ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня пятница, 19 апреля, 2024 год

Разговор с Григорием Брайниным

— Город, география воздействуют на людей?

— Я думаю, да: эти шахты глубокие, терриконы, конечно… Тоже вот и горы воздействуют на человека. Жить в пустыне тяжело: скучно, психика утомляется, всё однообразно. Высокие горы — нервно, высокие горы возбуждают сильно, адреналин. Люди любили всегда селиться в местах, где есть не очень высокие холмы, на берегах рек, где один берег, как правило, равнинный, а другой — холмистый… Рельеф местности, вся геология очень влияют на человека. Донецк не был местом культуры, здесь кроме тушканчиков никто не жил. Почему здесь привился концептуальный дебилизм? Это же место без первичной культуры. Местность сыграла свою положительную роль — и был своеобразный всплеск, например, поэзия Парщикова. Парщиков зарядился именно здесь, зарядился этой степью…

— Поэзия — это дар?

— Кроме того, что это дар, это ещё и работа. Этим надо постоянно заниматься, требуется самоотдача. Есть люди, которым больше ничто не удаётся. Вот Лёша Парщиков… Ужасно учился… Из второй школы (школа № 2) его попросили уйти, так как он себя ещё и плохо вёл, изводил учителей, всё у него вызывало иронический смех, казалось, что дурачится. А ведь это была эпоха дебилизма, который почему-то в Донецке вызрел в законченной форме. Может быть, Донецк способствовал тому, что дебилы дошли здесь до абсолютного совершенства. И этот дебилизм превратился в мировоззренческую концепцию и породил течение в поэзии. Оказалось, что и в других городах он вызревал, но так ярко для меня не проявлялся. В том классе, где учился Алёша Парщиков, дебилизм стал совершенной формой познания и общей оценки.

— Что такое дебилизм?

— Вообще дебилизм — некое первичное свойство, позволяющее увидеть мир в неких первозданных формах, вне культуры; это вершина авангардного отрицания. Дебил — очень добрый; человек, который любит всех. Он не имеет культурных отсылок, всё воспринимает первозданно. У нас была площадка за школой, мы там ловили кузнечиков… Всё это нами воспринималось как дебильная аналогия чего-то настоящего с чем-то ненастоящим. Кстати, вторая школа стояла на кладбище. Там, когда строили детский кинотеатр «Красная шапочка», выкапывали человеческие кости. Мы играли этими костями, черепами… Находили знаки отличия немецких офицеров. «Красная шапочка», немцы, кости, которые от них остались, географическая площадка с устройствами для изучения климата… А над школой был лозунг: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Когда Гагарин вернулся, сказал, что летал высоко — и Бога там не увидел… Совершенно очевидно, что Его там нет… Всё это вместе была та дебильная среда, в которой мы жили.

— Как возникло это определение: дебильная среда?

— Почему дебильная? Наверное, потому что у Алёши Парщикова во дворе жил настоящий больной человек, который всё воспринимал каким-то незамутнённым культурной парадигмой образом, осязательно… Осязание является первичным чувством — прежде зрения, прежде слуха, любых умозрительных заключений — оно свойственно даже простейшим: эвглене зелёной, инфузории туфельке. Простейшие воспринимают всё прикосновением. Этот момент осязательности, кстати, есть в вещественной метафоре у Парщикова; создаётся энергетика, которая имеет дебильное происхождение, с точки зрения культуры. С точки зрения механизма энергетического — осязательность есть первичное и очень мощное воздействие. Шероховатость, гладкость, изменение формы, переливчатость создаёт энергетику метафоры этого периода. У Миши Эпштейна — не помню,  кто первым сказал ¹, — есть термин «метаметафора». Мне всегда казалось, что это понятие неправильное. «Мета» — значит сверх; причём тут сверх? Главное свойство метафорики этого периода (70-е годы) — дебилизм. У Ерёменко, например, есть отношение к дебилу как архетипу, который строит всю художественную политику той эпохи. А у Парщикова используются простейшие методы восприятия среды. Поэтому я бы сказал, что это не метаметафора, а концептуальный дебилизм — это метод познания всего: мира, культурных взаимоотношений, природных, социальных. То есть это некий взгляд дебила, который воспринимает явления на осязательном уровне и тем самым находит в них новую, некультурную основу. Культура — это область знаний и эталонов, что-то вроде накопителя… А чтоб построить метафору, нужно уйти от культурных и традиционных взглядов, построить теорию… Удивиться, познать новое — в этом и есть вообще роль метафоры.

— В чьих текстах есть такая вещественная метафора?

— У Пастернака технология метафоры вещественная; он стягивает те качества воедино, которые ранее не объединялись. Ещё Тютчев и Фет. Такая метафорика не только свойство языка, это мировоззренческая концепция, способ познания, инструментарий. Парщиков, Иван Жданов, Ерёменко… (вспоминает стихотворения).

— Когда вспоминаете стихотворение, от чего идёте: от образа, звука, мелодики?

— Больше от звука, осязательности, вкуса, ощущения; от фонетики. Фонетика — это же тоже осязательная область, это вкус или что-то среднее между пением и вкусом.

— Что читаете?

— Парщикова люблю, потому что мне это легко. Это кусок моей биографии. Ерёменко, Жданов. Много чего… Но в последнее время больше музыку слушаю.

— Музыка и поэзия близки? Может, нет смысла разделять их на различные виды искусства?

— Конечно, близки: консонанс, ассонанс. Всё идёт от звука, я сейчас занимаюсь звуковоспроизведением. Звуковоспроизведение при помощи аппаратуры может не только передавать конкретный звук, а и видоизменять его и украшать. И тогда звучание улучшается, становится даже лучше, чем в жизни. Это, конечно, область шаманства, но приборного шаманства. Оказывается, можно взять некий звук, отбросить часть резонансов — и он становится более красивым, начинает ласкать слух. Он становится краше настоящего! Акустика фильтрует диссонансные звуки. Звуки ведь бывают колющие, а могут быть и утончённо-прозрачными.

— Звук есть механика или органика?

— И то, и другое. Все звуки есть в природе: птичьи голоса, капель, звон. Рояль — совершенно природный, без усилителя; фортепиано тоже. А вообще я не вижу границ: механика, органика… Очень важно, чтобы звук был хрустального свойства… Тогда он красив. Видимо, это связано с какими-то гармоническими частотами: есть частоты, присущие природе, что-то вроде золотого сечения… Не вроде. Это оно и есть. Существуют пропорции — в том числе и в дроблении частот — которые свойственны гармонии. Известно ведь, что если над водой читать молитвы, то её структура гармонизируется. Не только вода. Я много занимался дефектами твёрдых тел. Если мы рассматриваем кристалл и его свойства, то они во многом предопределяются историей этого кристалла. Более того, есть случаи, когда кусок металла может вспомнить свою предыдущую форму и пройти по тому пути, по которому был деформирован. Речь идёт о структуре: в ней есть какие-то элементы, несущие информацию о процессе, — структура памяти. В этом смысле каждое вещество живое.

— Вы находите в звуке смысл?

— Нет. (Поспешно.) Только удовольствие.

— Значит, поэзия до культуры?

— Её энергетика до культуры; происхождение — это уже второстепенно. Закономерный вопрос: где черпать энергию, где энергетическая мощь? Ведь она может иметь и культурное происхождение, но тогда должен быть очень культурный человек. Почему у юных поэтов бывают чудные стихи? Ведь эти поэты могут и не знать, что они на кого-то похожи… Есть две причины. Во-первых, среда; язык — это среда. И человек в ней живёт — как рыбка в аквариуме; в языке — как в магнитном поле. Во-вторых, осязательность и вкус. Эти два момента могут пробуждать поэтическое творчество в людях, которые сами не знают, откуда поэзия берётся. Они лишь являются просто носителями. А дальше труд… Нужно возиться с этим, от многого отказываться.

— Стихи подпитывают или наоборот?

— По-разному. Почему-то в большинстве случаев они пишутся именно в молодости. Видимо, нужны какие-то яркие, мощные, природные энергетические импульсы для того, чтобы входить в осязательно-вкусовой контакт с миром.

— Вот из-за этих импульсов многие поэты и умирают молодыми…

— Забивается осязание. Умирают, то есть теряют естественную энергетическую подпитку. Ну, это уже умствования… (задумчиво).

Беседовала Мария ПАНЧЕХИНА

-----

¹ Константин Кедров.

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!

Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий* Осталось символов