ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня суббота, 23 ноября, 2024 год

Вы едете в СССР? Почему? Вы коммунист?

Когда в семидесятые годы кто-то отправлялся в Советский Союз, то даже близкие друзья задавали ему вопрос: не коммунист ли он? Тогда почему-то многим было трудно представить, что путешественника привлекала не политическая система, а любопытство к тому, что происходило в повседневной жизни обычного человека за железным занавесом. Ведь почти 270 миллионов людей, живших в раскинувшейся на одиннадцати часовых поясах империи, принадлежали более чем 100 различным народам с разными языками и культурами, вполне даже живыми.Начиная с перестройки, мир стал открывать для себя это разнообразие. Но идеологическое восприятие страны порождало представление о серости и единообразии. Поэтому реальное соприкосновение с советской действительностью оборачивалось неожиданными открытиями.

Во время холодной войны, пришедшей на смену Второй мировой войне, когда союзники раскололись по идеологическим критериям, страх двух систем друг перед другом был огромным. Пропагандистские аппараты ведущих государств еще более углубили пропасть между блоками. Обе стороны изображали друг друга в упрощенных чертах: общество потребления, декаданса и неравенства с одной стороны и империя зла, то есть коммунистическая унификация, плановое хозяйство и несвобода – с другой.

И хотя в 1970 году СССР переживало период, когда большие внутренние потрясения разбуженных и неоправданных надежд оставались уже позади, их последствия все же невозможно было уничтожить. Начатый Хрущевым процесс критики сталинского режима породил множество других процессов как в Советском Союзе, так и в «братской семье» стран Варшавского договора, основанной против их воли. И хотя многим из этих процессов был насильственно положен конец, все же они нашли свое продолжение в общественном сознании и формировали дискуссии в сфере неофициальной культуры и частного общения.

После демонтажа памятников Сталину

Die Bahnstation von Mogson

1970 год – еще не прошло и десяти лет с тех пор, как препарированный труп Сталина был вынесен из Мавзолея на Красной площади и перезахоронен в Кремлевской стене. После того, как Никита Хрущев на XX съезде КПСС в своей закрытой речи в феврале 1956 года предал критике преступный режим великого вождя, тот, в соответствии с постановлением XXII съезда партии 1961 года, потерял свое место рядом с уже почти как 30 лет набальзамированным основателем Советского Союза, Владимиром Ильичем Лениным. Оттепель (первые годы хрущевской эры, названные так по одноименному роману Ильи Эренбурга) зародила у широких слоев населения надежду на то, что тень тоталитаризма окончательно отступит в прошлое. Так по всей стране были демонтированы статуи вождя, как, в частности, и монументальные памятники Сталина на канале Москва-Волга, построенном зэками. О них, как и о множестве других, напоминали с тех пор только пустые постаменты.

Одним из парадоксов послесталинской политики было то, что венгерское восстание осенью 1956 года подавляли советские войска. Еще в 1958 году Борис Пастернак под давлением – ему угрожали высылкой из страны – отказался от Нобелевской премии, которую ему присудили за роман «Доктор Живаго», напечатанный тогда лишь в Италии. В то же время лагерный протокол Александра Солженицына «Один день из жизни Ивана Денисовича» был опубликован в 1962 году, после того, как узники были призваны властью записывать и присылать свои воспоминания.

Позже сам Солженицын попал в немилость и подвергся преследованиям как диссидент.

Советское общество вздохнуло с облегчением. Человеконенавистнический мир лагеря, с которым напрямую или опосредованно соприкоснулся весь народ, перестал быть запретной темой. Вскоре после смерти Сталина в 1953 году неисчислимое количество заключенных, выпущенных на свободу, – не только инакомыслящих, но и уголовников – стало обнародовать все новые и новые подробности и детали своей лагерной жизни.

Не только для жертв, но и для сподвижников режима и тех, кто на нем наживался, публикация свидетельств одного из этих зэков, Солженицына, выпущенного на свободу в 1956 году, стала потрясением. Противостоящие силы тоже не дремали. Публичное осуждение массовых преступлений режима был одним из направлений политики Хрущева, которая многим пришлась не по нраву. Его утопическое стремление создать к 1980 году бесклассовое общество изобилия было поддержано далеко не всеми в советском руководстве. Сам Хрущев, который считался на Западе азиатским деспотом с плохими манерами, был смещен с должности постановлением ЦК в 1964 году.

Парадоксы и заповедные зоны

Переосмысление тоталитарного прошлого свелось к анализу фигуры Сталина. Критика самой системы была невозможна, она осуществлялась в сфере неофициальной культуры. То, что сам Владимир Ильич Ульянов, он же Ленин, инициировал создание репрессивного аппарата, оставалось табу до 1990 года. А потому памятники Ленину стояли пока на местах. До сегодняшнего дня его родному городу Симбирску (переименованному в Ульяновск в 1924 году) под давлением жителей так и не возвращено первоначальное название. 100-летняя годовщина со дня рождения Ленина праздновалась в Ульяновске особенно торжественно, так же, как и в Ленинграде. Но все же в северной столице России во время перестройки от этого имени отказались. Теперь он снова стал называться Санкт-Петербургом.

В брежневские времена критика современности была еще менее допустима, чем критика прошлого. И хотя фиктивный репортаж «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева был написан в 1970 году, в России эта уничтожающая социограмма советской реальности оставалась неопубликованной до 1989 года. В этой книге алкоголь – в каком угодно виде – становится единственным выходом из атмосферы тесноты и затхлости. Алкоголь, с одной стороны, воодушевляет пьяницу на риторические экскурсы, полные литературных реминисценций, которые изобличают в нем образованного человека, но и держит его в тисках всей его пьяной инертности, – с другой.

Это единственный сохранившийся роман Ерофеева, написанный им, когда он зарабатывал на жизнь, трудясь монтажником кабельных линий связи. Он был сыном одного из узников ГУЛАГа и родился на Крайнем Севере в 1938 году. Ему не позволили получить высшее образование, и он был вынужден овладеть целым рядом рабочих профессий. Ерофеев, подобно многим в кругах русской и позже советской интеллигенции, был полон сочувствия к простому народу и к его беспомощности. Все больше и больше писателей вытеснялось из официальной жизни, они были вынуждены публиковаться в самиздате или «тамиздате». В то время окончательно сформировался советский человек (Homo soveticus), приспособившийся к выживанию в коллективе и одновременно к извлечению из него выгоды. Философ и критик режима Александр Зиновьев в своем исследовании, опубликованном на Западе, охарактеризовал советского человека как существо, занятое делом борьбы всех против всех. Этот человек руководствовался принципами обмана, доносов и приспособленчества. За саркастическую остроту, о которой Александр Зиновьев после распада Советского Союза пожалел, писатель заплатил высокую цену – его лишили в те годы гражданства. Задолго до этого Брежнев подорвал уважение к стране, насильственно подавив «Пражскую весну» 1968 года. Военное вмешательство в дела «дружественной заграницы» было оправдано тем, что мировой социалистической системе якобы угрожала опасность. Споры и дискуссии о действиях советского руководства в самом Советском Союзе уже невозможно было остановить.

Под знаком научно-технической революции

«Оттепель» в науке оказалась более долговременной, чем в политике. То, что железный занавес слегка приоткрылся, почувствовали физики и естественники в престижных институтах, где неожиданно стали циркулировать копии специальных американских и европейских журналов. Запуск в космос первого спутника 4 октября 1957 года поверг идеологического противника в настоящий шок и привел к реорганизации системы образования. После первого успеха в советскую космонавтику стали вкладывать еще больше средств. Юрий Гагарин был первым человеком, полетевшим в космос. Благодаря своей ранней смерти во время банальной авиакатастрофы в 1968 году, этот сияющий молодой мужчина превратился в объект героического культа, тоже послужившего делу научно-технической революции, которая под аббревиатурой НТР стала символом нового времени.

Все советское общество было насквозь пронизано знаками, демонстрирующими успехи научно-технического прогресса. На монументальной выставке достижений народного хозяйства на окраине Москвы был сооружен космический павильон, который быстро превзошел по популярности павильоны сельского хозяйства, здравоохранения и строительства. Одной из любимых игрушек в детских комнатах стал луноход. Космонавты начали рисовать картины и выражать в стихах свои философические размышления о взгляде на Землю из космоса. Размышления о человеческой природе стали основой научно-фантастического романа «Солярис» польского писателя Станислава Лема, который был экранизирован в начале 70-х Андреем Тарковским, что принесло ему международные награды и призы.

Хотя в 1970 году ощущение глобального прорыва шестидесятых целиком осталось в прошлом, но все же многие «дети XX съезда партии» смогли завоевать определенное место в системе.Первые западные влияния на Советский Союз послесталинской эпохи связаны со всемирным фестивалем молодежи и студентов в 1957 году в Москве. С одной стороны, выставка неофициального искусства под открытым небом была разогнана бульдозерами, но в то же время, благодаря «Радио Свобода» и «Голосу Америки», джазовая музыка доходила до слуха молодежи, если, конечно, удавалось найти правильное место для транзистора. Саксофонист Алексей Козлов начал играть для узкого круга друзей в 1961 году. На студенческих вечеринках танцевали под рок-музыку в записи или в живом исполнении. За эти «выкрутасы» молодых людей могли исключить из комсомола, отбирая таким способом право на нормальную карьеру. Но эта искорка зажглась и продолжала гореть в недрах неофициальной культуры. Художников-неформалов, которым не давали выставляться, посещали в их мастерских. 

Im Stadtpark

Имена Кабакова, Булатова, Янкилевского стали для определенного круга знаковыми понятиями. Тот, кто побывал у них, умалчивал об этом на работе, но рассказывал друзьям, повышая тем самым в их глазах свой статус. Даже иностранные гости, посещая эти мастерские, чувствовали эту двойную привлекательность запрета и привилегии.

Барды советского общества – близкий народу Владимир Высоцкий, вытесненный в парижскую эмиграцию Александр Галич и Булат Окуджава, воспевший красоту повседневной жизни, – были детьми XX съезда. Их песни распространялись на бобинах, их пели дома. В их песнях можно было услышать то, что нигде не было написано. Это было время, когда не только западные советологи учились толковать поступающие знаки, но и все советское население умело в газете «Правда» читать между строк, чтобы находить мельчайшие свидетельства изменений в политическом курсе. «А все-таки жаль: иногда над победами нашими встают пьедесталы, которые выше побед», – так Окуджава шлифовал монументы коммунизма, задолго до того, как перестройка наложила на них руку. Владимир Высоцкий, певец с хриплым голосом и грубоватыми чертами лица, тоже был критически настроенным патриотом. Он сумел облечь военные трагедии окопов и лазаретов в песни, а свой собственный порок, пьянство, обрядил в эпизоды испорченного романа. Его приглашали выступать и перед солдатами, и к морякам-подводникам на Крайний Север или Дальний Восток. Служба в армии тогда считалась престижной, поскольку давала возможность профессионального обучения, а также позволяла увидеть огромную страну.

Желание служить отечеству подпитывалось незаживающей травмой второй мировой войны, темой, которая присутствовала во всем: как в дискуссии между поколениями, так и в романной литературе и советском кино. При посещении любой ленинградской семьи рано или поздно речь заходила о 900 днях блокады города, массовом голоде, массовой смерти. Пять серий монументального киноэпоса Юрия Озерова «Освобождение», снятого совместно с ГДР, Республикой Польшей и Италией, изображали на протяжении восьми часов события второй мировой войны. Первые две серии имели рекорд проката в 1970 году в Советском Союзе.

Рабочая повинность в раю для рабочих

Время застоя, как охотно называют эпоху Брежнева, было, кроме всего прочего, временем стабильности и относительной сытости. В 2003 году, когда русские уже более десятилетия были знакомы с рыночной экономикой и пользовались правом свободного перемещения (как при Ельцине, так и при Путине), 49 процентов опрошенных ответило, что при Брежневе жилось лучше всего. На вопрос, при каком правителе им бы хотелось жить, 39 процентов назвали Брежнева.

Брежневское время было временем широко распространившейся халатности. С одной стороны, все были недовольны низкими зарплатами, но в то же время все пользовались разнообразными льготами – субвенционированным жильем, энергией и продуктами – с грехом пополам государство пыталось всех обеспечить. «Мы делаем вид, что мы работаем, а они делают вид, что они нам платят» – вот краткая формула отношений гражданина и государства. При этом все чаще предавались огласке случаи, когда директора манипулировали с показателями по плану, чтобы получить большие средства для своих предприятий.

Существовало множество разнообразных уловок по протаскиванию методов рыночных механизмов в систему планового хозяйства. Например, в ресторанах порции икры были меньше, чем полагалось, а деликатесы продавались ящиками из-под полы, и это было лишь скромной попыткой перераспределения. Были и фабрики по производству футбольных мячей, директора которых фальсифицировали в свою пользу балансы по поставкам кожи, излишки которой шли на производство сумок для черного рынка. Для дефицитных товаров всегда находился покупатель, поскольку их не было в государственных магазинах.

Не только коррупция наносила ущерб народному хозяйству, но и широко распространившийся алкоголизм. В 1970 году он все еще набирал силу, а государство, владевшее монополией на продажу спиртного (впрочем, подорванную производством самогона), получало в казну больше средств от продажи крепких напитков, чем тратило на образование, спорт и здравоохранение вместе взятые.

По советской конституции работа являлась непременным долгом каждого, и это влияло на общество в целом, как и на каждого человека. Наличие рабочего места означало не просто интеграцию в общество. Для многих малоквалифицированных или престарелых людей рабочее место давало возможность вырваться из порой плохо отапливаемых жилищ или коммуналок, которые они делили с совершенно чужими людьми, и почувствовать себя полезными членами общества. Не в последнюю очередь рабочее место предоставляло право на пользование столовой и допускало к распределению продуктовых пайков на праздники. Государство было заинтересовано в том, чтобы дома праздники отмечались по-настоящему. Для западного туриста было очевидно, что всюду было занято слишком много людей – в обслуживании гардероба библиотеки или театра, в уборке лестниц и чистке ламп в метрополитене или при охране общественных зданий. Избыток количества рабочих мест понятным образом гарантировал всеобщую занятость.

С другой стороны, обязанность трудиться означала, что тот, кто в глазах государства не работает, тот нарушает закон и должен быть наказан. Так случилось с 22-летним Иосифом Бродским, который не смог убедить суд в том, что писать стихи и переводить – это и есть работа, и которого в 1964 году осудили как «тунеядца» и отправили в психиатрическую лечебницу. Много позже изгнаннику Иосифу Бродскому, одному из величайших поэтов, не позволили вернуться, чтобы похоронить родителей. И это тоже был брежневский СССР.

Жизнь в ожидании будущего

В 1970 году еще была жива вера в светлое будущее. Добыча нефти увеличилась по сравнению с 1960 годом более чем в два раза. Благодаря постоянному усовершенствованию технологий так могло продолжаться и дальше. Экономия энергии не обсуждалась, поскольку снабжение домашних хозяйств осуществлялось бесплатно, хотя в то же время из-за испорченных труб постоянно случались неполадки и аварии. В результате массового жилищного строительства многие советские граждане впервые получили отдельные квартиры. Стремительно развивалось планирование целых микрорайонов. Уже в 1959 году был сдан в эксплуатацию большой микрорайон Черемушки в Москве. Шостакович даже написал мюзикл, посвященный этой новостройке. Кому доставалась квартира, тот старался всегда оборудовать ее по возможности оригинально – наперекор однообразному предложению мебельных магазинов. Отдельные предметы, доставшиеся по наследству, старые диваны, списанные из гостиниц, вещи, сделанные своими руками, – все это позволяло оформить жилье индивидуально. Частные пространства резко контрастировали со стандартной планировкой и серыми неприбранными лестничными клетками. Высшим проявлением искусства жить стала кухня. Из ограниченного набора продуктов, состоящего из овощей, грибов, ягод, огурцов и разных лесных трав с собственных дач или с рынка, готовились разнообразные и красиво поданные блюда. Марина Влади, французская актриса русского происхождения, обнаружила во время одного из своих московских посещений, что разница между Западом и Советским Союзом заключается в том, что на Западе магазины битком набиты продуктами, а когда приходишь в гости – на столах практически ничего. А в Советском Союзе наоборот – гостеприимство не было в дефиците.

В 1970 году осуществлялось планирование множества больших проектов. В 1974 году началось строительство БАМа (Байкало-Амурской Магистрали), одной из двух железнодорожных линий, планируемых севернее, чем транссибирская дорога, проложенная еще в царское время. Та якобы пролегала слишком близко к китайской границе. Было признано, что заводы и предприятия на Волге представляют большую опасность для рыбной популяции и приводят к засорению Каспийского моря. С 1972 года очистительные сооружения стали обязательными.

Между культурой, семьей и субкультурой

На культуре тоже не экономили. Художественная самодеятельность была одним из столпов советской жизни. На нее не жалели средств. Дворцы культуры имелись во всех, даже самых забытых городах большой империи. Они предлагали довольно широкий спектр курсов и кружков во всех областях искусства,
для которых учителя отбирали самых одаренных. В этих дворцах имелись и любительские сцены, на которых ставили спектакли так же часто, как в парках культуры и отдыха. Порой самодеятельные хоры отправлялись на гастроли, а иногда даже по линии обществ интернациональной дружбы в капиталистическую заграницу. Поощрение одаренных и талантливых детей в школах было обязательным. Исключение делалось для тех, чьи родители критически относились к системе. Дети для государства были просто будущим, для семьи же они являлись как раз синонимом собственного и частного. Их баловали, чтобы укрепить их защитный иммунитет против уравнительной системы, влияние которой рано или поздно все равно невозможно будет избежать.

В первый школьный день, который праздновался как обряд инициации, можно было видеть матерей, плачущих у школьного забора, переполненных болью расставания и чувством гордости. Дети были центром этого в высшей степени педагогического общества. Советский кинематограф придавал особое значение детским фильмам и мультфильмам, большие средства инвестировались и в учебные фильмы о науке, новых исследованиях и об искусстве. В 1970 году один житель в среднем ходил в кино 19 раз за год.

Билет в кино стоил несколько копеек, кинозалы имелись не только в многочисленных городских кинотеатрах, но и в многофункциональных дворцах культуры. Здесь проходили также ретроспективы фильмов немого кино, и фильмы показывали, даже если в зале было несколько старушек. В таких дворцах культуры кино показывали с утра до вечера, чтобы и люди, работавшие посменно, тоже могли насладиться свободным временем.

В специальных театрах юного зрителя поддерживался репертуар очень высокого уровня. Все, что ставилось в больших столичных городах, выезжало на гастроли в самые дальние уголки страны. То, что вся инфраструктура способствовала этому, для населения страны, где не было коммерческой индустрии развлечений, разумелось само собой.

Уже в семидесятые годы появились субкультуры разного рода: неофициальные клубы, в которых велись дискуссии, устраивались чтения и танцевали, буддистские кружки, а также места, где употребляли наркотики. Мак и конопля выращивались здесь же, в родной советской республике Узбекистан. Посвященная молодежь избирала городские пивные для галлюцинативных эксцессов. В тогдашнем Ленинграде эти «горячие точки» носили неофициальные имена: «Сайгон» и «Ольстер». Неформальная молодежь хорошо знала, где идет война.

«Советский» – позитивное определение

С 1991 Советского Союза не существует. Слово «советский» – стало историческим термином. Сегодня его используют исключительно в отрицательном ключе. Большевистские «Советы» сослужили плохую службу. В брежневскую эпоху население воспринимало «советское» очень конструктивно, «советское» было синонимом интеграции, единения. Когда Хрущев в 1954 году подарил Крым, до того принадлежавший РСФСР, Украине, никакой шумихи не было. Для трудящихся всех профессий и областей страны курорты Черноморского побережья оставались частью Советского Союза. Споры о том, кому принадлежит Черноморский флот, а также право собственности на многочисленные санатории побережья, начались лишь после развала Советского Союза.

Иностранцу было трудно представить, каким образом необозримость и мощь Советского Союза влияла на внутреннее самосознание его жителей. Солдат, родом из Казахстана, с гордостью рассказывал о своей службе во Владивостоке. Портовый город на Японском море был и его родиной. Лозунг на космическом павильоне «Первый человек в космосе – советский человек» переполнял гостей столицы, приехавших из всех уголков страны, гордостью. Для читателей научной фантастики (а ими были тогда все) этот лозунг подтверждал реализацию мечтаний НТР, в духе которой они были воспитаны. Только критики системы понимали оборотную сторону советского человека, этого своеобразного Homo soveticus, деформированного приспособленческого существа. Один ленинградский учитель съездил в начале 70-х годов в Варшаву, мечтая на самом деле о недостижимом Париже. Он отметил, что в «дружественной загранице» женщины одеваются лучше, чем дома, что там показывают больше западного кино. И все-таки он охотно вернулся обратно, с аргументом, что в маленькой стране, Польше, он не чувствует себя достаточно защищенным. Под разницей между «нашим» и «не нашим» разумелась тогда разница между советским и заграничным. Это определение распространялось не только на людей, но и на товары. Западного туриста мгновенно узнавали по обуви и часам. «Советский» означало принадлежность к большой общности, включающей все народы Советского Союза. Когда я несколько лет назад представила в Швейцарии одну свою знакомую из Москвы словами «моя русская подруга», она меня решительно поправила: «моя советская подруга». Моя подруга – еврейка.

Регула ХОЙССЕР-МАРКУН
(Regula HEUSSER-MARKUN)
ЦЮРИХ
Фото – Даниэль Жандр (Daniel Gendre)
ЦЮРИХ
Перевод с немецкого – Екатерина ПЕТРОВСКАЯ
БЕРЛИН

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!

Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий* Осталось символов