ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ |
Не Украина и не Русь - Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь... ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ" |
|
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога. Сегодня понедельник, 14 октября, 2024 год |
||
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала |
ПОЛЕ Выпуски журнала Литературный каталог Заметки современника Референдум Библиотека ПОИСКИ Расширенный поиск Структура Авторы Герои География НАХОДКИ Авторы проекта Кто рядом Афиша РЕКЛАМА |
Первокурсников, пришедших на филфак, я сразу же ошарашиваю вопросом: «Что такое поэзия?» И уже на основании их неискушенных письменных рассуждений строю следующее занятие. Но однажды мне пришлось начать свой комментарий словами: «Один из вас — настоящий поэт». Его учебные работы оказались тоже незаурядными, и я передал их Сергею Шаталову, редактору «Многоточия», единственного тогда актуального донецкого литературного журнала. Шаталов отреагировал пошаталовски: позвонил среди ночи и потребовал телефон автора. И вот, лет через десять или пятнадцать невидимого провинциального бытия — «Русская премия». Кажется, это Хаткина, наша мудрая «Старушка Х.», убедила его послать стихи на конкурс. Признание делает поэта увереннее, непризнание — сильнее. Но еще важнее — независимость от этих обстоятельств. Олег Завязкин — из тех немногих, кому она удается. Пока удается.
А. К.
ЭПИЗОДЫ НЕЦВЕТНОЙ ЖИЗНИ (Хаткина о Завязкине)
Э п и з о д п е р в ы й
Нецветная жизнь
Пишущие на украинском языке в Донбассе ощущают себя одинокими волками. Пишущие на русском языке тоже ощущают себя одинокими волками — в Украине. Олег Завязкин пишет на русском и украинском. Хорошо устроился? Напротив — попал между двух огней. И те, и другие будут подозревать конформизм. И те, и другие спросят: «А на каком языке ты думаешь?» Так ведь это смотря о чем думаешь. Какой в данный момент музыкальный настрой. Душа — она одинока, но не однообразна. Возможно, ей на каждое определенное (неопределенное — пока не выскажешься!) состояние нужен свой язык. Свое время. Автор сборника путешествует во времени. Существует, по крайней мере, два рода таких путешественников. Одни тащат из смутно представляемого прошлого романтические плащи и котурны — и выглядят в нашем времени, может быть, возвышенно, но неуместно. Путешественник второго рода, лирический герой Завязкина — вовсе не герой. Он заглядывает иногда в прошлое — со своим настоящим. В своей «серой шинели», в «черном пальтишке» он уместен везде — и в Карфагене, и в теплушке. Куда нас везут — в лагерь, на войну? Во времени, вне времени — всегда на войне. Везде в окопе. Это тихая война. Не стреляют — но страшно. Человек «не выйдет из дому ни за что». А что — дома? Стакан — надтреснутый, стена — сырая, лицо — позавчерашнее. Все эпитеты ущербности, сирости, убогости. В этом есть нечто от японских понятий «ваби» и «саби». Ваби — эстетика жизни, сознательно аскетичной, бедной, непритязательной. Саби — эстетика вещей простых, незамысловатых, жеваных временем. Бытие через упрощенный нищенский быт перетекает в небытие. Понятия-то японские, а тоска наша — затянувшееся прощание со всем, что вот-вот уйдет, рассыплется, исчезнет. И надо успеть его полюбить. На грани небытия поэт создает своеобразный окопный уют — уют «шерстяной тишины» и «подмокших пожиток». Весь этот промерзший мир отогрет авторской любовью и жалостью — так теплое дыхание отогревает замерзшие ладони. Жизнь заявлена как нецветная — недаром в одном из стихотворений говорится об «особенностях гризайля». Гризайль (от французского «серый») — живопись в пределах одного тона, преимущественно черно-белая. Поэт любит людей не «беленькими» (которых всякий полюбит) и даже не «черненькими» (в которых есть свое мрачная роковая притягательность), а серенькими — и это, может быть, труднее и ценнее всего. В стихотворениях, написанных на русском языке, авторская интонация более стоическая, взгляд более жесткий и отстраненный, нежели в украинских виршах — они мягче, лиричнее, особенно те, что замешаны на фольклоре. А в целом вся поэтическая книга — перманентное усилие любить, которое превращает выживание в жизнь. Пусть даже и нецветную.
Э п и з о д в т о р о й
Привет, Олег! Вот интересно: «Лапчик» — сюжет, вроде, банальный, с предугадываемой моралью типа «ребенку нужно тепло — пусть и без слов». А цепляет. Лаконичный пунктир — цепляет. Некстати: у меня во младенчестве была нянька, няня Катя — и нянчила всего-то до года-полутора (я не помню:), а письма писала (сперва маме, потом мне) — до самой своей смерти в 80 лет. Может, навмання послать рассказ в «Семью и школу»? Это сейчас весьма серьезный психологический журнал. Во всяком случае, в прошлом году был таким. Если не помер. Пропавший Киев — жутковатая социальная фантастика. Вот только завершение — хотя меня лично тронуло — не слишком ли в лоб? Ну, для «литературы»? Может, сойти на бормот: «здесь был Киев, здесь был Киев, здесь был Киев…» Вечно ваш Вася.
Э п и з о д т р е т и й
Вот тебе, Завзякин, моя маленькая месть. Твои новые вирши мне понравились. Особенно слово химородний. И особенно кобита. И то, что вот твой лирический герой живет недолго, но они такие старые, как Завет и земля.
Що таке «рутенський»? Наталка
Э п и з о д ч е т в е р т ы й
Привет! Хороший стишок. Звертаю вашу увагу на те, що коли є Єлена Тро-Янська, то повинна бути й Тро-Іньська.
Н.
Олег ЗАВЯЗКИН МАКЕЕВКА
|
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект"
обязательна. Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле Development © 2005 Programilla.com |
Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12 Редакция журнала «Дикое поле» 8(062)385-49-87 Главный редактор Кораблев А.А. Administration, Moderation Дегтярчук С.В. Only for Administration |