Интеллектуально-художественный журнал 'Дикое поле. Донецкий проект' ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня понедельник, 14 октября, 2024 год

Жизнь прожить - не поле перейти
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала

ПОЛЕ
Выпуски журнала
Литературный каталог
Заметки современника
Референдум
Библиотека
Поле

ПОИСКИ
Быстрый поиск

Расширенный поиск
Структура
Авторы
Герои
География
Поиски

НАХОДКИ
Авторы проекта
Кто рядом
Афиша
РЕКЛАМА


Яндекс цитирования



   
«ДИКОЕ ПОЛЕ» № 16, 2011 - ПТИЦЫ

Корсунская Ирина
Украина
Ровно





Стихи поэта отличает истинность чувств и незаурядная проницательность ума. Облеченные в безупречную форму и подкрепленные обширной поэтической эрудицией и благородно безупречной версификацией. Привой достижений самой современной поэзии на древо поэзии античного совершенства, перенесенного в наши дни. И вместе, и подспудно – такая страсть, такое смирение, такая надежда…

В подборке стихи последних лет.

 

СОН О ДИКОЙ ОХОТЕ

Одинокий путник моей тоски,
я боюсь за тебя, понимая кто ты…

Нынче небо обманчиво, и броски
           Дикой Охоты
расшатали ритмический пульс часов,
и сему созвучно биенье крови…

Сам Владыка Погони со сворой псов
         
сдвинул брови

так, что искры ошпарили их проем,
и сверкнул в осязании коловерти

облака пронзающий острием
        
треугольник смерти.

Заметался Призрака черный бич
над сырыми клочьями листопада…
Захотела зверя в тебе настичь

        
та кавалькада!
Схорониться в берлогу, шмыгнуть в нору б,

чтобы топот и свист пронеслись по слуху…
Но стервятникам только и нужен труп.

         
Что есть духу
потому спеши пересечь овраг,

одолеть лощину и взять пригорок.
По стихийному месиву, в чистый мрак,

         
да сквозь морок…

Ибо в мареве из неживых вояк
всяк охоч до победы, и мучим каждый
оседлавший оборотня мертвяк

         
славы жаждой.
Чьей судьбы несется на произвол

кровожадно кружащийся визг и вой их?..
Чтоб живым не даться, держись за ствол!

         
Луч во хвоях,
ты вострил зеницы мои, года

указуя на сосенные макушки.
Голова не знала моя тогда

          
о ловушке.

Вот упырь пришпорил нетопыря,
вурдалака ларвы дерут за гриву.
Порешили жертву, во тьме дуря,

          
гнать к обрыву.
Зги не видно – кочки, пенька, сучка!

Там, где разгуляется навь и нежить,
отблеску небесного светлячка

          
не забрезжить!..
Да и Тот, Кто Тьмою Неустраним,

не спешит с востока на подвиг ратный…
В этих дебрях не светит тебе под ним

         
ход обратный.

Одинокий путник моих надежд,
ведь тебя  всегда окружала тайна…
Рвется из кромешных своих одежд

        
ночь Самайна!
Я зову, крича из последних сил…

Ты сорвался с кручи! Ты не ответил!  

В этот миг истошно заголосил

        
бравый петел.
Витязь Утра сплавил кошмары сна,

пламенея ликом из-под забрала.
Ты в пути, мой странник, твоя плюсна

         
их попрала… 

 

ЗИМНЕ-ВЕСЕННИЙ РОМАНС

Ты все так же зовешься Весною? Тогда отзовись:
заиграй мне на льдинке, капелью веселой закапай!
А не то под сурдинку дождя вознамерилась высь

завтра снова сугробы сюда намести тихой сапой.

Так ждала тебя прежде, что таяла бабка хандра
и цидулки от сплина на Сретенье жгла у камина…
Уводя зачарованных дев с ледяного одра

в вопиющие чащи черемух, сирени, жасмина,

омывавшая стан твой река – не гасила костры.
Ты была как свеча, закипавшая в собственном воске.

Но настала пора попечительства старшей сестры,
что швырнула тебе, раздирая, метелей обноски.

О, не зря изуверка, сыгравшая шутку с тобой,
передернула ветры, несущие пламень и стужу –
и шалят распорядки, и шлют времена вперебой,

и пространство, исконно незримое, рвется наружу!

Может так получиться, что западом станет восток –
и попятимся мы, и забьемся в межзвездные норы…
Безымянно, беззвучно – возьми этой жизни росток

и введи в отступившее на небо царствие Флоры!

 

БАБОЧКЕ,
ОБЛЮБОВАВШЕЙ ВОДОСКАТ МОЕГО ОКНА

Зачем ты мне, красавец адмирал,
явил, когда сентябрь умирал,
знак морехода насекомой расы?

Твои лампасы
и волны лент на черноте сукна

зарделись по ту сторону окна,
где паданцы обсиживают осы, –

и вмиг вопросы
нахлынули: предвидятся ль шторма?

и что, когда вздымается корма,
опущенному остается носу?

и сколь износу
посудине, что взята напрокат?

Куда он понесется, мой фрегат,
под облака взмывая на изморе

в житейском море?

Я не хотела браться за перо.
Во-первых, это все как мир старо,
да и вообще слащавые приливы

вредны как сливы,
изъеденные осами…

Но ты
раз десять – воплощенье темноты

и страсти! – обжигал меня некстати
на водоскате.

Разлив пространства, не таясь в плену
опаски, размывает пелену,
опутавшую Мировую Душу.

Стремясь на сушу,
случайно ль ты избрал сие плато?

Ты резко встрепенулся, словно кто
невидимо вонзил в тебя иголку.

Ты втихомолку
страдал…

И я, торча на берегу,
всплакнула десять раз, что не могу

по следу дуновенья доброй вести
с тобою вместе

бежать.
В любви за валом мчится вал.

Так странно ты мой мозг околдовал,
нектаром опоивши или сомой,

что невесомой
став, я сама смотрела за буи…

Но на распутье крылышки твои
то вздрагивали, взвешивая дали,

то опадали.

Волнение, зыбями восходя,
дождаться может крупного дождя.
Так я, его вбирающая нива,

к лугам ревнива,
почуяла: таинственный альков

возносится над жизнью мотыльков,
поскольку неспроста такие всплески.

От занавески
отпрянула, заранее блажа,

и книга с верхней полки стеллажа
открыла мне, в чем суть, причем нагая:

внутри другая.

Ты мог исчезнуть, собственный предел
щадя, но ты по-прежнему сидел,
как будто ждал сачка, просился в руки.

Двойник науки
за любознательность дарил мне вдруг

признательность – в заветный полукруг
манил он, пошевеливая усом.

Подобна бусам
Психея – нитка нижется темно! –

в расцветках кимоно ли, домино,
властительница кокона, основа.

И снова, снова,
со страху гнить во прахе трепеща,

ты встряхивал материю плаща,
взлетал и приземлялся то и дело.

А я глядела,
как тяжелели взмахи нежильца

и ветреника – даром что пыльца
принарядила нежного атлета.

Но в бабье лето,
его лазурность, позолоту, пух,

впорхнула та из половинок двух,
легчайшая, –
vanessa atalanta
исток таланта…

Настойчивость – примета перемен.
Исправен ли души моей безмен
в безмерном уловляя облегченьи

вес и значенье?
Воздушный взвесив то есть океан.

Оставим не отгаданным коан.
Тебя же, сильфа, походя и сухо

спугнула муха.

 

КОНЕЦ АВГУСТА-2010

Которая осень подкралась лисицей
к калитке моей… Нынче луч,
ее стерегущий, все чаще косится

в разрывы несущихся туч.

Невесел денек – то неистово шквалист,
то дождиком мелко плюет.
И мечется взгляд как испуганный аист,

пока отложив перелет.

Нельзя сгоряча небожителю в Ирий.
Он мрачен и обременен.
Так сердце, срастясь с навалившейся гирей,

срывается в прорву времен.

В бездонные хляби, моря без причала,
в праматери и праотцы, –
когда с головою ныряешь в начала,

сплеча отдавая концы!

Тогда-то, на выручку выйдя из тени,
инстинкта зубастый тотем

въедается в корни и души растений –
орешин, осок, хризантем…

А впрочем, довольно ворчать у колодца,
причин потакая возне.
Которая осень тебя ни коснется,

а все приближенье к весне.

А впрочем, не много ли ждется от лета –
под сенью иллюзий в цвету?
Довольно, что осень тоскливая эта

всегда непохожа на ту.

Гляди-ка: осыпав линялые флоксы,
вскрик радости ветер донес…
Еще вы со мною, друзья-парадоксы,

алмазные отблески слез.

 

*   *   *

Как тесно в городе двоим –
там где-то притаился третий.
Ершалаим! Ершалаим!

Мы этих двух тысячелетий
не сдержим рушащийся храм.

Развалины сродни дарам –
ложись под них, мудрец и мистик!

Ведь в унисон семи ветрам
нашептывает каждый листик –

и с той и с этой стороны –
что в счет неведомой вины,

сорвавшись на смертельном трюке,
мы здесь почти погребены…

А город умывает руки,
а время разевает пасть,

а мир блефует картой битой,
а люд, слезливо-деловитый,

ругает власть, рыдает всласть
над Мастером и Маргаритой.

 

ВОДОСБОР

Краса начала лета – аквилегия,
воздушный стан, орлиный коготок…

Прервется ль на тебе моя элегия –
цветок истока и глотка итог?

Вопрос о том отнюдь не эстетический –
в твои сосуды, с виду хоть куда,
мой колокольчик стрельчатый, готический,

накрапать может мертвая вода.

Простишь ли жажду сердца неуклюжего –
живые капли дней моих пресны.
Я рассадила коврик твой из кружева

для наступленья будущей весны.

Прервется ль на тебе моя элегия? –
вопрос бы риторически звучал,
но есть у аквилегий привилегия –

напоминать о тайне всех начал.

Их магия от эльфа не укроется –
замрет он, очарованный, во мху.
Венком таким украшенная Троица –

как о любви признанье на духу.

В тоске, когда ищу забвенья Летава,
вышагивая влажною травой,
о мой фиал, мой лютик фиолетовый,

ты черпаешь из Влаги Мировой!

О водосбор последнего усилия,
чтоб до краев наполнить алебастр!
А после – свой кувшин подставит лилия,

и с неба хлынут звездопады астр.



КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!
Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий*

Осталось символов

  При полном или частичном использовании материалов ссылка на Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект" обязательна.

Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле
Development © 2005 Programilla.com
  Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12
Редакция журнала «Дикое поле»
8(062)385-49-87

Главный редактор Кораблев А.А.
Administration, Moderation Дегтярчук С.В.
Only for Administration