Как телохранитель, говорю тебе: «Пуля, пущенная в зеркало, убивает зеркального двойника, тогда как отражение пули – стрелявшего».
    Как участковый, говорю тебе: «В статье о мелком хулиганстве упомянуто про «прочие действия», так что будь ты хоть ангелом, мирно парящим над городом…»
    Как десантник, говорю тебе: «Будь властелином своего кольца, а стропы (в отличие от вен) можно перерезать через одну».
    Как технолог-машиностроитель, говорю тебе: «Мясорубка – это символ творческого преображения, где продукт на выходе остается прежним по содержанию, но обретает иную форму и новое имя. А в червячной передаче рано или поздно примут участие наши тела после смерти».
    Как шахматист и поклонник Набокова, говорю тебе: «На черно-белом виде из окна твоей комнаты можно ходом коня складом бронетехники срубить женскую колонию, если она, конечно, не успеет дойти до линии железной дороги».
    Как поэт, говорю тебе… Ничего не говорю тебе.

* * *

Двоих взаимовыжатых сполна,
как никогда друг другу параллельных,
дрожащих на весьма узкоколейных,
перипетийных, вынесла волна
в периферийный морок, в никуда
и бросила – разъятых, томных, потных,
изверженных – на суетную отмель
дрейфующего будничного льда,
заиндевев, навыворот, навек,
навзрыд, плутая млечными путями,
сучить зазря сердечными культями
навыкате, живьем коричневеть,
у каждого приблудного тепла
затравленно задерживать дыханье,
как маятники, что не затухают,
а выгорают заживо дотла.


* * *

Нет свечи, чтоб спуститься в гортанный погреб
с разносолом певучим. В одном исподнем
говорящий на ощупь и в черном теле,
как цепная птица с цепною тенью,
поводырь, подсластивший для кляпа ветошь,
чтоб молчанье надолго осталось свежим –
чересчур персонажи и слишком те, кто
никогда не выходят из клетки текста.


* * *

Быть не убитым таким деревянным горем.
Значит, пиноккио, мой деревянный голем –
не карандаш, а стамеска, чтоб против воли
ворох упрямой бумаги задеть за живое.
Это сидит за столом деревянный голос,
это ему на десерт преподносят хворост.
Радуясь встрече с молочным, немудрым зубом,
плавают гвозди в насквозь деревянном супе.
Ангелы сбросят крылья, напялят весла,
чтобы смотреть, разгребая смолистый воздух,
как деревянным горлом живая стружка
из-под рубанка сердца идет натужно.