видимо, из самых важных. Потому что для меня песня – это лирическое высказывание. Оно адекватно тому, что действительно думаешь. Я не пишу от лица персонажей, я не артист.
    О своем месте я не знаю, что сказать… Стараюсь, чтобы оно не было бульшим – чтобы меня не приняли за кого-то другого. Мне важнее понимание, чем успех. Когда после песни молчание, сочувствие – это намного драгоценнее, чем бешеные аплодисменты, притопы и все прочее. Это и не должно быть делом громким. Вот такое – небольшое, но свое место.

    Владимир КАДЕНКО. Занимаюсь я этим делом с 69-го года… Мне кажется, что сегодня я пишу интереснее. Это глубже, но и тогда были какие-то всплески. Те песни тоже пели и, так получилось, что известность пришла ко мне тогда, когда я меньше всего этого заслуживал, честно говоря. Но это случилось. Слава Богу, что я отдаю себе в этом отчет. Нельзя жить за счет прошлого. Нужно что-то делать. И в авторской песне, в частности. Авторская песня – это большая часть жизни, это друзья, но это не всё.

    - Эта часть как-то соотносится с другими частями?
    Мне кажется, что если бы не авторская песня, то и другого бы не было. Это первично. Как вообще песенный жанр. Так что всё правильно.

    Владимир ВАСИЛЬЕВ. Себя я никак не определяю – просто в этом потоке нахожусь. Мне близки те авторы, которые в свое время объединились в «Первый круг»: Мирзаян, Александр и Андрей Анпиловы, Михаил Кочетков, Владимир Кадлер, Надежда Сосновская, Владимир Бережков, Виктор Луферов, Александр Сангулов… Вот мое место, наверное, где-то рядом с этим кругом.

    Александр КОРОЛЬ. Я живу в клубе «Арсенал», в городе Киеве… Уже 18 лет руковожу этим клубом. Это очень большая часть моей жизни. Для меня уже много лет самым интересным является видеть успехи своих учеников.

    Валерий СЕРГЕЕВ. Я – часть дуэта Кимельфельд-Сергеев. Мы расстались, так сказать, по-всякому, и географически в том числе. Дима сейчас живет в Израиле, я – на Украине, в Киеве. Со времени его отъезда прошло уже 12 лет. В какие-то редкие моменты нам удается соединиться. У нас было два больших концерта в Киеве. Последний был полтора года назад, когда нам исполнилось по 50 лет. У нас был очень почетный зал – Киевская филармония. Это был для нас большой подарок.
    Мы с Димой писали в разных жанрах – это и лирика, и философские вещи, немножко юмора и сатиры… «Графиня, мне приснились ваши зубы…» – это наше. Это было четкое разделение: Дима писал слова, я писал музыку. Но это не значит, что никто не мог вмешаться… Это симбиоз, но с четким распределением функций.

    Михаил БАРАНОВСКИЙ. Меня многие по ошибке считают поэтом, автором… На самом деле это не так. Я – музыкант, который иногда сочиняет песни и стихи.
    Но я могу адекватно оценить, что у меня получается, что не получается. У меня есть несколько удачных песен (я так думаю). Мне это нравится. Что нравится? Как я называю: конфессия. Чем нравится? Как моя бабушка говорила когда-то (она ходила на проповеди, иногда): просто посидеть в обществе благодушно настроенных людей – это уже полезно. И когда, два года назад, в Черкассах, мы познакомились с Вадимом Гефтером и хорошо так поговорили, утром я неожиданно для себя вывел такое резюме: песня – это повод встретиться. Это не цель. Это повод встретиться нам всем.

    Пожалуй, на сегодняшний день это одна из самых важных вещей – дефицит нормального общения. И вот мы встречаемся, мы рады друг друга видеть, улыбаемся, о чем-то спорим, обмениваемся своими находками, поем новые песни, знакомимся – это жизнь. Движение. Движение – жизнь. А иначе зачем?

    Владимир ЗАВГОРОДНИЙ. Не знаю, с чем можно сравнить… Ну, капелька дождя… (Смеется.) Я вообще люблю дожди, особенно когда смотришь в окно. Хотя в детстве любил и под дождем…

    Андрей СОБОЛЕВ. Я не склонен к каким-либо новациям. Я традиционен и исповедую прежде всего проблемность. Неважно, какая проблема – социальная, политическая, нравственная, духовная. Но в авто рской песне она должна обязательно быть. Петь о красивом небе, о косых дождях – на мой взгляд, тривиально. Поэтому мои песни – это песни чел овека, который задает вопросы и на них отвечает. Иногда я бываю, может быть, излишне сиюминутен, но авторская песня – это же и зеркало, она отражает моменты нашей истории.
Я человек русский. Живу в Украине. В Севастополе. Город очень сложный. По многим параметрам. Это и определяет мое творчество: проблема Севастополя, проблема Крыма, проблема русского языка, вообще проблема политического наследия в нашем государстве.
    Я знаю, что целое поколение, и даже не одно, а уже пара поколений сегодня не просто ностальгируют – они переосмысливают то, что с нами произошло – с нашей духовностью, с нашей экономикой и т.д. И я тоже не могу это обойти. И я не могу быть лояльным к режиму. Автор, мне кажется, всегда находится в оппозиции.

    Дмитрий ДОЛГОВ. Я все реже задаю себе вопрос, в каком жанре я работаю. И мне от этого становится легче. Время штампа уже проходит, сейчас все постепенно приобретает авторский характер. Не только песня. Шляпки от того-то, серьги от того-то… Я думаю, это веяние времени. Люди хотят окружать себя красивыми и небезликими вещами, которые их как бы немножко оттеняли.

    Марина ДРЕГАНОВА. У нас в Харькове клуб «Ирбис». Сообщество душ. Собираемся. Нам там хорошо.

    Дмитрий МАКАРЧУК. Я не считал себя никогда ни поэтом, ни композитором. Но, тем не менее, Господь одарил меня парочкой интересных мелодий, подарил какие-то словесные попадания. Мне приятно, что три-четыре мои песни гуляют по всему Союзу. Наверное, мы с Аленой все-таки особенный дуэт. Никитины или Плейханские – замечательнейшие исполнители, но другие.

    Георгий КУРЯЧИЙ. У меня нет места в авторской песне. Мы с ней как бы любовники. На мой взгляд, это правильный вид отношений. Скажем, вот человек, на котором висит табличка «мэтр» – он как бы по брачному свидетельству занимается авторской песней. У него есть брачное свидетельство, а в нем написано: «Ланцберг». Или еще кто-то. Может быть, он уже не хочет, но если он будет это делать прилюдно (не хотеть) и уходить от того, что ему не нравится, он получит свидетельство о разводе. И всякий раз думаешь о таких с печалью: вот был человек, и ушел человек. Это во-первых.
    Во-вторых, давно ведь уже говорится, что жанр профессионализируется. Хорошо это или плохо – об этом можно спорить очень долго, потому что профессионалы, чемпионы по игре на гитаре и чемпионы по пению, это, наверное, не то, что нам нужно. А с другой стороны, люди, совсем ничего не умеющие, которые, несмотря на то, что сказать-то им нечего (язык у них плохо ворочается), очень этого хотят, - это, в общем-то, требует снисхождения, а стало быть, это совсем другой жанр, совсем другой способ общения, нежели хорошо и далеко уводящая песня.
    Себя же я рассматриваю как такого странного доморощенного профессионала, профессионального слушателя, которому, во-первых, случается услышать, а во-вторых, который так или иначе может дать понять, что именно он услышал и что именно не услышал. Именно в этом качестве мы встречаемся с авторской песней. И как только кто-то из нас друг друга разлюбит, мы совершенно без боли расстанемся, потому что нигде не написано, что я при ней или она при мне.

    Георгий ТУНИН. Я не в ней – я при ней.

    Борис ВЛАДИМИРСКИЙ. Мое место? Совершенно точно могу его определить. Вы, может быть, никогда этого не делали, но наверняка слышали о том, как забавляются дети, бросая в уборную, в говно, дрожжи. Вот я и есть эти дрожжи.
    Я всю жизнь боролся с бардячей песней, с этим интеллектуальным бардитизмом. Боролся по одной-единственной причине: сколько я ни бывал в бардячих клубах, везде видел, чем они там занимаются: они друг другом восхищаются. Чем способствуют развитию у них нарциссизма. Вот попытайтесь убедить кого-нибудь из тех, кто считает себя мэтром, что у него поганая строчка. Ну попытайтесь. Ни черта вам не удастся. Я только что сидел с Каденко и говорил ему, что в его песне «Малиновое варенье» есть совершенно потрясающая строка: окна полны сирени – и поспела малина. Я не большой специалист в агрономии, но я понимаю, что этого быть не может. Пытаюсь это внушить Володе. Володя мне говорит: «Я что, написал, что она цветет?» Просто за окном куст сирени – затеняет. Ну, в конце концов я добился от него совершенно изумительной формулы: «Я подумаю».
    Подобные казусы я называю не ошибкой гения, а ошибкой Паустовского. Я большой специалист по ошибкам Паустовского. В свое время я нашел их у него невероятное количество и сдуру приехал к нему объяснять. Но, слава Богу, ума хватило уйти от разговора.
    Ну, он на Карадаге обнаружил малахит. Он пишет, что стены бывшего вулкана изрезаны мраморными и малахитовыми жилами. Ни того, ни другого там нет – вообще. И быть не может. Еду к нему. У меня был целый перечень, но начал я с этого. На что Паустовский совершенно спокойно достает из письменного стола брелок (малахитовый, бесспорно), в который врезана табличка с надписью: «На память о Карадаге». Говорит: «Это в Коктебеле, в сувенирной лавке я покупал». А я думаю: «Какого хера я приехал – он же не минералог, он же писатель». Распрощался и – я же сволочь, я забыл это объяснить, - поехал в Коктебель.
    Так вот, приехал я в Коктебель, нашел Костю Попандопуло, который работает в этой лавке, рассказываю. Говорю: «Костя, ты мне можешь это объяснить?» Он говорит: «Семеныч, придется, правда, встать пораньше. Приходи ко мне в студию часов в 10-11 утра (что для меня поздно), и ты все поймешь». Прихожу. Сижу себе тихо в углу. Заявляется какая-то дама из «Дома творчества». Контингент там совершенно изумительный. Называется: «письменницкие жены». Так вот, является очередная «письменницкая жена» и говорит Косте, что она хотела бы, чтобы он сделал ей такую же брошку, как у Мариванны. Ну, Костя ей объясняет, что нет, он повторяться не будет, теряется эксклюзив, но он сделает нечто подобное. А дама говорит: «И желательно, чтобы она была больше». Костя: «Нет вопросов. А камень какой?» – «Такой, как у Мариванны». – «А, обсидиан?» (Обсидиан – это вулканическое стекло. Карадаг – это, действительно, погасший вулкан. Но обсидиана там нет, и вообще он есть только в Армении.) «Я не знаю, что это за камень, но обязательно, чтобы местный». На что Костя ей говорит: «Вы вообще слышали, может, краем уха, что Карадаг – это потухший вулкан?» – «Да, конечно». – «Ну, а это вулканическое стекло». И он вставил ей в эту брошь обсидиан, которого на Карадаге нет. А «память о Карадаге» можно поставить на чем угодно. Хоть на шотландском виски.

    Вадим ГЕФТЕР. К сожалению, я должен признать, что больше реализуюсь, наверное, как функционер. А в авторской песне являю собой, на мой взгляд, совершенно обычного графомана. Наследие, если и останется, то не бог весть какое: так, реакция на жизнь, на происходящие события, на то, что я видел, что чувствовал…


    4. Что уже можно сказать о фестивале «32 мая»?

    Владимир ЛАНЦБЕРГ. Здесь собрались достаточно внушительные силы – авторы известные (Анпилов, Кочетков, Каденко) и знаковые для Украины (Кучма, Король), а также более молодые, но уже заявившие о себе (такие, как Марина Дреганова), и те, кто сегодня только встает на крыло… Так что фестиваль, безусловно, полезный и достаточно неплохо организованный. Очень хотелось бы, чтобы он стал традиционным.
    С Вадимом Гефтером, главным организатором фестиваля (кстати, сам он, по-моему, очень интересный автор), у нас много точек соприкосновения. Завязались контакты на уровне межфест ивальном. Думаю, что интересные авторы будут перетекать туда-сюда между «Вторым каналом» и «32 мая». Была достигнута даж е договоренность, что наиболее интересные участники из числа молодых поедут за счет организаторов к нам на конкурс, покажутся там… Ценно ведь не только то, что происходит на самом фестивале, но и то, во что это потом выливается: то ли все это ухает куда-то в пропасть и никто об этом ничего не вспоминает, то ли, наоборот, фестиваль становится для кого-то началом творческого роста и известности. И вот мне мне кажется, что Гефтер озабочен как раз второй частью происходящего.

    Михаил КОЧЕТКОВ. Мне здесь как-то тепло и уютно. Как тогда – когда мы приехали сюда в первый раз… Моему сыну было полгода, Андрюшиному – полтора… Во-первых, есть Вадик Гефтер… Во-вторых, у меня такое ощущение: вот тут я нужен…

    Андрей АНПИЛОВ. Замечательно. Очень высокий уровень. Очень хорошо.
    Вспоминается, как здесь 13 лет назад был «Большой Донбасс» – были деревянные домики, и дети наши были маленькие, и жены были молодые… В общем, очень трогательно.

    Владимир КАДЕНКО. Это же попытка возродить традицию фестивалей, которые происходили на этой земле в 60-70-е годы. Это было единственное место в Советском Союзе, где подпольно организовывались гастроли бардов. Этим занимался Юрий Миленин из Краматорска. И то, что происходит здесь сегодня благодаря Вадиму Гефтеру – это дань прошлому, но в огромной степени и надежда на будущее.

    Владимир ВАСИЛЬЕВ. Мне нравится этот фестиваль. Во-первых, здесь мало – и дай Бог, чтобы всегда так было – случайных людей, которые приехали выпить водки или что-нибудь свистнуть. Здесь чувствуется творческая атмосфера. Думаю, со временем у фестиваля появится свое особенное лицо. Да оно уже сейчас вырисовывается. Спасибо, конечно, Вадику Гефтеру – он дал мощный толчок движению…

    Александр КОРОЛЬ. Идеальных фестивалей не бывает, особенно первых. Конечно, есть какие-то недочеты (это я говорю как организатор не одного фестиваля и член жюри многих фестивалей), но для первого фестиваля – это очень хорошо. Самое главное – есть очень хорошая команда организаторов, потому что без команды, в одиночку, это сделать невозможно. У Вадика очень хорошая команда. А мы всегда поможем – и сегодня, и завтра.
    К этому еще прикладывается история – Донецкий край с большой и славной традицией бардовских фестивалей. Хорошо, что она возрождается. Я думаю, что это благодатная почва – ее чуть-чуть вспахать, и все взойдет, что не всходило столько лет. Я думаю, что этому фестивалю суждена долгая жизнь.

    Валерий СЕРГЕЕВ. Мне кажется, все нормально. Начиная с длинного, но хорошего концерта в Донецке. Я наблюдал: после парада-демонстрации люди не расходились, начинали петь. Это хороший заряд. Дай Бог, чтобы его хватило надолго.

    Михаил БАРАНОВСКИЙ. Нравится. Мне нравится это стократ более тем, что я вернулся – 9 февраля – в Донецк. Я не жил в Донецке 20 лет. Довольно много меня помотало… И мне радостно, что у меня на родине сейчас появился такой фестиваль, который – я совершенно уверен в этом – через год-другой наберет такой уровень, что станет рейтинговым – сюда будет престижно попасть. Вот как Балаклава – сейчас будет уже 4-й. Фестиваль набирает обороты где-то к 4-5-му, потому что это же работа.
    Фестивали похожи друг на друга – и непохожи. У каждого свое лицо. Здесь – интересная идея, интересный ход – «32 мая». Тут даже комментарии не нужны. Я думаю, что на следующий год этот фестиваль будет уже на несколько порядков выше, чем даже сейчас. Он будет сильным фестивалем. Тут подтянуты силы, здесь есть люди, которые ратуют за это дело и которые реально могут двигать это дело.

    Владимир ЗАВГОРОДНИЙ. Впечатление о фестивале – хорошее. И название мне нравится, и люди… Я здесь среди своих… И это важно, что я имею возможность и сам выплеснуться, и почерпнуть выплеснутое другими.

    Андрей СОБОЛЕВ. Фестиваль – это решение определенных задач.
    Первое – это задача общения. Великая задача. И это большое достижение, если люди съезжаются, чтобы пообщаться. Эта задача здесь решена. Приехавшим было комфортно, душевно, интересно друг с другом.
    Второе – поиск и поддержка талантов. Пока мы видим здесь довольно четкое расслоение на уже состоявшихся авторов и начинающих, но вот промежуточный уровень был как-то размыт…
    Третье – развитие самой авторской песни. Это и мастерские, и концерты, и знакомства. Новые песни, новые имена, новые идеи.
    Четвертое – поддержка традиции. Я знаю фестивали, где отдается предпочтение запопсованности или авангарду, или политической песне. А здесь присутствуют все жанры авторской песни. А главное – присутствует вкус. Концерты хорошо сбалансированы, продуманно подобран репертуар.
Пятое – промоушн авторской песни. Посредством проникновения в массы, что позволяет при помощи масс-медиа и непосредственного контакта с залом этот феномен обозначить. А также проникновение в коридоры власти – без этого нельзя выжить.
    По-моему, фестиваль удался. На очень большое количество процентов. Добрый, хороший фестиваль.

    Дмитрий ДОЛГОВ. Вполне хороший, приятный фестиваль. Что радует – приехало очень много интересных людей, с которыми приятно встретиться. Нельзя сказать, что это фешенебельный фестиваль, но самое необходимое здесь есть.
    Какие критические нюансы? Сейчас я начинаю понимать, что зря мы замыкаемся здесь. Я почему-то уверен, что наши концерты должны проходить как минимум на центральной площади Святогорска. А мы поем сами себе. Посмотрите: сейчас на сцену лезут все, из всех щелей – популярная песня, рок-песня… Нужно дать слушателю выбор, а мы его не даем. Это же просто. Человек вышел погулять, смотрит – шатер какой-то, люди поют, подошел, послушал – и вдруг понял, что это то, что он искал всю жизнь…

    Марина ДРЕГАНОВА. Очень здорово. Во-первых, очень много интересных людей. Я не говорю, разумеется, об именах – это само собой. Услышав «Ланцберг», Харьков бросился за билетами. Хорошо, что очень теплый фестиваль, духовный, не чувствуется вот этого: «А я лучше, а я круче…» Нет такого: «Ты неправильно берешь ля минор – я тебя не люблю за это». Очень теплый, очень такой умный фестиваль. Я тут наблюдаю, как люди раскрываются, и не один раз слышала: «Состояние без кожи». Я считаю, это самое дорогое.

    Дмитрий МАКАРЧУК. Это было прекрасно. Ощущение добра. Удивительная аура – оттого, наверное, что приехали очень совместимые люди. В общем, первый ком оказался блином.

    Георгий КУРЯЧИЙ. Выясняется, что здесь слегка другое поле… Я бы сказал, что если я примерно знаю, чего ожидать на концертах в Москве, то здесь все было для меня слегка неожиданно. Даже те, кого я как бы слушаю, - Васильев, например… А больше всех меня поразил Володя Завгородний… Какое количество средств он выдает, когда делает дело, и как его мало, когда он рядом. Очень большая деликатность, которая раскрывается в хорошо, не наспех сделанном. После концерта я немедленно подбежал к нему – спрашивать кассету…

    Георгий ТУНИН. Фестиваль – великолепный. Но приехали не самые сильные авторы. Две фигуры были более-менее. Только две.

    Борис ВЛАДИМИРСКИЙ. Есть моменты положительные. Меня удивил Гефтер. Поначалу у меня сложилось впечатление: вот, богатый человек, который задумал себе заморочку. Но когда я услышал его песни, я понял, что это неплохо. Это нормально. Это вообще – наше. Только не передавайте ему этого – терпеть не могу кого-либо хвалить.

    Есть моменты негативные. К сожалению, большинство творческих мастерск их, которые мне удалось посетить, производят впечатление морга. Там происходит патологоанатомическое вскрытие. Вот, скажем, Ланцберг: предложенный е му материал на глазах у самого трупа анатомирует, препарирует – и получается куча костей и куча мяса. И у трупа возникает естественное желание – больше вообще ничего не писать. Эти анатомы забыли главное: когда мы все это создавали, мы делали это для радости. А не для вскрытия.
    В свое время у нас было модно ссылаться на тибетскую медицину. А я, в силу того, что я сволочь, взял да и прочитал, что там написано. Ну, чтоб разобраться. И обратил внимание: на каждой странице, независимо от текста и контекста, просто врезано: больной должен абсолютно доверять лечащему врачу, иначе лечение бесполезно. Если ко мне, в творческую мастерскую, приходит человек, он должен почувствовать, что я его люблю. Я его уже люблю. Он принес полную х...ню, но он знает, что к нему отнесутся с любовью и будут говорить как с равным. Это необходимо, чтобы человек продолжал работать.

    Вадим ГЕФТЕР. Впечатление о том, что получилось, сложное и разное, но главное – такой фестиваль был необходим. Люди изголодали по нормальному, качественному фестивалю. Такому, где можно было бы и самовыразиться, и чему-то научиться.
    Нельзя сказать, что фестиваль неожиданно удался, - он планировался таким. В нем не было ни вкусовщины, ни конъюнктуры, ни предвзятости. Мы знали, чего хотели.
    Идея вызревала давно, еще с середины 80-х, когда я жил в Хабаровске и бывал на фестивалях в Красноярске, Новокузнецке, Владивостоке, в самом Хабаровске. И теперь, видя общее положение, я решился: тот дух свободы, дух взаимного уважения, дух любви – надо возрождать.
    При всех технических огрехах, при, может быть, огромном количестве обиженных, которым не удалось проявить себя, которые остались незамеченными, - фестиваль стал праздником, а праздник – это и есть возрождение.

А.Морозкин, В.Гефтер, В.Сергеев, В.Васильев, А.Король, Ю.Миленин

    Донецк. Зал филармонии. На сцене:
    В.Каденко, А.Соболев, В.Сергеев, А. и Д.Макарчуки, А.Король, Л.Щербина, «Палладин», В.Скобцов, В.Гефтер, В.Васильев, М.Барановский, В.Завгородний.

• Да здравствует 32 мая! /ЭКСПРЕСС ТВ/
• «32 мая» – командировка в «песнь» /ТЕЛЕГИД/
• «32 мая» – три дня как один миг /ТЕЛЕНЕДЕЛЯ/
• «32-е мая» всё-таки существует /НОВАЯ ГАЗЕТА/
• «Точка опоры» для творческой души /ДОНБАСС/
• Как нам подарили «32 мая»! /МК/
• Авторской песне не снится покой /ДОНЕЦКИЕ НОВОСТИ/