1

    – Только не думай, что если ты в раю, то все можно, – пробурчал, запирая за мной калитку, бородатый ключник. На вид – олдовый хиппи, джинса потертая голубая, хайратник бисерный, мог бы и либеральнее отнестись. Или уж оделся бы по-другому: костюм-галстук. Раз уж не все можно, значит, костюм-галстук: по газонам не ходить, под гитару не орать, больше трех не собираться, зайдите в райком по поводу утраты вами чести и совести – комсомольского билета. Райком в раю – сомнительная шуточка, мой редактор не пропустил бы.
    Нет у меня теперь никакого редактора. А комсомольские билеты вообще исчезли с лица земли, как, впрочем, и я. Можно отдыхать. Только со мной всегда так – доживу до отпуска, заберусь в лес, вроде по грибы, а маслят не вижу, хоть они и под ногами: доругиваюсь, как Маяковский, с идейными противниками или мысленно переписываю уже ушедшую в набор статью. Вполне бессмысленное занятие. Впрочем, у меня сейчас времени… Можно позволить себе любые бессмысленные занятия. Вот сейчас лягу на травку и буду в небо смотреть. Курить и смотреть в небо. Или сначала по сторонам огляжусь. Или нет – сначала на себя посмотрю. Есть у них зеркало? И что у них тут вообще есть?

    2

    Ну, в общем, нормально. Ботанический сад – и-зу-ми-тель-ный! Неохота только вспоминать, кто мне привил любовь к ботанике. Опа! – да я не помню. Так, туман какой-то. Быстрорастворимый – как кофе. Кофе тут растет, папайя, монстеры, бугенвиллеи, фикус Будды… Пока я не исчезла с лица земли, меня от одного имени Будды корчило – с тех пор как один буддист обошелся со мной совсем не по-буддистски. А тут вижу этот фикус – и ничего. Просто фикус. Можно под ним покурить – в позе лотос. Не корчит. Вот только где у них сигареты продаются? Никто не догадался сунуть мне в карман зажигалку и мои любимые «Атаман зеленый», дешевые с ментолом. Пожую пока листик мяты…
    Интересно, на таком небольшом ареале – флора всего мира. Рай, честное слово, рай!
    Да я и впрямь в раю.
    Надо бы разыскать заросли вереска – давно хотелось посмотреть. «Моя святая тайна, мой вересковый мед…» Непривычно: видеть цветы и листья – и думать о цветах и листьях. Не перебирать в мозгу старые ссоры и обиды. Никаких дурных воспоминаний. Только ощущение непроницаемого блока на месте того, что когда-то ошпаривало кипятком.
    …О! Белка! Вышивает восьмерки вокруг соснового ствола – словно специально для меня.
    Раз тут такой рай, то мне бы еще увидеть вблизи ягуара и амурского тигра. Они ведь в раю не кусаются? Киса, кисонька…

    3

    Гладила тигра – и вдруг увидела свою руку. Кисть руки. Правда, что ли, моя? Ангельская ручка! Ноготочки! Пальчики! А ноги? А ноги-то, ноги! Рельеф! Загар! Коленка! Никогда в жизни у меня не было такой коленки! Так то в жизни…
    Понятно, отчего у них в зеркальный павильон была такая очередь. Тетки небось от своего отражения отойти не могут. Часами. Торчат. А от чего, собственно, торчать? В раю у всех должна быть ангельская внешность. Чтобы не портить общую картину. «Каждый, кто купит в магазине «Шустов» водки на пятьсот гривен, получит в подарок дисконтную карту в лучшие рестораны города». Каждый, кто получил путевку в рай, предварительно проходит курс пластической хирургии… Допустим, с ногами я согласна. Но морду, пожалуйста, оставьте мою. Привыкла я к ней. Хотя каждое утро при взгляде в зеркало произносила задумчиво, как ослик Иа: «Так я и знала: с этой стороны нисколько не лучше!» Посмотрюсь-ка в то спокойное озерцо с лотосом посередине. А ничего… И волосы, как мне всегда нравилось, цвета овсяной соломы. Ничего, ничего… Ох как ничего! Вот посмотрел бы кое-кто на это ничего, тогда бы я на него посмотрела! Гм. Очевидно, этот кое-кто предпочел мне кое-кого покрасивше. Не помню. Не болит. Рай – это отсутствие воспоминаний. И сигарет.

    4

    Вторые сутки без курева – это для меня чересчур. Придется выбраться из сада на форум – поискать ларек. По идее, там должно быть все бесплатно. Небесный коммунизм. Тогда уж и пива взять. Чешского какого-нибудь. Или портер «Балтика». Затариться – и обратно в садик, – до вереска-то я так и не добралась. Доберусь, времени вагон. Надо бы еще библиотеку отыскать – и практически всё. С народом общаться не тянет. Видела я этот народ, мельком: рожи у всех блаженные, ангельские, и говорят все с пафосом и придыханием. О чем-то высокодуховном. Ни анекдот рассказать, ни шпильку вколоть. Вот ужас будет, если в ихней библиотеке одна только высокодуховная литература! А что, очень может быть. Сказал же мне этот дядечка: «Не думай, что все можно». То есть «Тропик Рака» у них на полках точно отсутствует. Мне, допустим, этот тропик на фиг не нужен, он мне сразу не понравился, но дело в принципе. В хорошей библиотеке должно быть все. А в идеальной?
    Всегда была не в ладах с идеалами. Как меня вообще допустили в рай – с моими дурными привычками? Очевидно, за чистую душу. Я всегда всем все прощала (кажется), почему бы и меня не простить? И не дать заодно закурить? Где же тут, в конце концов, табачная лавочка? В киосках – только соки. Амброзия. Нектар. Это потом. Уши пухнут. Курить, курить… Мужчина, не подскажете? Шарахнулся. И другой – тоже. Пустота какая-то вокруг меня образовалась – так всегда со мной в приличном обществе. От чего курить хочется – ну прямо бешено.
    Кто это меня за хитон дергает? Не похож на других. Низенький такой, чернявый, волосики надо лбом рожками закрутились. Отойдем в сторонку? Отойдем в сторонку. Показывает из-под полы бело-зеленую пачку. Ах ты, моя лапа! Это ж «Атаман»! «Атаман зеленый»! Мне блок и зажигалку, пожалуйста!
    Потирает пальчики так выразительно – дескать, а бабло? В смысле, деньги давай. Какие деньги в раю, ты что?

    5

    Ну, он мне и объяснил, какие деньги. Надо вспомнить что-нибудь гадостное. Про себя. Плюнуть в чистую душу. Сколько слюны наберешь – на столько товара и получишь. Мне сразу расхотелось брать блок. Чистая душа подороже стоит. Чистая душа – это в самом деле райское наслаждение. Бросить, что ли, курить? За вечность можно и отвыкнуть. Будет у меня чистая душа, чистые легкие и здоровое дыхание.
    Но одну сигаретку-то можно? Вспомню что-нибудь не слишком мерзопакостное. Или даже так брякну, от фонаря.
    – Я, – говорю, – не читала «Мастера и Маргариту».
    Не реагирует. Втолковываю:
    – Это стыдно. Я закончила филологический факультет с красным дипломом. И не читала «Мастера и Маргариту». Стыд, позор и ужас. Как вспомню – так вздрогну.
    – Не свисти, – отвечает. – Денег не будет. Еще раз соврешь, – ищи себе другого дилера.
    Наверное, в самом деле лучше бросить. Однако так заманчиво: обойти запрет. Узнать, каков вкус ментола на Елисейских полях. Я и в школе начала курить, потому что было нельзя. Те, кто покупал украдкой сигареты поштучно, россыпью (у бабки на углу), затягивался на большой перемене торопливо, прячась между мусорником и железными гаражами, были избранными и отверженными одновременно. Пиратское братство. Я чувствовала себя примерно Сильвером – одноглазым и одноногим. И стояла, как дура, на своей деревянной ноге, беспомощно озираясь, когда из-за переполненной помойки показалась грозная фигура директрисы. Все остальные флибустьеры рассосались по щелям, как тараканы ночью на кухне, если вдруг зайдешь попить водички. Одного таракана обычно успевают прихлопнуть тапочком. Это была я.
    Состоялся показательный процесс в актовом зале. В первом ряду сидела моя несчастная мама. Я вообще торчала на сцене – типа у позорного столба. Мне было очень жалко маму, но я все равно гордилась собой: я никого не выдала. Меня допрашивали – но не добились ни словечка! Гибрид Жанны д`Арк с Зоей Космодемьянской.
    Потом оказалось, что подельники меня и заложили. И даже не для того, чтобы отвести беду от себя, а так – чисто поиздеваться над чистой душой. Потому что они просто курили, а я – романтически: спина к спине у мачты, против тысячи – вдвоем! По окончании процесса вся эта «тысяча» меня окружила и оборжала. Маски из папье-маше рассыпались на мелкие кусочки – и открылись кривляющиеся рожи обыкновенной шпаны. Я чувствовала себя так, будто на меня помочились с дерева.
    Но ведь это они предатели, они! Это им должно быть стыдно! А я их буду гордо презирать! Всю жизнь. Но стыдно было мне. Так стыдно, что я даже зажмурилась.
    Когда разожмурилась, передо мной стоял чернявый райский дилер и протягивал пачку «Атамана» и два коробка спичек.

    6

    Думала, докурю пачку – и брошу. Картинка, что взял у меня дилер в обмен на сигареты и спички, так и осталась со мной, после чего ботанический сад стал какой-то не такой: под ногами нет-нет да и захлюпает болото. Тигр при слишком фамильярном обращении недовольно ворчит. Может, ему просто не нравится запах табака? Вообще-то он моя киса. Так вчера гоняли по вересковому полю! А потом долго сидели на плоском камне и глядели, какой нам сегодня показывают закат. Впрочем, это я глядела. Киса вылизывал заднюю ногу. А сегодня я выкурила последнюю сигарету.
    Собралась в библиотеку. Тигр ворчит. Не буду искать встречи с дилером, просто возьму что-нибудь почитать.
    По дороге сплела себе маковый венок. Посмотрелась в круглое болотце: очень красиво. Правда, показалось, что волосы у меня чуть потемнели. Или это свет не так падает?
    Библиотека оказалась в самом деле странная. Периодику они не получают. А у меня была надежда полистать последние толстые журналы. Вдруг после того, как меня убрали с лица земли, все редакторы спохватились и публикуют мои рассказы прямо наперегонки?
    Нельзя, значит, мне толстых журналов. И в самом деле: все в них суета и томление духа. Целый день проторчала в отделе искусств, листала художественные альбомы. Босх тут просто обалдеть! Наметила себе еще Эль Греко. Подозреваю, что где-то тут есть и галерея подлинников. Но расспрашивать пока никого не стала: вдруг опять шарахнутся? Лучше поброжу, понюхаю, как-нибудь набреду… Подозреваю, что с современным искусством у них так же туго, как и с толстыми журналами. На абонементе мне выдали два тома Диккенса. Сто лет не читала Диккенса! Помнится, у него там крошку Копперфилда поят элем. Эль – это такое пиво. Интересно было бы попробовать… Тут же меня потянул за полу этот маленький, с рожками. Объяснять ему уже ничего не пришлось.

    7

    Второй час пью пиво и вытираю себе сопли. Круто я расплатились с дилером. Вспомнила, откуда у меня любовь к ботанике. В саду похолодало, из-под земли повылезали мухоморы. Тигр не ворчит, наоборот, все пытается облизать мне зареванное лицо. Расставаясь с ботаником, я не плакала. Знала, что никто меня облизывать не будет. Сама виновата. Это-то особенно неприятно: сама виновата. Померзли коллекционные цветочки. Не уследила за градусником. И так жалко пыталась оправдаться. За что и получила целую обойму: во-первых, уродина, во-вторых, неряха, в-третьих, раз уж цветочки со мной не ужились, то и никто меня терпеть не будет. Цветочки я завела себе новые, не такие капризные, как ботаниковы, и долго еще поражала всех знакомых знанием латыни. Тополь, например, по-латински popula, народное, в смысле, дерево. Но сама себя терпела с трудом. Одолевали призраки замерзших цветочков.
    Не пойду я больше на форум, ну его на фиг.

    8

    Целую неделю бродили с тигром по зарослям. Мухоморы куда-то попрятались. И под ногами уже не хлюпает. Райский сад неисчерпаем! «А в солнечной Бразилии, Бразилии моей, такое изобилие невиданных зверей…» – какой у меня голос прорезался, блеск! Так всегда хотелось петь, но бодливой корове бог рог не дает. Отиралась среди бардов восторженной поклонницей. И всегда заказывала вот это: «Увижу ли Бразилию до старости моей…» Оказывается, Бразилию можно увидеть и после старости. А Лувр? А частями? Центра Помпиду, как я понимаю, здесь не водится, но Лувр? Или лучше Прадо?
    Киса недоволен: он подозревает, что поиск Прадо закончится очередными слезами. Проводил почти до самого форума и ворчал вслед так, будто мы расстаемся навсегда. Не ворчи! Курить мне уже практически не хочется, попустило.
    Обменяла в библиотеке Диккенса на Стерна и Голдсмита. Картинную галерею, в конце концов, нашла, но у них был санитарный день. По зачистке от крамолы. Собралась уже к своему кисе, но тут ко мне опять подошел дилер. Я послала его культурно и вежливо, как положено в приличном месте. Он предложил мне скидку, но я и со скидкой не хочу. Зачем мне в моем саду мухоморы?
    Дилер пожал плечами и предложил мне как постоянному покупателю «бесплатный подарок» – цветную закладку. Для Стерна и Голдсмита. Страсть к халяве во мне неистребима. Да и что дурного в цветной закладке? Или там реклама портера? Нет, дерево. Фикус.
    И тут меня ударило по лицу. Я вспомнила, как собиралась впасть в нирвану под руководством опытного гуру. Собственно, сначала запала на гуру, а потом собралась впасть в нирвану. И побежала к этой нирване семимильными шагами. Йог-скороход. Из стойки на голове, правда, все время падала, но позу лотос освоила вполне. А уж медитировала… Все завидовали. Ну и коаны тоже. На вопрос о природе Будды могла ответить на раз. Тибетскую «Книгу мертвых» изучила от и до (кстати, всё брешут). Пора было переходить к тантрическому сексу. Когда я вычислила всех своих сестричек-тантричек, то жутко на себя разозлилась: если претендуешь на единственность и неповторимость (а я именно на это и претендую), нечего соваться в массовку. А тантрические массовки отличаются особой противностью. Потому что нечего тень на плетень наводить. Промискуитет, замешанный на мистике, это блядство вдвойне. Что я и высказала своему гуру, не подбирая выражений. Гуру тоже высказался – в том плане, что быдлом я была, быдлом и останусь, – и ушел к своим тантричкам-истеричкам.
    А на следующее утро мне начали звонить… Все начали звонить: барды, начинающие поэты, тантрики и тантрички, члены союза писателей, душевные библиотекарши, директриса художественного музея, снова тантрики и тантрички, бывшие однокурсники и прочие случайные по жизни люди. Тут я и узнала, какое он говно, какое я говно и в какое говно вляпалась.
    Теперь эти голоса зудят в моей голове, как сонм осенних мух. Они выпевают имя дерева, с которого меня облили нечистотами. Фикус Будды – вот как называется это древо познания добра и зла.
    В райском саду наступила осень. Листья облетели даже с вечнозеленых деревьев. Волосы мои потемнели и слиплись от грязного дождя. Как тогда… Когда меня вытащили из речки. Глупо, между прочим, бросаться в нашу городскую речку, если мало-мальски умеешь плавать. Поэтому я убралась с лица земли не из воды, а из больницы. Почему и смогла все-таки попасть в свою солнечную Бразилию (она же Индия, она же Кения) и пообниматься с тигром.
    Тигра нигде не видно. Он слишком хорош для меня – такой.
    Что мне делать в раю, если моя чистая душа… Да, вот это самое.
    Заберите меня отсюда, пожалуйста.

    9

    Забрали.
    Сижу в пивном баре «Сармат», который там, на земле, так и не научилась называть попросту пивняком. Народу! И морды все такие знакомые…
    – Вы что, – говорю, – уже все, что ли, того?..
    – Идиотка! Ты знаешь, какой сейчас год? – и суют под нос толстые журналы.
    Не успеваю осознать, какой сейчас год, как на меня вываливают кучу новостей: печатают твои рассказы, печатают! И критики тебя та-ак обсира-ают! И в смак цитируют, что про меня написали Хрюков, Пуков, Тыков и Циммерман. Циммерман, кстати, где-то здесь, он сейчас сам тебе все скажет.
    Я расслабилась. Мне приятно, что меня помнят. Дым в «Сармате» столбом. Промеж столиков бегают маленькие чернявенькие, вроде моего дилера, только в милицейской форме. Время от времени выволакивают кого-то из-за столика и там, за дверью, кажется, бьют.
    Шум стоит совершенно невозможный. В соседнем зале Маяковский доругивается с идейными противниками. За нашим столом то и дело кто-то рассказывает какую-то историю, после чего всех обносят пивом и угощают сигаретами. Носик рассказал, как он искал по подвалам любимого кота и потом заразился от него лишаем. Лечились всей семьей – кот и Носик. Все ржут. Шишечка поведала, как перед бабушкиной кончиной обозвала ее алкоголичкой – и потом бегала к ней в больницу каяться. И даже успела. Все опять ржут. Старушка тоже где-то здесь, но у нее своя тусовка.
    Истории мне кажутся странно похожими, но я не успеваю задуматься, в чем тут дело. Мне тоже хочется угостить всех пивом. Вот только чем за это платить?
    Оказывается, нужно рассказать про себя что-нибудь хорошее – пусть люди повеселятся. Ага.
    Что у меня за душой хорошего? За моей бедной обосранной душой? За душой у меня только тигр. Он сейчас, наверное, сидит на плоском камне посреди верескового поля и смотрит на закат. Без меня.
    Но я не отдам вам своего тигра. Пусть меня даже выволокут за дверь и будут бить.
    Бейте не бейте – а денег у меня все равно нет.