Интеллектуально-художественный журнал 'Дикое поле. Донецкий проект' ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня понедельник, 14 октября, 2024 год

Жизнь прожить - не поле перейти
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала

ПОЛЕ
Выпуски журнала
Литературный каталог
Заметки современника
Референдум
Библиотека
Поле

ПОИСКИ
Быстрый поиск

Расширенный поиск
Структура
Авторы
Герои
География
Поиски

НАХОДКИ
Авторы проекта
Кто рядом
Афиша
РЕКЛАМА


Яндекс цитирования



   
«ДИКОЕ ПОЛЕ» № 13, 2009 - ПТИЦЫ

Брайнин Григорий
Украина
ДОНЕЦК





* * *

Набросай мне место своей судьбы —
это Город.
Пруды напрягают овалы глянца.
На черных винтах
набухают сланцы,
центр тяжести выбрасывая из шахт.
Можно летать вниз от полутора до трех часов,
разгребая руками воспоминания детства —
негативы, выворачивающие покров
наизнанку, вычитают ветви
по своему подобию, как футляр.
Город наверху отражается в полировке
касок, распирающих земной шар,
как подшипник в разрезе. С кровью
в унисон от вибрации тел
скважина вытягивает дно глазницы.
Словно маятник, горсть черноты мне снится,
из ночи в ночь перемалывая предел.
Набросай мне место своей судьбы:
этот ракурс и небо в замке-застежке,
осторожно пробуешь под носком гранит —
как клубочек пыли,
подъем звенит,
заостряясь, как солнечный фокус в коже.

* * *

…а у голубя красный глаз,
он не такой белый, как у людей,
схема вагона очень проста,
геометрия вокзала привлекательна,
двор засыпан желтыми листьями,
и идет дождь,
голова пустая — ни одной мысли,
а люди все хорошие,

голубь просит, чтоб я дал ему крошек,
но у меня в кармане нет крошек —
только пятаки на метро,
разве ему бросишь эти пятаки
он удивится и станет на меня смотреть сбоку,
они, голуби, всегда смотрят сбоку,
как осеннее солнце…

 

 

1

В тумане иней — мел без кости.
Сквозь белизну едва заметны
царят без контуров и резкости
в окно заброшенные ветки.

Предметов матовые слитки
плывут по комнате к окну,
соприкасаясь, как улитки,
размеры втягивают внутрь.

Подобно жителям глубин
вся утварь в замкнутом пространстве
висит с безумным постоянством,
касаясь контурами спин.

И комната, как батискаф,
нас погружает в белый омут,
царит снаружи невесомость,
вползая краешками в кадр.

2

Ты начеку, глаза закрыты —
от лезвия залеченные ленточки.
Дыханием качаются на крыше
телеантенн пустующие плечики.

Все навесу — и комната, и улица,
рычаг весов на трещинке в окне.
Внимательными грузиками пульса
ты держишь равновесие во сне.
Я замер. Я боюсь участия,
как наблюдатель танца на кана-
те, совершенно невесом. Отчасти
я часть твоего сна.

НА КУХНЕ

В кухонном сумрачном пространстве,
где город, скрученный в рулончик
от рукомойника к колонке
прикатан к кафельному глянцу,

где стрелки газовых ключей,
сойдясь, показывают полночь,
я навсегда тебя запомнил
в засаде колющих вещей.

Ты чистишь цинкового карпа,
к нему ножом проводника
коснись — пузырящейся калькой
текут нули в твоих руках.

Еще живет мираж ножа
на приоткрытых створках тела,
когда из тающего мела
выходит в дымке дирижабль.

По локоть ты в контактах линз,
пока жемчужная изнанка
пускает мутные нули,
похожие на водяные знаки.

Приоткрывая зазеркалье,
текут неясные глаза,
в них кухня кафелем сверкает,
загустевая в тормозах,

и в рыбе гаснет амплитуда,
съезжая в юз небытия,
в сковороде вскипает блюдо,
напоминая шум дождя.

КАРАДАГ

Он остался лежать корневищем вверх —
экспонат из крабьей молельни,
он как рыба хотел бы поставить всех
на ребро, но ошибся, наверно.

Тогда сквозь щели в земной коре,
теснясь и уродуясь,
вышли и выстроились в каре
все эталоны живой природы.

Базальт, затвердевший со слепками моря, искал
бы системы иной, но пока
в анатомическом атласе скал
забальзамировал нам потроха.

А ты сидишь — виски в коленях,
курортная дура,
и ищешь в моем солнечном сплетенье
яшму в цвет маникюра,

и пляжник, размазанный качкой и газом
вдоль борта прогулочного корабля,
защелкнул в «Зените» живой образчик
окаменевшего бытия.

 

 

СЛАВЯНОГОРСК

Мел лениво струился на темно-зеленых холмах,
закипая звенел, словно нити накала; казалось,
что стальная полоска реки,
распрямляясь в стоящих часах,
за секунду, как взрыв, бесконечность
разложит на малость.

И когда б не пружинистость вздыбленных почв
в равновесии с небом, заброшенный сад за оврагом
стал засадой покоя, где, силясь покой превозмочь
вековые стволы обливаются илистой влагой.

В хвойных смолах мы зимнюю ловим игру,
труд гравера с дыханьем его кропотливым,
как любовь насекомых в коническом доме из пор,
а к утру
в тонких северных стеблях игристую пену залива.

Знаю: все это память — от Балтики только слова,
красноствольные сосны и локти в меду
горьковатом.
Здесь в задумчивых бочках монахи хранили отвар,
и на север сквозь пористый мел пробивались
солдаты.

Только к ночи ты стала меня узнавать,
когда сотни тропинок спустились из черного дома,
отливая луной; ты подсела ко мне на кровать.
Я остаться готова, — сказала, — дай руку,
мы будем знакомы.

 

 

 

 

 

 

 

 

ФОТОСНИМОК

Чуть вздрогнет этот мир, отслаивая слепок,
и скроется на миг, чтоб снова все собрать
с поверхности степи, где замкнут контур неба,
и твой астральный план впечатан, словно растр.

Вот ты скользишь сквозь зной по зеркалу дороги,
и памяти мираж пульсирует в крови:
Солярис и Эдем — серебряная окись,
как выхлоп из движка он в зеркальце повис.

Объятия друзей и тихий рост деревьев,
больничный детский сад и бесконечный дождь,
который столько лет расстраивает резкость,
когда глядишь назад сквозь марево и дрожь.

Дефекты на стекле и пятна штукатурки,
и бархат под рукой пронзительны, как ось
разобранных часов, и музыкальный сумрак,
когда ты утонул в волнах ее волос.

И вот раскроешь ты органчик Беломора,
свернешь в колечко дым и в кресле ты замрешь.
Ты тоже часть Земли, как горы или море, —
ты будешь вечно жив и вовсе не умрешь.

 

ПРИОТКРЫВАЯ ЗАЗЕРКАЛЬЕ

 

В какой-то миг представляешь себе, что приглашен в свидетели творения. Григорий Брайнин не просто обозначает предметы, но пытается заново воссоздать их — с тяжеловесной добросовестностью медлительного творца. Недаром ему так удаются поэтические воплощения застывших геологических бурь: «Карадаг», «Славяногорск», где слову удается достичь монументальной достоверности и вещественности. Сюрреализм урбанистических зарисовок старается быть предельно точным — до волосков на бровях и ресницах. Равно важны для автора и нож, и рыба под ножом, и та, что держит этот нож в руках. Апеллируя сразу ко всем чувствам — и к осязанию чуть не более, чем к зрению и слуху, — Брайнин создает многослойное мироздание, где не существует главного и второстепенного. Вещей «жемчужная изнанка» так же важна, как их бархатистая поверх- ность. Не явления сравниваются друг с другом — но взаимопревращаются равноправные миры. Перетекая друг в друга, они образуют замкнутое кольцо метаморфоз — новое многоуровневое объемное пространство…

 

Наталья ХАТКИНА

Из предисловия к сборнику Г. Брайнина «Перевоз» (Донецк, 1994).

 

 



КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).

2013-11-09 09:38:02
Александра
Украина, Донецк
здорово!

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!
Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий*

Осталось символов

  При полном или частичном использовании материалов ссылка на Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект" обязательна.

Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле
Development © 2005 Programilla.com
  Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12
Редакция журнала «Дикое поле»
8(062)385-49-87

Главный редактор Кораблев А.А.
Administration, Moderation Дегтярчук С.В.
Only for Administration