ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня четверг, 18 апреля, 2024 год

«РЕДКАЯ ПТИЦА»

НА СЕРЕДИНЕ ДНЕПРА

(21–24 мая 2009 года)

Парад участников фестиваля

Вадим Гефтер. Дорогие мои! Наш митинг предлагаю считать открытым! (Крики: «Ура!»)

Передавая свою волю перед отбытием в бессрочное путешествие на Луну, барон Мюнхгаузен просил сохранить великие традиции «32 мая» на гостеприимной запорожской земле и оставил нам следующее послание:

«Meine netten Damen…» Пардон…

«Господа и дамы! Дорогие гости, друзья!

В силу обстоятельств, сложившихся в результате мирового кризиса, я, барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, вынужден на некоторое время покинуть многострадальную украинскую землю-мать и отправиться из пушки на Луну. Говорят, там все переносится легче.

В связи с этим фестиваль „32 мая“, которому я долгие годы оказывал высокое покровительство, передает все свои полномочия и мое покровительство всеукраинскому фестивалю „Редкая птица“.

С собой на Луну я захватил министра Юрия Луценко для оказания посильной помощи при прохождении лунной таможни. (Смех, аплодисменты.)

С околоземной орбиты, пролетая над серединой Днепра, шлю пламенный привет футболистам „Шахтера“ и бардам, собравшимся на острове Хортица отметить свой праздник по-нашему, по-мюнхгаузеновски! Поднимаю за ваш успех космический тюбик шнапса!» («Ура!»)

Теперь барон призвал всех дать клятву. Клянемся! Надо говорить всем: «Клянемся!» (Голоса: «Клянемся!») А сейчас вы узнаете, в чем… (Смех).

«Первое. Стереть умняк и во имя и для самых великих дел сохранять несерьезное выражение лица! („Клянемся!“)

Любить авторскую песню в себе, а не себя в авторской песне! Данный пункт касается не только женщин. („Клянемся!“)

Жить долго и счастливо! („Клянемся!“)

Спасать мир красотой! Данный пункт касается не только мужчин. Клянемся? („Клянемся!“)

Творить и рассеивать по лику земному доброе, разумное, вечное! („Клянемся! Клянемся! Клянемся!“)

Лехаим! (Тут так написано.)

Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, 23 мая 2009 года, пролетая». (Крики: «Ура!»)

Улетая, барон говорил: «Улыбайтесь, господа!» Но нам сегодня не до смеха. Ко всем напастям, невзгодам, свиному гриппу и агрессивным выходкам симпатичных сомалийцев нам добавили еще мировой кризис. Конечно, наше население помогает правительству его преодолевать — мрет потихоньку, но этого недостаточно. Я прошу каждого из вас оказать посильную помощь в этой борьбе.

Владимир Каденко (в ленинской кепке). Товаищи! Пейвый всеукаинский слет, о необходимости котоого все вйемя говоили пайтии, а у нас их 68, объявляется откытым! (Ур-р-а-а!)

Валерий Сергеев. Товарищи! Еще с ночи меня внутренне переполняет… чувство гордости и заботы о нашей будущей судьбе. Судьба у нас с вами одна, товарищи. Поэтому кризис нам не страшен — все равно помрем. (Смех.)

Я обратил внимание, что, в отличие от предыдущих фестивалей, именно на этом происходит то, чего должно было происходить.

Начнем с концерта. В концертном зале имени товарища Глинки, который не знал, что он нам товарищ, происходило безобразие прямо на сцене. Известные мэтры Барановский и Каденко прямо на сцене делали друг другу дуэт. Это недопустимо. Почему не пригласили меня? (Смех.)

Далее. Случайно залетевший сюда якобы авиарейсом из Израиля Кимельфельд отказался прийти на наше сегодняшнее утреннее собрание по одной причине: якобы ему ночью на ухо наступил Медведенко. (Смех.)

Ночью на одной из центральных аллей гость нашего, не побоюсь этого слова, мегаотеля, Игорь Лучинкин встречал всех проходящих обаятельной улыбкой и хорошо поставленным голосом пел одесские частушки, первая и единственная строчка которых звучала так: «Да пошел ты!.." Ночью это недопустимо. Можно не найти дорогу. (Смех.)

Поэтому я призываю вас, товарищи: бдите! Но не громко. (Смех.) Думайте! Но слабо. Потому что все равно будем думать за вас мы. Мы будем объявлять, кто выходит на сцену и кто на этой сцене вообще никогда не появится. И вообще, надо все время находиться в поиске! Так, как находился в поиске всю ночь товарищ Векслер. Он ходил и спрашивал: «Вы не знаете, куда пошел Миша?» А ему говорили: «Миша ж — это ты!» (Смех.)

А Кочетков тогда уже спал. «Кто умер?» — хороший вопрос. Но актуальнее: «А шо с этим делать?»

Короче говоря, товарищи, я понимаю, что у вас полный рот этих самых, забот, которые требуют внимания стоматолога, поэтому говорить долго не буду… Собственно, это было вступление, а сейчас, с вашего позволения, я зачту свою речь… (Смех, аплодисменты.)

Коротенечко. Сейчас… Я в очках плохо вижу, а без очков совсем не вижу… Вот: «Спасибо за внимание!» (Аплодисменты, смех.)

Михаил Кочетков (пошатываясь, появляется на трибуне, вызывая смех и аплодисменты). А че говорить-то надо? Тост? А я знаю хороший тост, кстати. Давайте я вам прочитаю маленький тост… который я написал сам себе на день рождения…

Люблю весной в начале мая

Буквально каждую деталь:

В окно жена глухонемая

Подслеповато смотрит в даль.

 

Там на заброшенной скамейке,

Где скоро будет (нрзб.),

Щебечут, словно канарейки,

Старушки в пыльных шушунах.

 

Покуда ж пусто свято место,

Супруга может помечтать,

Ведь никогда ее (нрзб.),

(нрзб.) мысли три, от силы пять.

 

Но лишь одна из них неясно

Ее сердечко ворошит,

Что (нрзб.) ее прекрасный

Джигит или богатый жид.

 

Ей все равно, еврей, грузин ли,

Да хоть татарин, ё-моё,

Ей главное, чтобы как Зимний,

Он взял бы приступом её.

 

Чтоб, встав на правое колено

И руку к сердцу приложив,

Ей клялся бы самозабвенно

В любви, покуда будет жив.

 

Она мечтает, как ребенок,

А я для красного стишка,

Бесцеремонный, как подонок,

Слежу за ней исподтишка.

 

Мне бы схватить ее в охапку,

(нрзб.) к рассвету убежать,

(очень нрзб.),

Детей бы малых нарожать…

 

Но нет, я стар, как пень трухлявый,

Бессильно даже мумиё.

Пускай другой еврей кудрявый

Таскает на руках её.

 

Пускай грузин или татарин

Цветы ей дарит каждый день.

А я за то лишь благодарен,

Пусть я трухляв, как старый пень,

 

Но жив пока и жить не лень,

Как завещал великий Лень!

 

(Смех, бурные аплодисменты).

Владимир Васильев. А у меня такой тост:

Какой-то припадочный возле распивочной

Смотрел на бульвар сквозь осколок бутылочный.

 

И мент, не взирая на шваль молодецкую,

Был явно смущен его радостью детскою.

 

И я, наблюдающий радость ментовскую,

Простую, житейскую, в чем-то отцовскую,

 

Был ярко-зеленый, кривой и загадочный,

Такой же, каким меня видел припадочный…

 

(Аплодисменты, смех).

Игорь Жук. Любі друзі! Нехай барон не сподівається, що він від нас втече на Місяць. «Редкая птица» долетить і туди!.. (Аплодисменты).

Андрей Анпилов. Я про такую птицу прочту свою бессмертную… «Хомячок» называется…

Спасибо тебе, хомячок дорогой…

(Аплодисменты).

Вадим Егоров. Друзья, я вам прочту то, чего никогда не читал. Потому что в этом коротком стихотворении есть два ненормативных слова. А я вроде бы лирик… Но где мне еще эти два слова произнести, как не в такой компании? Заметьте — это мое самое патриотическое стихотворение. Здесь присутствуют представители двух держав, и все патриоты. Думаю, что это стихотворение им ляжет… в общем, на что-то ляжет…

Глист, листая дней страницы,

С.ть хотел на заграницу.

Он не Байрон, он другой,

Он из ж… — ни ногой.

 

Друг мой, у глиста учись ты!

Вот пример любви к отчизне:

Как ни била б жизнь-уродина,

Глист не покидает родину!

 

(Смех, аплодисменты).

Вадим Гефтер. Дорогие товарищи! Торжественный митинг, посвященный открытию фестиваля, объявляю закрытым. Барону — ура, фестивалю — ура, и не забывайте про клятву. Ура!

(Многократные, долго не смолкающие крики: «Ура!»)

Признания участников фестиваля

— Признайтесь, что вы за птица?

Вадим Ланда (Одесса). Птеродактиль.

 — Почему же?

— Внутреннее ощущение. Смотришь в зеркало: птеродактиль.

Михаил Кочетков (Москва). Ну, по фамилии, я петушком получаюсь… Ну, я птица домашняя, но такая, которая ушла в бега. Это как побег из курятника.

— А «петух», который «на башне поперхнется», — не биографический?

— Ну, не все же про себя… Нельзя же быть настолько честолюбивым.

Андрей Анпилов (Москва). Я думаю, что снегирь. Я ведь северный. И я очень люблю Державина.

Вадим Егоров (Москва). Насколько я знаю, птицы с таким названием нет. Но если бы такое название было, то я был бы этой птицей. Птицей, под названием Кот. Кот, гуляющий сам по себе. Я не придумал этот принцип — я по нему живу. Я писал, пишу и буду писать только о себе, любимом, и для себя, любимого. И ничего, что не пропускается через свое нутро, душу, боль или хохот, я не то что не могу на- писать — я не умею написать. Поэтому и называют меня лириком.

Вадим Мищук (Москва). Пингвин. Летать уже не очень хочется…

Валерий Мищук (Москва). Я — домашняя птица. Но какая? Думаю, что не индюк. Скорее — фазан.

Валерий Сергеев (Киев). Однозначно — не петух. И не кукушка (потому что свои яйца самому нужны). И не орел (так высоко о себе не думаю). Наверное, я воробей — там чирикнул, тут чирикнул, поклевал и улетел.

Владимир Каденко (Киев). Как интересно. Я об этом совершенно не думал. Могу предположить, что я домашняя птица. Которой приходится пускаться в перелеты. Поэтому — редкая птица…

— До середины Днепра?..

— Ну, дотяну… Долетел же. И в который раз уже. А вообще птица я домашняя…

Владимир Васильев (Харьков). Не дятел — это точно. Не хищная. Был такой мультфильм — «Странная птица», по-моему, о вороне, которая занимала у павлина хвост, у пеликана — клюв, у кого-то — еще что-то… Вот так и я…

Дмитрий Кимельфельд (Иерусалим). Я никогда в жизни не задумывался над этим. А это очень интересный вопрос. Что же я за пти- ца?.. Я думаю — перелетная…

Игорь Иртеньев (Москва). Мне легче ответить на вопрос, какая моя любимая птица. Ворона. Птица со всеми признаками большого человеческого ума.

— Что общего у вас с вороной и чем вы от нее отличаетесь?

— Я думаю, что общее у нас с ней — чувство юмора. А чем отличаюсь… Ну, анатомическим строением довольно сильно отличаюсь…

— Какого цвета вы ворона — черного, белого? — Я сказал бы, что я седая ворона.

— Что нужно для полета, для творчества?

В. Ланда. Одиночество.

М. Кочетков. Этого никто никогда не скажет. А если кто-то скажет, что знает, я его убью сразу же. У Берестова есть перевод Мориса Карема¹:

Птица спросила: «О чем ты поешь?»

Я ответил: «Зачем ты вопрос задаешь?

Если б я знал, что делаю,

Может быть, вовсе б не пел».

А. Анпилов. Я думаю, что должен пролететь ангел и поцеловать в темечко.

В. Егоров. Это уже сформулировал Пастернак, написав однажды ставшее уже почти сакраментальным четверостишие:

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только,

Живым и только до конца.

Вот этот постулат неотступления от натуры — является для меня определяющим. У меня было несколько попыток написать какие-то вещи по заказу, но вот не получалось почему-то… Мне когда-то Тухманов, тогда еще молодой, предложил (он был на моих концертах) написать на одну его мелодию стихи. Он сказал: «Вадим, я не очень-то знаю тебя, но я тебя умоляю: напиши текст. Короткий, простой. Абсолютно простой». Потому что мелодия-то симпатичная… А какая мелодия — я позже скажу.

Еще он сказал: «Мы с Мишей Ножкиным написали песню про Россию, и с этой песни мы получили по машине». Меня это убило. Я просто купился. И сел писать. Писал мучительно, обрубал — как делают табуретку — все свои лирические фокусы. Написал. Было стыдно. Но образ машины застилал всё.

Я пришел к Адику, поставил ему текст на фоно, он стал играть-напевать, и у него лицо все скучнело, скучнело… И когда он спел второй куплет, то сказал: «Вадим, я же тебя попросил писать попроще…»

Я понял, что машину я не получу никогда, потому что проще я уже не могу.

— И какая это была мелодия? — Потом она стала одной из самых известных его песен: «Как прекрасен этот мир…» Стихи написал Харитонов.

Вал. Мищук. Тут очень большие противоречия. Для творчества надо очень много времени, казалось бы, такого, когда можно лениться. Долгодолго лениться, ничего не делать. Но это ничегонеделание входит в процесс творчества. Он позволяет накапливать какие-то стимулы, впечатления-то, что не удается делать, когда ты занят домашними или какими-то другими делами.

В. Сергеев. О, это самое главное… Во-первых, чтобы что-то делать, надо этого хотеть. Во-вторых, для этого нужно время и знание того, что кто-то этого ждет…

В. Каденко. Я не знаю… Наверное, дом, очаг. По крайней мере, чувство дома. Чувство близких, необходимых. Свой курятник. И постоянное желание возвращаться из перелетов.

В. Васильев. Если бы я знал… Это, к счастью, тайна. Наверное, этого никто не знает. Кто-то говорит, что ему не хватает письменного стола, другой — что комнаты… Но когда у них появляется и письменный стол, и комната, то приходится биться головой в стол в этой комнате…

Д. Кимельфельд. Нужно успокоиться. Почувствовать себя самостью — это то, что отличает творческих людей…

И. Иртеньев. В моем случае это просто постоянная разминка, поскольку я человек служивый — должен написать три текста в неделю. Это поддерживает форму, разминает руку и мозги и является стимулом к написанию текстов, которые ты, может быть, не будь этой обязанности, мог бы и не написать.

— Чтобы вы не остались без стимула, в стране должно быть плохо? — Нет, не обязательно. Я, действительно, кое-что пишу по поводу, но чаще всего это абсолютно свободное стихотворение, и многое из того, что я печатаю в колонках «Газеты. Ru», потом публикую в журналах «Октябрь», «Арион»…

— Опишите ваше гнездо. Где вам хорошо, где пишется?

В. Ланда. Пишется обычно дома. Когда там никого нет.

М. Кочетков. Сильно зашторенная квартира. Я вообще урбанист… Будь я Гитлером, я бы в каком-нибудь бункере писал. Не знаю, почему. Наверное, хочется отсидеть заранее…

А. Анпилов. Пишется мне на кухне. Но эта кухня находится на любом континенте. Там, где я написал стихотворение, там моя родина. Поэтому некоторые поезда, которые ходят, допустим, из Бостона на Нью-Йорк — это тоже моя родина.

В. Егоров. Кажется, Вознесенский сказал: «Стихи не пишутся — случаются». Где они случаются — это непредсказуемо. Я писал в самолетах, поездах, в гостинице, на слетах, в палатке… Сам-то я живу в квартире своей, и гнездо мое, конечно, мой дом. Ну, и женщина, которую я люблю.

Вал. Мищук. Это еще одно противоречие. Я не очень общительный человек. Хотя — вроде как публичный, выхожу на сцену… Но в компаниях я не чувствую себя комфортно. А вот на сцене — другое дело. Наверное, это из-за каких-то комплексов, которые на сцене не то что улетучиваются, но они замещаются тем, что я делаю… Так что второй мой дом — сцена.

В. Сергеев. Я не буду здесь оригинален. Свое гнездо — мой дом, где уютно и комфортно. Там же и пишется. И еще есть место, где хорошо пишется: фестиваль.

В. Каденко. Чаще всего, конечно, дома [лучше пишется]. Особенно когда переводишь кого то, то чаще всего ты работаешь дома, за компьютером, и чаще всего те чужие тексты подталкивают к чему-то своему. Это формула Бродского: я не пишу стихи — просто каждое предыдущее стихотворение пишет следующее…

В. Васильев. Конечно, лучше писать дома, это убежище от всех невзгод, но стихи могут начаться в любом месте — дома они только записываются…

Д. Кимельфельд. Это риторический вопрос. Понятно, что поскольку я живу в Иерусалиме, то это Иерусалим.

И. Иртеньев. Ну, наверное, это легко достижимое для меня Подмосковье. На машине — минут 40. Но поскольку ни я, ни жена машину не водим, то добираемся другим способом. Там у нас маленький деревянный дом, который в последнее время стал тем местом, о котором вы спрашиваете. Там очень комфортно, хорошо дышится. Я никогда не мог предположить, что я, совершенно урбанистический человек, дитя асфальта, буду чувствовать там так хорошо и свободно.

Птичий базар

(чайхана)

В. Сергеев. Добрый вечер, дорогие друзья! Дождь закончился, но это не значит, что все будет сухо. Может быть, будет наоборот…

Новый фестиваль называется «Редкая птица». А чайхана, которую я имею честь вести, называется «Птичий базар», за который отвечать поручено мне.

Благодарю всех птиц и птичек, которые, несмотря на промокшие крылышки, долетели до этого места…

Тема нашей сегодняшней чайханы — кризис. Постараюсь по ходу действия рассказать обо всех его разновидностях.

Например: кризисы бывают скоротечные или затянувшиеся… Затянувшиеся кризисы — у наркоманов: затянулся — и кризис…

А еще кризисы бывают глубокие и мелкие, глобальные и местные… Какие еще?

Голос из зала. Гипертонические!

В. Сергеев. Гипертонический криз(ис) — это когда тоник в бокале, а джин остается у бармена. (Аплодисменты.)

Другой голос из зала. Кризис веры!

В. Сергеев (задумчиво). Да, это серьезно: кризис веры, кризис надежды, кризис любви…

Кризис веры — это когда Вера становится Холодной…

Кризис надежды — это когда размагнитился компас земной…

Кризис любви — это когда к любви все возрасты спокойны… (Смех, аплодисменты.)

И. Иртеньев. Добрый вечер! С добрым вас кризисным вечером! Должен сказать, что, в отличие от России, Украина вошла в кризис сразу и глубоко.

Из зала (весело): По самые!..

И. И. Наше руководство очень долго не признавалось в этом, пыталось как-то население от этого оградить, по крайней мере, на вербальном уровне. Говорить о кризисе у нас было не принято, а явление уже было налицо, и я написал такое стихотворение:

Такого кризиса еще не видел свет:

П….ц уж близится, а кризиса все нет.

 

(Смех, аплодисменты.)

К теме кризиса я еще вернусь в конце своего короткого, но яркого выступления. А сейчас я хотел бы прочесть балладу. Не знаю, насколько в ней выражена тема кризиса, но она (баллада), по-моему, самоценна. Называется — «Смерть Жанны».

Это было не то, чтоб сегодня,

Это было не так, чтоб вчера,

Это было на станции Сходня

Приблизительно в девять утра.

 

На платформе стояла девчонка,

Звали Жанною люди ее,

И была на ней только юбчонка,

А под нею одно лишь белье.

 

Но сейчас разговор не про это,

Не об этом пойдет разговор,

О другом я спою вам куплеты

Под гармони своей перебор.

 

Я спою вам про девушку Эллу,

Что блистала своей красотой,

Про ее невозможное тело

И характер как море крутой.

 

Люди Эллу прозвали Анжелой

За глаза голубые ее,

И была она гордой и смелой,

Не боялась она никого.

 

Но не знала она, что Анжелой

За глаза ее люди зовут,

И считала себя она Эллой,

И пришла она в Сходненский суд.

 

Она с Падва пришла адвокатом,

Он ей был незаконный отец,

Стала всех оскорблять она матом

Властелину подобно колец.

 

Пожилая судья удивилась

И сказала с презреньем она:

— Ты зачем сюда, Элла, явилась —

Нам не ты, нам ведь Жанна нужна.

 

Но уж раз ты пришла сюда, Элла,

Раз ведешь себя, матом грубя,

То откроем мы новое дело

И повесим его на тебя.

 

И не выдержал Генрих тут Падва,

И воскликнул такие слова:

— Оборзели, в натуре, вы, падлы,

Беспредел не потерпит братва!

 

И встает тут тогда обвинитель,

И тогда произносит он так:

— Вы, конечно, меня извините, 

— Только это не суд, а бардак.

 

В общем, так. Надоело, короче,

Мне разруливать вашу байду,

Я слагаю с себя полномочья

И на вас их с прибором кладу.

 

И сказал тут начальник конвоя

Пожилой лейтенант Ебанько:

— Кто заденет меня за живое,

Тот навряд ли уйдет далеко.

 

И «макар» свой достав из кармана,

Разряжает обойму в судью.

Так и умерла девушка Жанна,

Не сказав на прощанье «адью».

 

Это было не то, чтоб сегодня,

Это было не так, чтоб вчера,

Это было на станции Сходня

Приблизительно в девять утра.

Следующее стихотворение тоже, как мне кажется, связано с кризисной тематикой…

Народ дешевой водкой травится,

И я тревожусь за него,

Хотя мне тоже водка нравится,

И даже более того.

 

Но я придерживаюсь мнения,

Что в состоянии любой

Из многих стадий опьянения

Должны мы властвовать собой.

 

Чем бегать с топором за тещею,

Крича ей вслед: «Урою, бл…!»,

Не лучше ли весенней рощею

Под ручку с нею погулять.

 

Вот я собой, к примеру, властвую,

Да так, что любо посмотреть,

И до сих пор живу и здравствую,

Хоть мог давно бы помереть.

 

А кто не может контролировать

Себя, напившись до чертей,

Тех надо строго изолировать,

Включая женщин и детей.

 

И там, по месту заключения —

Взять ту же, скажем, Колыму, —

 

 

Успешно подвергать лечению

Тех, кто подвержены ему.

 

А тех, кто нет, — стерилизацию

По полной схеме провести.

А как еще, скажите, нацию

От вымирания спасти?

Ну, и последнее стихотворение посвящено очень важной теме цивилизационного и, я бы даже сказал, культурного кризиса, который впрямую угрожает моей стране. Поскольку тема крайне больная и животрепещущая, я написал о ней прямыми и рвущимися из души словами, тут уж, так сказать, не до эстетики. Короче говоря, текст суровый, но он соответствует той проблеме, которую я хочу в нем затронуть.

Над страной нависли тучи хмуро,

Обложили, блядь, со всех сторон,

Год от года уровень культуры

Падает как штопаный гондон.

 

Не затем надул его Саврасов,

Чтоб за тем проткнул Тер-Оганян.

Мало их Никита, пидарасов,

По Манежу, чувствую, гонял.

 

Эй, земели, вы, в натуре, чё вы,

Так ведь доебёмся до мышей!

Вместо Лихачева — Пугачева,

Вместо Рубинштейна — Рубинштейн.

 

Вы проблему эту породили,

Михаил Ефимович Швыдкой,

Вашей, извините, парадигме

Мы хуйней обязаны такой.

 

Не вернуть нам прежнюю готовность

К отраженью пошлости атак.

Над родимым краем пиздуховность

Все висит, не ёбнется никак.

 

(Смех, аплодисменты.)

На Птичьем Базаре базарили также:

• Вадим Гефтер (Донецк)

• Стелла Зубкова (Луганск)

• Владимир Каденко (Киев)

• Владимир Васильев (Харьков)

• Александр Юршевич, Анатолий и Ольга Строгие (Днепродзержинск)

• Дмитрий Дидковский (Винница)

• Вадим Ланда (Одесса)

• Михаил Барановский (Москва)

• Анна Киящук (Запорожье)

• Игорь Лучинкин (Одесса)

• Максим Щербаков (Запорожье)

• Дмитрий Китаев (Воронеж)

и др.

Лауреаты и дипломанты фестиваля «Редкая птица — 2009»:

Номинация «Авторы»

• Ольга Юсупова (Симферополь) - лауреат

• Юлия Качула (Симферополь) - дипломант

Номинация «Поэты»

• Леонид Борозенцев (Винница) - дипломант

• Ярослав Апрасюхин (Днепропетровск) - дипломант

Номинация «Автор музыки»

• Анна Киящук (Запорожье) -  лауреат

Номинация «Исполнители»

• Дмитрий Китаев (Рамонь)  - лауреат

• Александра Карягина (Донецк) - дипломант

Номинация «Вокальные дуэты, ансамбли»

• Трио «Провинция» (Симферополь) - лауреат

• Трио «Форум» (Днепродзержинск)-  дипломант

• Дуэт «Пліч-о-пліч» (Днепропетровск)-  дипломант

Postscriptum.

Вопросы к идеологу и организатору фестиваля «Редкая птица»

Вадиму Гефтеру:

— Чем вызвана смена брендов — «32 мая» на «Редкую птицу»? Что ожидалось и что удалось? Что дальше?

— Очередное увлечение утопиями. Показалось, что можно сделать фестиваль, который был бы всеукраинским не только по географии, но и по организации. Я увидел ряд центров, где можно было общаться и строить общую доктрину: это запорожцы, чей город достаточно знаковый, причем в разных смыслах; это сумчане, которые сегодня, на базе туристических объединений, имеют серьезный вес и роль в движении авторской песни; ну и мы, донецкие. Рассматривались и другие центры, но те более местечковые или затухающие… И в угоду этой идее, которая меня увлекла, я пожертвовал фестивалем, когда он был на взлете — во всяком случае, еще не надоел ни организаторам, ни участникам.

Получилось не то, что хотелось. Коллективный труд, как выяснилось, не всегда эффективен — межгородские объединения не срабатываются. У каждого мероприятия должно быть свое лицо, должен быть один конкретный организатор или группа единомышленников, которая формирует свой образ.

«Редкая птица» — по уровню, зрелищности, по фестивальности — не уступала «32 мая», а может, и превосходила, была ярче и масштабнее, но, к великому сожалению, лицо фестиваля осталось аморфным, недооформленным. И я принял решение: «Редкая птица» пусть себе летит на середину Днепра, а я буду созваниваться с бароном Карлом Иеронимом и решать вопрос о возрождении фестиваля «32 мая».

А.К.

------

¹ У Валентина Берестова:

Он птицу спросил: «Почему ты поешь?»

А птица: «Ты странный вопрос задаешь.

Когда бы я знала, в чем дело,

Я б, может быть, больше не пела». 

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!

Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий* Осталось символов