ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
|
Не Украина и не Русь - Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь... ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ" |
|
|
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога. Сегодня четверг, 21 ноября, 2024 год |
 |
|
| Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала | ||
| ПОЛЕ Выпуски журнала Литературный каталог Заметки современника Референдум Библиотека  ПОИСКИ Расширенный поиск Структура Авторы Герои География  НАХОДКИ Авторы проекта Кто рядом Афиша РЕКЛАМА |
— У меня для тебя подарок, — сказал Вадим. Ну, Вадима вы знаете — зря не скажет. Протомив минуту-другую, огорошил: — В Донецк приедет Миша Векслер. — Этого не может быть, — говорю. — Он никуда не выезжает. — Выедет. — И нигде не выступает. — Выступит. А в Донецке как: «пацан сказал — пацан сделал». Не прошло и недели, как упирающегося обеими ногами автора доставили в город роз два дюжих одессита — и нехилых, кстати, автора — Игорь Лучинкин и Юрий Бойко. И это случилось: 24 апреля 2009 года в Донецке, на «Точке опоры», состоялся дебютный концерт Михаила Векслера. А предшествовала ему недолгая, но содержательная беседа.
— Я вообще не светский человек. Я всегда отказываюсь от интервью. Перед микрофоном у меня мозги деревенеют, язык заплетается… — Это не интервью, это просто беседа. Представим, что наша публика вас совсем не знает… — Так оно и есть, между прочим.
— Ну, это просто мои хорошие знакомые. — Но, наверное, и они про вас не все знают. У вас было счастливое детство? — Ну да, конечно. Я родился в Одессе, у моря. Море, солнце, черешня, шелковица… — Детство — это Одесса? — Вот мне 51 год, а я по сумме отлучек, может быть, всего 3 или 4 месяца в жизни не был в Одессе. — А скажите, вы сами-то различаете, что в рассказах про Одессу правда и что миф? — Правда постепенно превращалась в миф. Сейчас Одесса — провинциальный город, в силу ее некоторой удаленности от ее репутации. — Вот как! (Собеседнику слышится «водка», что воспринимается как повод, немного уклоняющий течение беседы, после чего она протекает более свободно.) — Ну, а Донецк? Как он видится из Одессы? — Вы знаете… Извините, никак… Ну, не было его в поле моего зрения… И если бы неделю назад мне сказали, что я окажусь в Донецке, я бы очень удивился. Ну, есть какие-то ассоциации: «Шахтер», «на-гора!»…
— В детстве я был фанатичный болельщик. Но весь свой болельщицкий запас я израсходовал до 9–10 класса. После школы стал совершенно равнодушен к футболу. Шутку такую придумал:
Мне все равно — «Ювентус», «Рома», — Чума на оба ваших дома!
— А вашу жизнь с каким видом спорта можно сравнить? — Это гребля на моторной лодке. Бессмысленное существование. 51 год, а за душой — ничего. Нечего сказать в интервью приличному журналу. — Опишите один день вашего бессмысленного существования.
— Где вы учились? Пригодилось вам ваше учение? — Я нигде не учился. Закончил школу — и больше ничего не закончил. — А кем пришлось поработать? — (Задумавшись.) Поработать, поработать… Ну, я работал и методистом культсектора в парке культуры и отдыха, и радистом в студенческом лагере, и ночным сторожем — в «Зеленом театре» и еще в каком-то офисе у арабов… Забавно, да? Еврей — сторож у арабов. Обычно наоборот… Читал переводы в недублированных фильмах… Не зная иностранных языков. В советское время были такие показы — по монтажным листкам.
— Какая из этих работ оказалась продуктивнее для творчества? — Ну, пожалуй… (Задумывается, но вспоминает еще одну.) А, забыл! Я же в кино снялся! В прошлом году. Фильм «У реки». По сценарию моего товарища Сережи Четверткова, который тесно сотрудничал, а может, и сейчас сотрудничает, с Кирой Муратовой. Как минимум, два сценария написал, по которым она поставила фильмы1. А этот сценарий он написал по Горенштейну. Я там сыграл такого… ну, типа нового русского… Он соблазняет, приводит в ресторан красивую девушку, а потом возникает конфликт с одним морячком. Это фестивальное кино, не коммерческое. — Если вас пригласили на эту роль, значит, были какие-то основания? Типаж подошел? — Как мне рассказывали, режиссер фильма сначала обратилась к одному очень известному актеру, звезде (не буду называть его фамилии), но он сослался на занятость. Другой согласился, но, увидев, что роль очень маленькая, попросил, чтобы ее расписали на него побольше. Но Ева это не сделала (Ева — это режиссер2) . А меня она видела в компании Сережи Четверткова, и ей показалось, что вот этот заменит ту звезду… Но, конечно, я никакой не актер…
— (Задумывается.) Вышибала в молочном баре. Или вышибала в библиотеке. — А в литературе какое место вы занимаете? Кого вы чувствуете рядом? — (Задумывается.) Вот Иртеньев… Мне очень нравится, как пишет Иртеньев. Я б хотел так писать, как Игорь. Но я считаю, что это другой вид спорта… Губерман… Это тоже другой вид спорта. Ну, Олег Григорьев, может быть, ближе… Может быть, где-то Николай Глазков, с его короткими стишочками… Я вообще себя поэтом не считаю. Это не кокетство. И слово «юморист» мне очень не нравится. Я придумал себе такое определение: «сочинитель». Я даже избегаю слова «стихи». Либо заменяю его словом «тексты», либо называю их — придумал такое слово — «векслеростишья». Не знаю, не знаю… Может, со стороны виднее… — Если вы не поэт, то что такое, по-вашему, поэт? — Что такое поэт… поэт, поэт… Не могу ответить. Не знаю. Поэты — это те, кто себя таковыми считают. — Тогда их окажется слишком много.
— Но мы говорим о ваших текстах. — О моих текстах кто-то спрашивал: что я хочу ими сказать? Я ничего не хочу. Я хочу получить свои две гривны за строку — и все. — А удовольствие? — Ну, когда мне нравится, — конечно. Знаете, в Новом Завете есть выражение: добрые дела содержат награду в себе самих. Вот и мне кажется, что хорошие тексты содержат гонорар в себе самих. — Первая и последняя ваши книги называются одинаково3. А чем они отличаются? — Во-первых, третья книга раз в пять больше по количеству текстов… А название выбрали в издательстве, по названию одной из глав. Оно показалось им более коммерческим. В смысле: более привлекательным для покупателя. — И вы не стали возражать. — Нет, я не стал возражать. — Библиографы будут путаться. — Это жизнь после жизни. — Но вопрос был о вашей эволюции. Вы кудато идете или вы просто прогуливаетесь? — Прогуливаюсь. Более того, когда я перечитал свою книжку, я увидел, что там очень много текстов, которые начинаются с того, что кто-то куда-то идет…
Или:
— Еще я обратил внимание, что названия ваших книг, включая и вторую4, антипафосные. Это время такое или вы такой? — Это я такой. Ну, а пафос… Когда у меня спрашивают, есть ли у меня враги, я могу сказать, что вот — пафос. Пафос и хамство. — Говорят, поэзия непереводима. Но поэзия, которая играет словами, непереводима вдвойне. И тем не менее: кто-то пытался переводить ваши тексты? — Мне показывали переводы на английский и на иврит. Но поскольку я знаю иврит и суахили примерно одинаково, то… то мне понравилось. — А сами не пытались что-нибудь, скажем, по-украински написать? Чтобы избежать дубляжа. — Я не знаю украинского языка. Ну, в пределах моего знания, могу что-то срифмовать, не будучи уверенным, что сказал правильно. — Значит, было все-таки? — Было не более двустиший. Я могу и сразу на трех языках, например:
— Вы публикуете все свои стихи или какие-то отбраковываете? — Я сравнил бы это, знаете, со сдачей посуды. Все свое творчество. Когда я работал сторожем в «Зеленом центре», там зарплата была, на советский эквивалент, всего 70 рублей. И я, находясь в театре и видя какой-то блеск — ага! — понимал, что это пустая бутылка. Идешь по городу — что-то мелькнуло — ага! — еще бутылка. Бывают удачные дни — найдешь так 10 бутылок. Это 40 гривен. О чем это я… Вы о чем спрашивали? — Я спрашивал, летит ли что-то из написанного в корзину? — Да, и я об этом… Я отдаю свои собранные «бутылки» очень уважаемому мной человеку Валерию Исааковичу Хаиту, он редактор журнала «Фонтан», человек в Одессе не просто достаточно известный, а легендарный: он капитан первой команды КВН, писатель, поэт, сценарист… Благодаря ему вышли все три мои книжки. Так вот, я просто отдаю, что у меня собралось за месяц, и он уже сам отбраковывает.
— А что должно быть в стихотворении, чтобы оно не попало в корзину? — Там не должно быть лишних слов. Там не должно быть претенциозности. О пафосе можно и не говорить… Если там возникают два, три смысла — надо, чтоб оно было хорошо этим количеством смыслов. Ну, еще естественность… Знаете, как пикассовская голубка: когда удается не написать, не придумать, а как бы одним росчерком сделать…
Вот такие свои тексты я считаю самыми удачными. Тут все льется, и смысл есть, и все естественно… Чтобы это не было похоже на инсталляцию. Вот поставьте сейчас диктофон на видеомагнитофон — и тыща шестьсот смыслов появится, и восемьсот человек скажут, что это искусство: диктофон на видеомагнитофоне… — Прочитайте свое последнее стихотворение. — Пришло как-то в голову… Не знаю, еще не оценил… За него я не получу деньги — страшный такой стишочек пришел в голову… как бы на мотив Агнии Барто…
Я не знаю, смешно это или не смешно…
КОНЦЕРТ
Вадим Гефтер. Я приглашаю в зал удивительных людей: это актер и режиссер, автор прекрасных песен Игорь Лучинкин (аплодисменты), фотохудожник и поэт Юрий Бойко (аплодисменты) и, на мой взгляд, очень яркая личность и замечательный поэт, который сегодня впервые в Донецке, и не только в Донецке, но и на сцене, — Михаил Векслер (аплодисменты)!
Наталья Хаткина. Сочетание поэта и художника — это как раз то, чего многим не хватает. Обычно — или слово, или изобразительность. А когда все вместе, то сердце замирает и не хватает музыки. Но музыка у нас сегодня тоже есть… Мишу Векслера я узнала в первый раз по его произведениям, по его книге «Песня о страусе». Вдумайтесь: это ж вам не песня о Буревестнике! Это песня о птице, которая, как говорил Короленко, создана для полета (человек — для счастья). Но не летает. А хочется. Вот из одного только названия этой книги можно понять многое — о счастье, о людях, о птицах…
И что еще интересно — у Михаила очень острое ощущение и жизни, и смерти. Даже ненужное отношение к смерти: Пули тянутся к людям… Вы понимаете? Вот такая — любовь до смерти. Или вот:
Вот тут меня пробрал мороз по коже. Я думала, что это юморист, а это философ. Это философ, который, конечно, немножко напоминает страуса: он хочет спрятать голову в песок…
Игорь Лучинкин. Так получилось, что мы все втроем, я, Юра и Миша, живем в таком славном городе — Одессе. Причем, они там родились, а я только потом к ним присоединился. Поэтому с юмором у них все в порядке, а у меня — не очень. Занимаюсь режиссурой, постановками, авторской песней — а это дело серьезное. Поэтому начну с песни…
…………………………………………………………………………
Юрий Бойко. Сначала о себе:
На самом деле это очень весело. (Аплодисменты.) Теперь перехожу к алкоголю, но это тоже о себе:
А вот еще, разные фразы:
…………………………………………………………………
Михаил Векслер. Коротко о себе:
…………………………………………………………………… А.К. Фото из архива В. Верховского.
----- 1 По сценариям Сергея Четверткова Кира Муратова поставила «Три истории» (1997), «Письмо в Америку» (1999), «Второстепенные люди» (2001), «Настройщик» (2004). 2 Ева Нейман. 3 «Руки прекрасные порывы» (1997 и 2008). 4 «Песня про страуса» (2000). p class=font color=hellip; Выnbsp;nbsp;будучи уверенным, что сказал правильно.
|
— Не совсем так. Кое-кто в Донецке вас хорошо знает и любит. Например, Славик Верховский, Наташа Хаткина…
— Кстати, завтра в Одессе «Шахтер» играет с «Черноморцем». Это вас не трогает?
— Ложусь в час-два ночи… Просыпаюсь где-то в пять утра… До семи пытаюсь заснуть. Зная, что это безуспешно. Встаю невыспавшимся. Включаю телевизор. Мое любимое занятие — листать каналы, сидя перед телевизором. Но, в отличие от многих людей, которые при этом ругаются, мне нравится. Из 70 каналов обязательно на двух-трех будет какой-то фильм или передача, на которой я остановлюсь. Так проходит время до завтрака, обеда и ужина. Это три такие радости в жизни: завтрак, обед и ужин. — Газеты читаете? — Нет, не читаю. Но на новостях останавливаюсь. Притом не на украинских каналах, а на российских, предпочитаю «оппозиционные» — НТВ, RenTV… У меня вообще какая-то инерция советской жизни…
Помню, была ретроспектива фильмов Пьетро Джерми. А потом у бухгалтера, что-то там не сходилось. Сколько я ей ни говорил, что я переводил «Развод по-итальянски», «Машинист», «Соблазненная и покинутая», «Золотая мо- лодежь»… Потом выяснилось, что когда я говорил «Соблазненная и покинутая», она это считала как два фильма.
— А кем бы вы хотели работать? Представьте: звонит вам министр культуры и говорит, что он ваш поклонник, и для вашего максимального самовыражения предлагает любое место работы, какое вы пожелаете. Вы могли бы назвать такое место?
— А мне не жалко. Вот эти люди — поэты — счастливы своими хорошими, как они считают, стихами. И пусть будут счастливы. Меня всегда поражало, когда про кого-то говорят: «Ну, это не стихи! Ну, это не поэт!» Какое тебе дело? Ты должен волноваться по поводу своих стихов. И должен быть счастлив ими.
Это, действительно, очень точно: я именно прогуливаюсь.
|
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект"
обязательна. Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле Development © 2005 Programilla.com |
Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12 Редакция журнала «Дикое поле» 8(062)385-49-87 Главный редактор Кораблев А.А. Administration, Moderation Дегтярчук С.В. Only for Administration |