Интеллектуально-художественный журнал 'Дикое поле. Донецкий проект' ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня среда, 24 апреля, 2024 год

Жизнь прожить - не поле перейти
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала

ПОЛЕ
Выпуски журнала
Литературный каталог
Заметки современника
Референдум
Библиотека
Поле

ПОИСКИ
Быстрый поиск

Расширенный поиск
Структура
Авторы
Герои
География
Поиски

НАХОДКИ
Авторы проекта
Кто рядом
Афиша
РЕКЛАМА


Яндекс цитирования



   
«ДИКОЕ ПОЛЕ» № 13, 2009 - СЕЙСМОГРАФ

Филановский Григорий
Украина
Киев

Русский язык и Украина



(субъективные заметки)

 

 

В кулуарах Верховной Рады распространяются строки некоего русскоязычного рифмоплёта, который о представителях украинской политической элиты сочинил такое: «Во тьме ночной они как воры ведут свои переговоры, измену ценят меж собой…» Наскоро подготовлен запрос в МВД и СБУ: выяснить личность анонимного автора и привлечь по статье…

Пришёл официальный ответ. Какой-то престарелый любитель поэзии, чудила, у которого в тесной квартирке во всю стенку полки сплошь со стихами, узнал сочинителя — Пушкин А. С. Сперва решили, что перепутал фамилию: имел в виду Пукшина, которого Президент удалил из своего секретариата вслед за Балогой. Но помешанный на стихах старик припомнил, что этот же автор о славном патриоте Мазепе придумал такое: " Что он не ведает святыни, что он не помнит благостыни, что он не любит ничего; (это ещё туда-сюда, но дальше!) что кровь готов он лить как воду, что презирает он свободу, что нет отчизны для него» (а как же Украина?). И в примечаниях тот же писака, упомянувший творца самой демократической на то время конституции — Орлика, заметил: «Впоследствии принял магометанскую веру» — дескать, изменил православию… Приняты меры к задержанию Пушкина А. С. и привлечению за клевету…

 

Допустим, вышесказанное — гротеск. Хотя не уверен, что большая часть так называемой элиты (критерий которой на Украине — достаточно высокая должность или объем собственности) назвала бы даже после раздумий автора «Полтавы». Но гораздо страшнее, что такое же «знание» проявляют и проявят нынешние и будущие абитуриенты (по крайней мере, говорящие по-русски — пусть наряду и с украинским). Могут в этой связи заметить, что сегодня далеко не все жители Германии узнают цитату из «Фауста» Гёте, что интеллектуалы в США в немалой степени — жертвы узкой специализации. Да и в самой России буйные волны эпатажной массовой культуры вымывают из духовной сферы того же Пушкина, Чехова, Пастернака и заодно зарубежную классику. Так что в этом Украина вроде бы — не исключение.

Современный подход к различным общественным явлениям предполагает градацию оценок. Скажем, такой-то рейтинг, такое-то место по выработанным критериям — в сопоставлении по данному признаку достижений личностей или государств в той или иной области. Так вот: наряду с наихудшими экономическими показателями Украины среди бывших республик СССР, кроме разве что Таджикистана, и, тем более, государств, входивших в так называемый социалистический лагерь, опять же, кроме КНДР; наряду с обнищанием большей части населения нашей державы; наряду с резко возросшими экологическими угрозами на территории Украины и правовым беспределом — весьма негативны тенденции в сфере культуры, в том числе — по отношению к русскому языку и, следовательно, великой русской литературе.

Может быть, на фоне всего названного проблема русского языка — точнее, официального отношения к нему на Украине — второстепенна? Тем более в нынешней всесторонне тяжелой ситуации в державе… Меня могут поправить: следует говорить и писать «в Украине». Хотя в «Заповіте» Тараса Шевченко читаем: «…Серед степу широкого на Вкраїні милій». Но до лингвистических ли тонкостей, когда о владении замечательным богатством и украинского, и русского языков — в молодёжной ли среде или даже в новейшей художественной литературе — в основном остаётся лишь мечтать; или радоваться, когда это проявляется по-настоящему. А вообще — рассмотрение проблемы распространения языка — в действительности и в законодательных рамках — никак не предмет лишь текущей политической конъюнктуры.

В «Толковом словаре живого великорусского языка» Даля — одно из значений этого слова: «язык» — «Народ, земля, с одинаковым населением своим, с одинаковой речью». И в пророческом «Памятнике» Пушкина слова «Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой, и назовёт меня всяк сущий в ней язык» — думаю, следует понимать так, что населяющие Россию народы смогут понимать поэта на его родном языке — что и произошло век спустя.

Здесь предвзятый господин может заметить: дескать, недоговаривает автор, что такое распространение русский язык получил при советской власти, а после войны он насаждался и в странах социалистического лагеря. И — как вывод: прошли те времена… Если такая вроде бы логическая посылка приемлема для, опять- таки, вроде бы украинских патриотов, то мне в этой проблеме, для меня далеко не безразличной, хотелось бы разобраться всесторонне и более обстоятельно.

 

Итак, по порядку — о том, что для меня: советская власть, национализм и русский язык — с высоты девятого десятка прожитых лет. Из них половина — с 1947-го до конца 80-х я — неблагонадёжный, под наблюдением КГБ. И не только под наблюдением, но — выгоняли с работы на заводах, где был лаборантом или рядовым инженером; с «Киевнаучфильма» как внештатного сценариста; моя фамилия значилась в «черных списках» авторов, которых печатать не рекомендуется. Подробно об этом рассказано на моём сайте — «От НКВД до СБУ — в моей судьбе: 70 лет» (http://www.g-filanovskiy. narod.ru/ot-nkvd-do-sbu.htm). Так что, в отличие от тех наших деятелей, что в годы советской власти были вполне благополучны, а иные, можно сказать, обласканы, — меня трудно заподозрить в том, что был у этой власти любимчиком и отвечал взаимностью. Но, в отличие от упомянутых, которые угодливо и злобно наперебой проклинают это прошлое, в котором как бы не было совершенно положительного, прогрессивного, доброго, стремлюсь к объективному рассмотрению отечественной истории — вообще и в частности — из моего жизненного опыта.

И, в определенной степени, связанный с языком национальный вопрос — также склонен рассматривать сквозь призму своей биографии. Я родился в Москве в 1927 году, и в довоенные годы среди наших соседей — сперва по коммунальному, можно сказать, общежитию, затем по дому Наркоминдела в центре города, среди одноклассников — не было и намёка на враждебность к человеку иной национальности, полагаю, даже скрытой. Вероятно, интернационализм — так же, как созидающий социализм — воспринимался с благородным энтузиазмом. В моей памяти: и приходящие к нам девушки, которым в разгар повсеместной коллективизации и одновременно «голодомора» удавалось прорваться в Москву, в том числе из Украины; и показательные процессы по разоблачению и наказанию троцкистов, и репрессии, затронувшие многие семьи, проживающие в упомянутом доме Наркоминдела — сотрудников зарубежных посольств. О том, что творилось в этот период несправедливого, ужасного, — в наше время немало прояснилось, имеется достаточный массив публикаций. Но это — отдельная тема.

Незадолго до войны по семейным обстоятельствам моя мама со мной переехала в Киев, где после 1917 года обосновались её родители и старшая сестра с мужем. Но и в Киеве, несмотря на вековую антисемитскую традицию, впрочем, как и в Германии и до Гитлера, — на Украине, — в предвоенные годы, когда евреи составляли не менее четверти населения города — в общении между людьми не имело значения, кто ты по национальности — украинец, русский, еврей, армянин, поляк…

Мой отец, прошедший всю войну — до Пруссии, а затем побывавший и в Маньчжурии, а также сестра мамы, моя тётя — майор медицинской службы, свидетельствовали, что в Красной, советской армии во время Отечественной войны национальная принадлежность оставалась заметной лишь в документах, несмотря на целенаправленную вражескую пропаганду, которая на оккупированных землях делала своё чёрное дело. Надо ли напоминать, сколько крови пролил, сколько бед принёс многим тысячам людей воинствующий национализм, объявляющий граждан той или иной национальности второсортными, враждебными, или даже своей национальности — но исповедующих другую религию, другое религиозное течение — в Европе, при распаде СССР, в ряде государств Азии, Африки. И нельзя сказать, что и в XXI веке подобное сошло на нет.

Я воспитан так, что в подходе к людям («кто есть кто?») — национальность у меня на десятом плане. У всякой нации большинство, по моему мнению — добропорядочные люди, пускай в чём-то и грешные. Каждая нация может гордиться достижениями творческих личностей, делами праведников. И сознавать, что во все времена появлялись и проявлялись отъявленные мерзавцы, бессовестные негодяи — порой и во властных структурах. Другое дело — насколько такие типы могли действовать нагло и безнаказанно, до какой степени страдали от них народные массы. Что же касается меня лично, то на протяжении всей жизни моими друзьями и — не скажу врагами — просто доносившими на меня в то же КГБ — были представители многих национальностей. То есть и немцы среди первых, и евреи среди вторых. И в детях моих течет, как говорится, моя еврейская кровь, и русская и украинская моей жены, а имя отца моего внука — Самир. Отношу себя, если можно так выразиться, к входящему в сферу русской культуры, что, разумеется, не означает ограничений в привлекательности плодов культуры античной эпохи, древнего Китая или Германии нового времени. И, отталкиваясь от этого, хочу высказать свои соображения о значении русской культуры не только для меня.

 

Прежде всего — о благотворной роли именно русской культуры, русского языка для культурного развития в первую очередь многих народов, больших и малых в республиках Советского Союза. Конечно, при этом не следует ни приуменьшать, ни преувеличивать заслуг «большевиков», как презрительно говорят нынче националистически настроенные и вне Украины. Но — бессмысленно опровергать: без Пушкина не было бы Тараса Шевченко, без великой русской литературы не было бы, полагаю, такой Леси Украинки, Коцюбинского и замечательных, не конъюнктурных произведений литераторов, творящих на языках народов СССР, а то и, как Чингиз Айтматов, — на русском. Я уже не говорю о первоклассных переводчиках — с языков едва ли не всех народов мира — на русский, благодаря чему с этим духовным богатством знакомился, приобщился к нему любой владеющий русским языком. Добавить к этому можно то, что должно быть известно каждому мало—мальски образованному гражданину: об огромном и непреходящем влиянии русской классики на писателей всех континентов в XX веке, о кафедрах русского языка во множестве зарубежных университетов, о том, что русский как язык межнационального общения — в том же первом ряду, что и английский, французский, испанский.

Почему же руководящие деятели Украины всего этого и знать не хотят?

Оказывается, по их представлению, засилье русского языка на Украине — с чем солидарны и руководители некоторых стран — бывших советских республик или входящих в социалистический лагерь — препятствовало полноценному функционированию языка так называемой коренной нации, что недопустимо, но поправимо. Следует признать, что такая оценка языковой проблемы в некоторых национальных образованиях не совсем безосновательна. Но каковы причины складывавшегося языкового дисбаланса? Меньше всего в этом виновата, так сказать, идеологическая «рука Москвы». Сошлюсь на личный опыт. В Киеве издавались три русскоязычных газеты — «Правда Украины» (я числился в редакции как внештатный корреспондент), «Комсомольское знамя», «Юный ленинец» — и двадцать республиканских на украинском языке. Не ведомственные журналы: на русском языке «Радуга», некоторые двуязычные, — и 24 на украинском языке. Я писал на русском языке — понятно, без перевода — для московских журналов и газет; но в украинских — «Україна», «Всесвіт», «Людина и світ», «Ранок», «Знання та праця» и других — непременно в переводе на украинский. Были на украинском и книги, выходящие в различных издательствах, и сотни передач на радио.

И я считал, что это было в порядке вещей; а в издательствах ссылались на установку: не менее 80% книг должны выходить только на украинском. Мои дети, сын и дочь, в советское время учились в украинской школе, где преподавание всех предметов велось только на украинском языке. И теперь при чтении на украинском лишь изредка в художественной литературе встречаюсь со словами, мне незнакомыми; впрочем, и словарь русского языка насчитывает немало слов, большинству журналистов неведомых. Но, нередко слушая выступления и горячих радетелей украинского языка как государственного и обязательного для всех граждан Украины, улавливаю русицизмы, слова и выражения, не отвечающие нормам украинского языка, даже без эпитета «литературного».

Чувствуется, что многие такие господа в советское время всё-таки предпочитали пользоваться русским языком. Да, это поощрялось — как показатель причастности к начальственной, более образованной и самоуверенной составляющей в общественной структуре. Так приучалась переходить с родного украинского на русский сельская молодёжь, переселявшаяся в город на работу или учёбу. Сегодня активно идёт обратный процесс, пожалуй, интенсивней, чем на Украине, — в независимых странах Закавказья, Средней Азии, не говоря уже о прибалтийских республиках. Выгодно и престижно стало говорить на языке державы проживания. Знаменательно, что в Белоруссии этот процесс «не пошёл» — и не потому, что белорусский язык испытывает дискриминацию; а ведь в советское время печать на белорусском так же широко внедрялась, как у нас на украинском.

Знать язык государственный — страны проживания, а также знать язык своей национальности, а, может, и иностранный — обязательно или желательно? Помните Онегина? «Он по-французски совершенно мог изъясняться и писал…» — без этого вряд ли бы «свет решил, что он умён и очень мил». Знание французского языка в России было обязательным как отличие высшего сословия до 1917 года. (Интересно, что за четыре века до этого Мишель Монтень радовался, что его соотечественники, поэты начали сочинять прекрасные стихи на родном французском языке, а не на привилегированной латыни). В колониях чиновники из местных, молодые люди, стремящиеся получить приличное образование, овладевали языком метрополий — и в дальнейшем немало выходцев из Индии перебралось в Англию, из Алжира — во Францию, так же, кстати, как в былые века из Малороссии в Россию, благо переходить на русский не составляло труда.

Двуязычие существовало и в библейские времена: после пребывания в Египте и Вавилоне пленённые, но общающиеся с завоевателями на их языке — мои предки представили Библию на своём языке и своей письменностью; и так же Иисус или его прообраз свободно беседовал с прокуратором из Рима Пилатом на латыни, и его соотечественники, прибывшие в Рим, проповедовали христианство, и рабы из разных земель, наверное, понимали их. Знание языков хоть в минимальном объёме было обязательным для мореплавателей, купцов, посланников к правителям иных держав. Тем насущнее сделалось овладение языками, кроме усвоенного с детства родного, в новое, даже новейшее время — в связи с нарастающими волнами миграции, обслуживанием многомиллионных туристических потоков, армиями переводчиков разного рода литературы, мобильными средствах массовой информации. Известны государства с равноправными двумя языками — Канада, Бельгия, Испания (каталонский), многоязычные — Швейцария, Индия (22 официальных языка, не считая государственных хинди и английского), Индонезия, автономные республики России — Татарстан, Дагестан.

Так исторически сложилось, что жителям Украины повезло со знанием языков: вряд ли кто-либо, именуемый русскоязычным, не сможет понять обращение к нему на украинском языке — от соседа, сослуживца, на рынке или с экрана телевизора; точно так же и житель поселенья на Западной Украине или крымский татарин разберёт сказанное по-русски.

Как ни горько сознавать, но два минувших десятилетия для Украины были в основном годами потерь. На другую чашу исторических весов бросается вроде бы увесистая гиря — независимость, наконец-то сбывшаяся многовековая мечта украинского народа. Не место здесь разбирать — что в самом деле стоит за этим официальным определением. Но, как я понимаю, независимыми сделались лишь правители страны. Независимыми от директив из Москвы — и только. Что касается свободы слова — говори что хочешь! Эта болтовня никого не волнует; свобода печати — для власть имущих, вместе с властью владеющих и солидными материальными средствами. Безразлично, что излагают досужие писаки. К тому же можно им подсказать — что желательно. Но, вспомним, к концу так называемой перестройки эти свободы уже достаточно самоутвердились «от Москвы до самых до окраин», как пелось в довоенной песне.

А вот права человека: на гарантию от безработицы, обеспечение жильём — пусть постепенно, на бесплатную медицину, бесплатное высшее образование, льготные профсоюзные путёвки в санатории и дома отдыха — обо всём этом следовало забыть. Зато — независимость! Ну, и возможность приобретать всё, что угодно — тем гражданам, которые заполучили для этого — как говорится, всеми правдами и неправдами (скорее последним) — достаточно валюты, пускай и отечественной. Налицо невосполнимые потери в промышленном производстве, сельском хозяйстве, лесах и заповедниках, в надёжности коммуникаций коммунального хозяйства. На фоне всех этих потерь какая-то сравнительно небольшая часть народа оказалась в выигрыше — исчисляемом в миллионах даже не гривен. Всё это общеизвестно, и разве что неисправимые оптимисты или прикидывающиеся таковыми утверждают, что это, по выражению советской эпохи, «временные трудности», и надо только, чтобы власть перешла к тем, кто знает, как побыстрей сделать державу процветающей.

Конечно, хочется верить, что со временем жизнь у нас наладится, как-то по- новому восстановится экономика и всё сопутствующее. Однако, на мой взгляд, есть то, что восстанавливать намного труднее. Рискну заявить, что эти последние десятилетия на Украине знаменовались выходом на авансцену поколений невежд. Этому способствовали несколько факторов. Образование — в подлинном значении этого слова — утратило смысл как самоцель. Не только бравому охраннику, которому шеф хорошо платит, но и оборотистым сотрудникам банка, пришлым заробитчанам на стройках, а равно и наследникам нуворишей, Бетховен, Чехов, Пастернак — ни к чему. Так же, впрочем, как Грушевский или Вернадский. То ли дело вещи, от которых можно побалдеть на представлении с раскрученной эстрадной «звездой» — замечательной кривлякой на фоне эротических выкрутасов своего рода группы поддержки; побаловаться пивком, сигаретой или чем-то покрепче; воспользоваться раскованным сексом, щегольнуть каким-либо экстримом. Это — о молодёжи. А старшее поколение, сводя концы с концами в быту, довольствуется излюбленными телесериалами. Одним словом, своего рода мягкий вариант «культурной революции» по-китайски.

Нет, я далёк от абсолютизации, от ворчания — «а вот в наше время…» Не пустуют концертные залы, когда исполняется классическая музыка; пусть немногочисленны посетители музеев, а не толпы в залах эпатажных выставок; не сомневаюсь, что с компьютерами дружат и всерьёз увлеченные химией, биологией, социологией, а не легковесными развлечениями. И не только представители старшего поколения читают и перечитывают отечественную и зарубежную классику, а не сдобренные эротикой детективы. Боже сохрани — ни в коем случае не хотелось бы обижать шахтёров, металлургов, химиков, тружеников полей — с такими, как говорится, простыми людьми я многократно общался в своей долгой жизни и, смею заверить, взаимоуважение и взаимопонимание было достаточным. И, главное, при этом у них проявлялся интерес к культуре — не декоративной, к знаниям, к научно-популярной литературе — жанру, в котором я подвизался. И постоянными читателями художественной литературы были эти люди. Насколько всё это отошло на второй план из-за забот о хлебе насущном — дома или вдали от родины; насколько прагматизм в обучении пропитался формализмом? Вызубрить — каков верный ответ в вариантах тестирования, по возможности избавить себя от писания курсовых, дипломных, а то и запросто купить нужную «корочку»…

 

Теперь от общего — к частному. Никаких иллюзий в отношении того, что в развитых странах Запада значительная часть обывателей далека от углубленного ознакомления и понимания богатства литературы, искусства, достижений науки. К тому же про- фессионализм при относительно узкой специализации гарантирует хороший достаток, и культурные запросы подобных господ весьма ограничены. Но — что очень важно — творческие личности не только востребованы, а для этого созданы все условия, атмосфера учебных заведений, творческих коллективов во всех направлениях точных наук и гуманитарных. А у нас, на Украине, во имя невыразительной национальной идеи, — вместе с пренебрежительным отношением к русскому языку, миллионы граждан отстраняются от прикосновения к великой русской культуре, к литературе — в том числе от трудов в различных областях науки на русском языке.

Может, покажется неуместным и высокопарным — но хочется вспомнить эпоху Возрождения, когда античная культура вдохновила создателей великих произведений литературы, искусства; начался расцвет науки нового времени. И хочется верить, что в духовном возрождении народа Украины сыграет свою роль и свободный от притеснений русский язык.

 

2009 г.

 

 



КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!
Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий*

Осталось символов

  При полном или частичном использовании материалов ссылка на Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект" обязательна.

Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле
Development © 2005 Programilla.com
  Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12
Редакция журнала «Дикое поле»
8(062)385-49-87

Главный редактор Кораблев А.А.
Administration, Moderation Дегтярчук С.В.
Only for Administration