Это тоже было. Не так всемирно и представительно, как на Конгрессе украинистов, но тоже государственно и стратегически.
    Открытие – в Ливадийском дворце, бывшей резиденции русского царя.  Место это знаменито еще и тем, что здесь во время мировой войны встретились главы трех великих держав – Рузвельт, Черчилль и Сталин. И вот сейчас здесь собрались гуманитарии трех славянских стран – Украины, России и Белоруссии.  Пытаясь склеить то, что разбито политиками.
    Что же было?
    Приветствие президента России.
    Отсутствие приветствия президента Украины.
    Приветствия министра образования и науки Украины С.М.Николаенко.
    Приветствие российского посла в Украине В.С.Черномырдина.
    Приветственное слово Его Высокопреосвященства Высоко-преосвященнейшего Лазаря, Митрополита Симферопольского и Крымского.
    Это было похоже на «Титаник». Возвышенные речи, музыка, тосты. Вера в то, что все будет хорошо: буря утихнет, пробоины заделают, и сбудутся слова поэта о том, что славянские народы, распри позабыв, в единую семью соединятся.
    Была и прагматика, но тоже безнадежно романтическая – обращение участников Форума к Президенту и Правительству:

    Строительство демократической Украины невозможно без сохранения культурного богатства страны и формирования нового гуманитарного пространства. Русский язык наряду с другими языками является национальным достоянием нашего государства. Его значение определяется не только многомиллионным количеством носителей русского языка, но и теми широкими возможностями, которые открывает русский язык для объединения страны, достижения отношений добрососедства с другими государствами, для приобщения людей к вечным ценностям человечества…

 

•    Судьба русского языка и, соответственно, перспективы развития великой русской культуры в Украине сегодня находятся под угрозой!
Русский язык, который еще недавно считали своим родным, как минимум, половина всех украинских граждан – сейчас язык меньшинства. Только 29,6% жителей Украины признали этот язык родным во время переписи 2001 года, от 34 до 38% назвали его таковым во время последних социологических опросов.
    Легче всего обвинять людей, отказывающихся от вчера еще родного языка, куда важнее понять то, что их к этому решению подтолкнули объективные причины. Политики, отвечающие за идеологию в структурах власти молодого государства, сделали все возможное, чтобы резко сократить сферу функционирования русского языка в Украине. В течение всего существования независимой Украины – при активном участии либо попустительстве высших государственных чиновников – проходила (и продолжается сегодня) радикальная украинизация системы образования, науки и информационного пространства.
•    В 19 из 27 регионов Украины высшего образования на русском языке практически уже нет, а в остальных регионах оно ежегодно резко сокращается.
•    Число школьников, получающих образование на русском языке, сократилось более чем вдвое – с 54% до 24%.
•     Школьное образование в западных и центральных регионах, включая столицу, почти полностью украинизировано – только 2,7% всех школьников получают здесь образование на русском языке. В Киеве осталось лишь 6 русских школ из 452, в пяти областях (Киевской, Винницкой, Волынской, Тернопольской и Ивано-Франковской) совсем нет русских школ, еще в четырех (Житомирской, Хмельницкой, Черкасской и Черниговской) осталось по одной такой школе.
•    Линия «фронта» (увы, цифры, свидетельствующие о стремительно продвигающейся по стране украинизации, напоминают боевые сводки) проходит сегодня по диагонали Харьков – Днепропетровск – Одесса. Если процесс украинизации школ будет развиваться нынешними темпами, через несколько лет среднее образование во всех регионах Украины, кроме Донбасса и Крыма, фактически будет украинизировано.
•     По данным социологического центра «Социс», 40% украинских граждан, опрошенных в феврале этого года, высказались в пользу предоставления русскому языку статуса второго государственного и еще 36% - за закрепленный в законе четкий правовой статус русского языка, несколько меньший, чем статус государственного языка, но, тем не менее, гарантирующий русскоязычным гражданам реальное равноправие. Лишь 15% украинцев хотели бы исключить  русский язык из официального общения. Эти цифры почти не изменяются в течение последних 10 лет. Их анализ позволяет сделать следующие выводы:
    1. Общественная поддержка закону, который гарантировал бы реальное равноправие носителей как украинского, так и русского языков, обеспечена.
    2. В то же время, добиваясь максимума, то есть предоставления русскому языку статуса второго государственного, можно не получить ничего…
    3. Компромиссное и вполне достижимое решение может быть связано с принятием нового закона о языках. И хотя такой закон предусматривал бы сохранение статуса государственного языка только за украинским, он должен гарантировать реализацию прав носителей русского языка…
    И еще. Нельзя надеяться только на политиков…

    Кирилл и Мефодий совершили свой высочайший подвиг, потому что были убеждены в праве каждого народа обратиться к Богу на своем языке. Братья выступили против господствовавшей тогда официальной «трехъязычной доктрины», согласно которой христианство могло проповедовать Божье слово только на священных языках – древнееврейском, древнегреческом и латыни. Если бы не они, языки славян ждала бы совершенно иная историческая судьба.
    В «Житии» Кирилла герой отвечает своим хулителям, устроившим над ним судилище в Венеции за то, что он создал славянскую азбуку: «Не идет ли дождь от Бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воздух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка признавать, а прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими?»…
    Смысл труда Кирилла и Мефодия был в том, чтобы сохранить земные языки.  Они понимали, что язык каждого народа есть, как сегодня принято выражаться, код национальной культуры. Не со смертью человека умирает культура его народа, а со смертью языка. Например, когда шотландцы сравнительно недавно возродили кельтский язык, они, в известном смысле, вернули из небытия кельтскую культуру. Сегодня подвиг Кирилла и Мефодия обращен, в том числе, и к Украине – с ее безумным, со стороны некоторых политиков, стремлением поддерживать украинский язык в противовес всем остальным.
    Во-первых, это грубое поругание самого украинского языка, который, являясь великим представителем славянских языков, конечно же, никоим образом не «поддерживает», фигурально выражаясь, такую «политику». Украинский язык не может быть согласным с тем, чтобы его благополучие строилось не неблагополучии других славянских и неславянских языков. Такое могут придумать только люди, но не языки. Языки друг с другом не воюют.
Во-вторых, смысл подвига Кирилла и Мефодия – спасать все языки вместе, так как ни один из языков сам по себе не сможет сохраниться. Те чиновники, которые сегодня «запретительным» образом, с позволения сказать, «заботятся» об украинском языке, подобны  садовнику, который решил, что у дерева надо оставить один, самый длинный корень, а все остальные корни и корешки следует обрубить, чтобы не мешали. Ясно, что дерево у такого «садовника» жить не будет…

    Леонид Фризман (Харьков, Украина):
    Реальность такова, что двуязычие, сложившееся в Украине, - это факт, который нельзя устранить и который давно пора перестать игнорировать. Сложилось это исторически. Украина, присоединенная к России Богданом Хмельницким, составляла лишь около четверти ее нынешней территории, после этого к ней присоединялись различные регионы, большая часть которых – исконно русскоязычные. Так сложились судьбы страны, нравится это кому-то или нет.  Как говорили древние, сами боги не могут сделать бывшее не бывшим. Никакой трагедии в этом нет. Украина не единственная страна, в которой люди пользуются двумя языками. Таких стран много, они хорошо известны, длится это веками и принимается как должное и неизбежное.
    Надо раз и навсегда отказаться от досужей болтовни или, если угодно, от иллюзии, что русский язык в Украине – это язык национального меньшинства. Это в Прибалтике на русском языке говорят русские, а латыши, литовцы и эстонцы – на своих национальных языках. В Украине русский язык – это язык большинства населения, независимо от этнической принадлежности отдельных его представителей.  Известно, что 16% украинцев во время последней переписи признали своим родным языком русский, в действительности процент украинцев, которые говорят  и думают по-русски, в 2-3 раза выше. Прибавьте к ним этнических русских,  а также практически всех представителей других национальностей. На каком языке говорят живущие в Украине армяне, азербайджанцы, евреи, греки? То-то и оно.
    Нередко приходится слышать: какая там дискриминация русского языка? Да у нас засилие русского языка! Только на нем и говорят на улице и в транспорте! На столбе объявления на украинском языке не увидишь! В газетных киосках чуть ли не все издания русскоязычные! Все это чистая правда. Но давайте задумаемся, о чем говорят эти факты. Что, все продавцы газет – агенты Москвы и насильно навязывают нам ее язык? Да им ничего не нужно, кроме выручки, они бы вас китайскими газетами завалили, если бы на них был спрос. Газетные киоски в наших городах – это зеркало языковых предпочтений большинства населения страны, это то, чего наши власти не желают видеть и знать, это результаты референдума, который боятся провести, потому что они известны наперед, это ежедневно  проводимый всенародный опрос. Вас такой народ не устраивает? Извините, другого нет.
    А стать на путь подавления, искусственно ограничивать количество русскоязычных изданий или телепередач, устанавливать проценты дозволенного – не просто бесперспективно, но и опасно. Это может вызвать неприязнь, даже ненависть к украинскому языку. Люди не любят, когда их к чему-то принуждают. То, что вам насильно вталкивают в рот, способно вызвать только рвоту. Языковая сфера – это штука чувствительная и болезненная. Насилие и запреты в ней неизбежно приведут к результатам, которые противоположны желаемым.

    Есть у этого вопроса и другая сторона. Отказ от дискриминации любого языка, на котором говорят граждане страны, установление языкового равноправия – не чисто гуманитарная проблема. Не только в том дело, что Декларация ООН провозгласила право на свободное пользование родным языком одним из фундаментальных прав человека и что Украина не сможет считаться цивилизованным государством до тех пор, пока это право в ней попрано. Для Украины право на беспрепятственное пользование русским языком зримо переплелось с проблемой ее единства и территориальной целостности. Для меня не подлежит сомнению, что накал митингов, прокатившихся по городам востока и юга Украины, не в последнюю очередь был взрывом негодования людей, которых лишают права на родной язык.
    Мне вполне понятны страх и ожесточение, которые вызвали эти митинги у киевских властей, и угрозы предать уголовной ответственности сторонников «сепаратизма». Они хорошо знают, что к отделению от Украины каких-то ее регионов никто не призывал, а в обсуждении вопроса об изменении ее территориального устройства никакой крамолы нет, что аргументы в пользу федерализации нашего государства высказываются столько лет, сколько оно существует.
    Но знали они и другое: что в душах миллионов людей живут чувства и стремления, о которых никто не говорит с трибун, что,  как регулярно показывают проводимые опросы, 30-40% населения, а в Донбассе, в Новороссии, в Крыму и того больше, жалеют о распаде СССР (читай: об обретении Украиной независимости) и хотели бы жить с Россией в одном государстве. Этих людей не притянешь к суду, но страх вызывают именно подобные настроения, и этот страх нельзя назвать безосновательным.
    Дайте этим людям говорить на том языке, на котором они хотят, откажитесь от нажима и ограничений – и вы увидите, как стихнет накал страстей, пойдут на убыль ярость и нетерпимость участников митингов.
    Я не устаю напоминать: помните уроки Приднестровья. Все началось с попыток Кишинева навязать всей Молдове единый государственный язык. А теперь он согласился бы на любую автономию, да поздно. Время упущено.
    Проблема, первоначально чисто языковая, обросла другими, и, похоже, Приднестровье никогда уже не будет частью Молдовы. В состоянии ли мы сделать для себя необходимые – и немудреные – выводы?
    Не будем обманывать ни себя, ни других. Языковая проблема в Украине существует, и состоит она в том, что реальная картина языковых предпочтений граждан Украины находится в вопиющем несоответствии с действующими юридическими нормами и политикой, гласно и негласно проводимой в языковой области…

    Александр Глотов (Тернополь, Украина):
    Конституционно-правовой статус украинского языка – государственный язык. Следовательно, все остальные языки на Украине являются языками иностранными или языками национальных меньшинств.
    Попытки придать русскому языку статус второго государственного (официального) в обозримом историческом будущем успеха иметь, очевидно, не будут, поскольку связаны с необходимостью политического изменения действующей Конституции, чему неизбежно должно предшествовать настолько радикальное изменение ментальности подавляющего большинства населения Украины, которое в принципе непредставимо.
    Попытки придать русскому языку статус второго государственного языка в обозримом историческом будущем всегда будут ассоциироваться с политическими претензиями на возврат к реалиям общественно-политической жизни до 1991 года.
    Политизация решения вопроса о русском языке в Украине, начиная с 1991 года и до нынешнего времени, не принесла пользы ни носителям русского языка в Украине, ни политическим силам, использовавшим этот вопрос в своих интересах.
    Вопрос так называемой насильственной украинизации русскоговорящей части населения Украины является искусственным, поскольку по действующему законодательству Украины обязательным знание государственного (украинского) языка является только для одной категории граждан Украины – государственных служащих…

    Владимир Звиняцковский (Киев, Украина):
    А пока вот что я хочу сказать в утешение всем тем, кто категорически отказывается «самоопределиться» то ли в качестве «приехавшего из России», то ли в качестве «автохтона», подпорченного «русификацией» и радостно готового подвергнуть себя «обратной» украинизации. Гоголь, говорю я в утешение нам всем, - «не их, он наш». «Не хохлацкий и не русский». Он тех, кто «сам не знает». Он наш и он наше… Вот только – что?
    А вот именно то, за что его не хотят или – хуже того – при всем желании не могут признать своим все те, кто уже точно знает, какая у них душа, «хохлацкая или русская». Он наш смех, которым мы только еще и живы. Он, извините за банальность, наш видимый миру смех сквозь невидимые ему слезы…

    Лара Синельникова (Луганск, Украина):
    Толерантность – одно из ключевых понятий, на которое стремится опереться общество, осваивающее демократические принципы во взаимодействии друг с другом, с властью, с носителями иных взглядов. Между тем есть серьезные проблемы как в освоении самого понятия «толерантность», так и в организации коммуникативного пространства, в котором принципы толерантности продолжают оставаться неосвоенными.
    Назовем принципы толерантности, на основании которых может (должен) формироваться концепт толерантности:
    готовность к принятию иных взглядов;
    цивилизованный компромисс;
    готовность власти допускать инакомыслие в обществе;
    стремление согласовывать позиции на основе справедливости, закона и права человека на собственный выбор;
    не навязывать единый стандарт;
    умение решать противоречия открыто, конструктивно и позитивно;

    соблюдать чувство меры, быть уравновешенным;
    находясь в состоянии конкуренции, не забывать об ограничениях этического характера;
    действовать по позитивному сценарию;
    не культивировать образ врага;
    избегать и противодействовать любым проявлениям ксенофобии;
    не делить общество на выигравших и проигравших, на победителей и побежденных.
    Если компромисс считать нормой политкультурного общества сл сложной структурой общественного мнения, то следует признать, что путь к компромиссу идет через толерантность. Сочетание компромисса и толерантности – основа мира и спокойствия в столь непростом  положении, в котором находится сейчас украинское общество…

    Игорь Меньшиков (Днепропетровск, Украина):
    Официальное общение – это особый коммуникационный процесс со свойственными ему нормами и своеобразным этикетом. Это общение с повышенной, если можно так выразиться, ответственностью за все сказанное и услышанное, общение, значимое социально.
    Итак, официальное общение. Прямой обман недопустим. Неправда не пройдет, а правда такова, что каких-то политических или иных дивидендов, если будешь на ней настаивать, не получишь, не говоря уже о ситуации, когда обнародование истинного положения дел может дискредитировать то или иное должностное лицо, ту или иную политическую организацию, государственную структуру. Вот и возникает необходимость в построении целого комплекса лингвистических фигур, с помощью которых, не прибегая к прямому обману, можно не только избежать каких-то неприятных для субъекта официального общения коллизий, но и создать благоприятное о нем впечатление…
    Чаще всего субъект официального общения прибегает к фигуре, связанной с референтным индексом…  Субъект общения уже лично не отвечает за последующее суждение и при этом может не  конкретизировать источник информации: чье мнение?.. Появляются конструкции типа нас не поймут, если…
    Очень популярна и такая фигура, как пресуппозиция. Почти в каждом публичном выступлении официального лица фигурируют конструкции типа как вы понимаете, всем вам известно, совершенно очевидно…
    Регулярно используется при официальном общении выборочная подмена  понятий и слов… Официальное лицо предпочтет говорить о наведении общественного порядка, а не о разгоне демонстрации, о мерах по повышению рентабельности производства, а не об увольнении рабочих…
    Своеобразной лингвистической фигурой при официальном общении является так называемый коммуникативный саботаж, при котором игнорируется заданный вопрос или высказывание оппонента, собеседника и вводится какая-то новая тема…
Особую роль при официальном общении играет фигура умолчания, когда не говорится правда…
    Суть модальной фигуры заключается в том, что в суждения официального лица, в описываемые им события вводятся какие-то гипотетические идеи, допущения, прогнозы. При этом вероятность осуществления предполагаемого ничем не мотивирована и, как правило, заведомо невелика, но попугать на всякий случай нужно: А что если он…; Я убежден, что новое руководство не станет…; Мне кажется, что начнутся… 
    Модальная фигура в средствах массовой информации иногда преобразуется в расчлененный индикатив. Делается это так. Сначала подается информация, дискредитирующая какое-то лицо или учреждение, приводятся разные подробности возмутительного поведения фигурантов скандала, а затем сообщается что-то вроде: Однако на наш запрос в органы внутренних дел было сказано, что милиция вообще не принимала участия в этой акции. Вот и разбирайся, а что-то от этого негатива в сознании останется. Кроме того, многие не услышат последнего мимоходом сказанного замечания, а то и вовсе не обратят на него внимания.
    Любое предвыборное обещание можно дополнить фигурой обусловленности, что очень часто и делают, исходя из принципа «будешь хорошо себя вести, получишь желаемое, а хорошо ли ты вел себя, решать мне».  Поэтому заявления типа При благоприятных условиях мы можем значительно увеличить… - в принципе, того, кто их делает, ни к чему не обязывают.
    Безотказно, как правило, действует в нужном направлении фигура героизации, когда говорится о каких-либо успехах, заслугах, достижениях, не имевших альтернативы, своего рода победах над противником, которого не было или который не участвовал в сражении… Милиция не выполнила ни одного преступного приказа. А были ли они, эти преступные приказы?
    Можно в полемике прибегнуть к метафоре, подчеркнуть в суждениях оппонента те его слова и мысли, которые легко опровергаются, можно генерализировать какое-то замечание словами типа все так считают, можно, конечно, найти и что-нибудь более оригинальное. Суть остается одна – не прибегая к прямому обману, организовать официальное общение таким образом, чтобы так или иначе воздействовать на собеседника, в том числе и коллективного, и достигнуть поставленной цели. Ну, а поддаться или не поддаться этому воздействию – проблема собеседника, в том числе, опять же, и коллективного…

    Марина Новикова (Симферополь, Украина):
    Интеркультурологи определили уже этапы так называемого «негативного цикла» развития межнациональных отношений. Оценивают эти этапы по трем параметрам:
    1) этнос («свои по родству»);
    2) территория («свои по земле»);
    3) язык и наиболее авторитетные тексты на нем («свои по языку»).
    Этап первый – стабильность. «Свои», конечно же, и в этот период контактируют с «несвоими», с «другими». Но идеальная модель, лозунг таких контактов – адаптация, не ассимиляция. Смешанные браки, например, не порицаются, - но при условии: «несвои», сохраняя собственную, исходную культуру, должны активно вписываться в культуру новую, а не противопоставлять себя ей… То же и с языком: билингвизм и полиглотство приветствуются; пиджин или суржик – нет.
    [Этап второй – нестабильность]. Идеал и лозунг теперь другой: изоляция. Первоначально именно это и означал термин «апартеид». Появляется этно-апартеид: смешанные браки вызывают острое осуждение, причем с обеих сторон. Терра-апартеид (иначе – «геттоизация»): «свои» должны жить среди «своих». Лингво-апартеид: теперь «суржиком», «пиджином» считается уже всякая речь «несвоих» на «твоем» родном языке. «Несвои» (предполагается: автоматически) никогда не поймут красот и глубин «твоего» языка – на это способны только «свои».
    [Этап третий – агрессия]. Его девиз опять меняется: теперь это уже вытеснение. Наиболее броская примета третьего этапа – пропагандистская кампания вокруг «предков» и «корней». Начинается подсчет «чужих» предков – даже среди «своих»; мелькают новые обличительные ярлыки: «квартеронцы» и «метисы»; «янычары» и «выкресты»; «сполячені» й «зросійщені». Всё это интеркультурология именует этно-агрессией. Терра-агрессия – это лозунги: «Вон с нашей земли!», «Возвращайтесь назад, в свою…» - далее альтернативно… Соответственно, лингво-агрессия идет под «доводы», от которых остерегал еще Грант Матевосян, великий армянский прозаик ХХ столетия: «у наших-де предков уже были книги, когда ваши-де предки еще висели хвостами на деревьях»… Либералы начинают рассуждать, на котором языке писались первые конституции; радикалы – на котором языке общались Адам и Ева в раю…
    Этот этап, эта установка на вытеснение и есть, с точки зрения интеркультурологии, роковая развилка. За нею – только три пути:
    1) вперед, к открытому уничтожению;
    2) назад: для начала хотя бы к «мирной» изоляции, а там, глядишь, и к мирной адаптации;
    3) ввысь: к тому, что современные ученые называют «метаверсумом», а в старину именовали на Западе Европы миссией, а на Востоке – поручением свыше.
    Первая дорога – это этноцид, это террацид (депортация и насильственные эмиграции) и лингвоцид: запрет на преподавание и свободное употребление тех или иных языков, под любым предлогом, будь они якобы «имперские» или «варварские», «идеологически чуждые» или «прагматически бесперспективные».
    Вторая дорога смотрится привлекательней. Однако на практике она то и дело грозит возвратом к агрессии. Ведь до агрессии – всего один шаг. А до стабильности – расстояние не в пример дальше.
    Что же такое третий путь: миссия? И не есть ли он лишь трогательная утопия, не подкрепленная реальным историческим опытом, а потому и не имеющая реальной силы воздействия?..
    …Полагаю, что реально – в поручение, данное свыше, бессчетные «борцы за» и «борцы против» как раз и не верят. Или не хотят верить.  А почему не хотят? Да слишком умаляет оно их претензии, ставя их в свои масштабы.
    Зато именно эта великая реальность миссии засвидетельствована – и не тысячами, а десятками и сотнями тысяч жизней и смертей. В том числе жизней и смертей наших современников, наших земляков. Вопреки горькому скепсису Т. Адорно, реально существует поэзия «после Освенцима».  Культура «после Освенцима». После ГУЛАГа и Хатыни. После Херсонесского мыса и Аджимушкайских каменоломен.  После Багеровского рва, после депортаций и многообразных «присоединений» и «рассоединений»… Более того: прекрасно сказано С. Аверинцевым: а чем  же еще и жить «после Освенцима», как не культурой?.. Но такой культурой (а мы добавим – и наукой), которая осознает эту свою исконную миссию – «переводчика» с языка Неба на языки Земли… 

    Виктор Шаклеин (Москва, Россия):
    Ныне в западном мире наблюдается, по всей видимости, формирование двух основных империй: американской (морской) и европейской (континентальной). Если США путем вывоза капитала за океан, выноса производства и возвращения капитала назад сосредоточены, прежде всего, на отслеживании интересов своих корпораций, действующих за рубежом, то задачи континентальной империи -  Евросоюза – заключены на сегодняшний день в физическом расширении за счет сопредельных территорий. И если США в целом устраивает любая культурная самоидентификация осваиваемых заокеанских территорий (например, они успешно сотрудничают с коммунистическим Китаем, осваивают рынки стран с тоталитарными режимами), то Евросоюз настаивает на эволюции, изменении и даже сломе традиционных устоев политической, экономической и культурной жизни присоединяемых сопредельных стран. Соответственно, в Евросоюзе нарастает тенденция комплексной лингвокультурной унификации всех его членов. Наднациональная валюта, парламент, таможня, шангенская зона,  вопрос создания собственных вооруженных сил…
    Будущее присоединение славянских народов к Евросоюзу может нанести ощутимы, может быть, непоправимый ущерб языкам и культурам русских, украинцев, белорусов, сербов, болгар, т.е. прежде всего языкам и культурам православного мира.
    В то же самое время говорить о ненужности, отрицании установления теснейших связей с Европой славянам также нельзя. Соавянские общества – это общества евроориентированные.  Объединение с Европой здесь всегда рассматривалось как желательный итог развития. Именно ради вхождения в Европу проводились модернизации и реформы эпохи Петра I, времен Екатерины II, Александра II, Милюкова и Столыпина.
    Таким образом, вхождение славянских лингвокультур в лингвокультуру Европы одновременно и неизбежно, и желательно. Тем не менее, европеизация славянского православного мира не должна означать (при осознании неизбежных издержек и даже некоторых утрат) разрушения его традиционного уклада жизни. Славянские страны не должны превратиться в безликий «плавильный котел народов». Тем более, что славянская лингвокультура и древняя, и богатая.

    …порознь славяне вряд ли смогут сохранить свои национальные языки и культуры. Лишь объединенный, сильный славянский мир может противостоять негативным издержкам построения и существования европейской континентальной империи. Поэтому сейчас перед православными славянскими странами, скорее всего, стоит задача преодоления искусственной, по большому счету, разобщенности, лингвокультурного объединения, осознания, в конечном итоге, необходимости единства…

    Валентина Маслова (Витебск, Беларусь):
    Расщепленность сознания современного человека вообще, и поэта в частности, связана с поисками в себе «другого» (Ж.Деррида), который пытается выйти за пределы индивидуального языкового сознания в мир уже созданных другими текстов…

    Александр Кораблев (Донецк, Украина):
    Когда приходится слышать, что в твоей стране произошла революция, и не какая-нибудь, а духовная, то, помимо национальной гордости, возникают и вопросы: неужели произошла? неужто и впрямь «духовная»? и что это вообще такое – «духовная революция»?
    Поскольку политические ответы на эти вопросы в целом предсказуемы, попробуем ответить на них филологически. Филология может молчать, пока свершаются социальные, научно-технические, сексуальные и подобные им революции, но область духа – область непосредственной филологической ответственности. Слушая политические речи, лозунги, слоганы и т.д., филолог их как бы и не слышит, он вслушивается в сам язык, который, в отличие от политиков, никогда не лжет.
    Политический текст, если он создан талантливо и вдохновенно, мало чем отличается от поэтического – разве что направленностью: политический текст побуждает к определенной цели, поэтический же содержит цель в себе; для политического текста пробуждаемый им дух – средство, для поэтического – цель. Что же тогда, в филологическом смысле, духовная революция?
    Очевидно, это такое фантастическое состояние общества, когда духовные ценности и цели становятся определяющими. Когда не политика использует поэтику в своих интересах, а наоборот, политика служит поэтике.
    Сказать, что этого не может быть, - значит, отрицать основной пафос русской классической литературы – пафос духовного освобождения. Провозглашение искусства независимым и самоценным было только началом мощного культурно-исторического процесса, который, если угодно, можно именовать и духовно-историческим. Поручик Лермонтов мог сожалеть о временах, когда стих «воспламенял бойца для битвы», но верховный поэтический жрец Пушкин строго разделял эти сферы: поэзия существует «не для битв». А в пушкинских стихотворных декларациях можно вычитать такое понимание творчества, которое иначе, как революционным, и не назовешь. Не зря же чуткий к такого рода явлениям Михаил Булгаков посчитал возможным назвать Пушкина «революционером духа».
    Трудно судить, какой силы оказался духовный заряд, заложенный в русской классической литературе. Говорят, что именно он стал причиной социального взрыва в России. Утверждают, что это он, русский дух, сформировал национальное самосознание. Наконец, полагают, что он повлиял (во всяком случае, то, что содержится в произведениях Достоевского и Толстого) на состояние умов всего мира. А еще, добавим, он показал, что духовность имеет реальную силу, способную изменить мир. После русской классической литературы мы уже не можем сказать, что не знаем, что такое духовная революция.
    Поэтому когда из Киева пришла благая весть о том, что революция духа таки свершилась, мысли возникают разные и противоречивые. С одной стороны: а где же ей и совершаться, как не в Киеве, «матери городов русских», как то и предсказывал русский философ Г.Федотов (в известной статье «Три столицы»): именно Киев должен стать новой, духовной столицей славянской империи.
    А с другой стороны: сколько ни повторяй слово «халва», во рту слаще не станет. От того, как мы назовем свои действия, суть их не изменится. Впрочем, в политике, как и в шоу-бизнесе, работает противоположное правило: чем чаще, и желательно без объяснений, повторять какое-нибудь слово, даже такое неопределенное, как «революция», тем оно становится весомее и убедительнее.
    Сторонники строгих дефиниций возражают: киевские события не подходят под классические схемы революции (мол, нет в стране ни революционной ситуации, ни революционного класса, и, как следствие, не происходит смена социального уклада), зато очень хорошо подходят под классические схемы государственного переворота. На все эти умозрительные возражения имеется сокрушительный довод: духовная революция. Эта штука посильнее, чем смена государственного строя. Что там строй, если произошло духовное пробуждение нации!
    На фоне столь грандиозного события вопрос о законности новой власти не имеет смысла: любая революция, равно как и государственный переворот, разумеется, незаконна, и было бы нелепо искать для нее в государственном законодательстве юридическое обоснование. Да никто и не ищет. Задача новой власти – доказать не свою легитимность, а свою историческую целесообразность.
    С этого, собственно, все и началось. Пока против действующего президента выдвигались убийственные обвинения – народ безмолвствовал, так сказать, духовно спал. Но вот на телеэкранах в политических репортажах стало появляться нечто необычайное, что поначалу вызывало недоумение: претендент на пост президента, подобно Христу, разламывает хлеб и окормляет свой народ. Ошиблись те, кто посчитал этот сюжет идеологической оплошностью – если не святотатством, то комическим курьезом. Оказалось, это был блестящий риторический ход. Идея спасителя нации упала на благодатную почву: ни в атеистическом, ни в религиозном обществе она не получила бы должного отклика. Но в пост-атеистическом государстве, в атмосфере духовной полукультуры евангельская парадигма стала активно действующей.

    В самый разгар предвыборной кампании появляется обращение к своему народу «двенадцати аполитичных писателей» («Українська правда», 14.10.04). Имеющий уши расслышит: «двенадцати апостолов». Тон этого обращения эсхатологичен: президентские выборы – вопрос бытия или небытия, это выбор между светом и тьмой. Умеющий соображать сообразит: если один кандидат в президенты – «Христос», то другой – «разбойник Варрава». Выбирай, народ, и не ошибись хоть на этот раз!
    Символы, подтверждающие сакральность происходящего, находились повсюду. Всего один пример: икона кисти Андрея Рублева, изображающая архангела Михаила, покровителя города Киева. У архангела – оранжевые крылья. О чем это говорит? А вот о чем (читаем на обороте): «Тож будемо мужніми, вірними та сильними духом, адже сам Архістратиг Михаїл простирає над Україною свої помаранчеві крила!»
    Народ побуждался сделать не столько политический, сколько нравственный, духовный выбор. Народ, если верить народу, выбирал не только новую власть, он выбирал свободу, выбирал право выбирать. А то, что политические лозунги и духовные воззвания окрашены в один цвет, нисколько не смущало – наоборот, придавало уверенности в своей правоте. Политика и этика соединились в трансисторическом выборе между «фарисейской», т.е. лживой и преступной, властью, к тому же поддерживаемой властью «Третьего Рима», и властью «народной», т.е. честной, прозрачной, духовной.
    Казалось бы, выбор народа должен быть единодушен. Но подготовленной к такому видению политической ситуации и к такой миссии оказалась только половина страны. Другая половина видела происходящее иначе, сквозь другую парадигму: к власти идет лже-Спаситель, не «Христос», а «Антихрист», недаром же на его знамени подкова, а истинный смысл его призыва: «Так!» прочитывался наоборот: «Кат», т.е. палач. Истинная суть его армии, называемой «Наша Україна», тоже прочитывалась лингвистически: это «нашисты», т.е. те же фашисты, и видеохроника нового времени монтировалась в массовом сознании с историческими кадрами Германии 30-х годов: ликующие толпы и обращение к ним фюрера: «Моя нация».
    Вообще говоря, свобода мысли и, как следствие, различие мнений – одно из основных достоинств демократического общества. Значит, Украина – демократическая страна? Не успел мир осмыслить эту ошеломляющую новость, как обе стороны стали ее опровергать, говоря о зомбировании друг друга, причем не только в переносном значении, но и в буквальном. Высказывались нешуточные опасения, что через средства массового воздействия происходит нейролингвистическое кодирование, распространенное в тоталитарных религиозных сектах. Давно ли по всей Украине поднимало молодежь на духовное преображение «Белое Братство», возглавляемое Марией Дэви Христос и ее соратником Юрием Кривоноговым? Те же приемы: культ лидеров, совместное повторение «мантр», вкушение плодов, напитки, оранжевый цвет и т.д. И тот же результат: блестящие глаза, ощущение небывалого духовного подъема и неспособность к диалогу.
    Понимая, что столь продуманные системы воздействий, как с одной стороны, так и с другой, не могли возникнуть сами собой, спонтанно, стали говорить о войне политтехнологий, причем заграничного происхождения. Соответственно стала меняться политическая риторика: иллюзию свободного выбора теперь вызывало то, что филологи называют «обнажением приема». От граждан, выбирающих будущее своей страны, не скрывалось, что на территории их государства идет идеологическая война между Россией и Соединенными Штатами Америки. И в этом смысле для одной сверхдержавы Украина – это «Чечня», отпавшая от былой империи, для другой – «Ирак», представляющий зону стратегических интересов.
    И Украина раскололась – как раз по линии Днепра, выбирая, с кем ей быть. Трудно предположить, что политтехнологи, и соседние, и заокеанские, не могли предвидеть, что именно так все и произойдет. Ведь только тот, кто никогда не бывал в Украине, может не знать, что она – двуедина, двументальна, двуязычна. И расколоть ее проще простого: достаточно объявить ценности одной стороны обязательными для другой.
    Если же не усматривать в раскалывании страны стратегического умысла извне, тогда нужно искать причины внутри – например, в инерции тоталитарного мышления, которое нередко неоправданно отождествляют с имперским. Отделившись от великой империи, Украина повела себя как малая империя, что само по себе не удивительно: для столь неоднородного государства наиважнейшей и наитруднейшей задачей является сохранение и укрепление территориальной целостности. Удивительно другое: чтобы существенно упростить эту задачу, Украина была объявлена однородным, унитарным образованием. Если кто и виноват в расколе страны, то только авторы этого тезиса.
    Федеративное устройство страны, второй государственный язык, двойное гражданство – все это защитные реакции весьма значительной части населения сохранить свою духовную идентичность. Точно так же, как, с другой стороны, и положения, изложенные в обращении «двенадцати аполитичных литераторов». Но как одним, так и другим должно быть ясно, что государственная целостность не может держаться одними политическими решениями, даже самыми разумными. Человеческое сообщество – это прежде всего духовное единство. Целостность – это ни в коем случае не унификация, не унитарность, не тоталитаризм. Целостность – это единство многообразия. А если говорить конкретно о социальном устройстве – это свободное единство многообразных свобод, ограниченных только взаимным сосуществованием. Если политически расколотое сообщество найдет в себе силы для духовного объединения – вот тогда и можно будет говорить о духовной доминанте, а может, и о духовной революции.
    Победа духа над материальностью, как учат христианские подвижники, трудна. Потому что это победа над собой, над своей ограниченностью, над неспособностью понимать другого, над неумением жить и мыслить целостно. Состояние духовной взволнованности, в котором оказалось украинское общество, конечно, еще не основание говорить о духовном возрождении, о национальном ренессансе. Но подобное состояние – это исторический шанс, который жаль было бы упустить.

    Два основных доклада – В.В.Дубичинский (Харьков) и А.А.Кораблев (Донецк).
    Первый – о нецелесообразности второго государственного языка  в Украине; политическое решение – статус регионального языка.
    Второй – о нереальности второго государственного языка в Украине; политическое решение – статус родного языка.
    Далее – беглые заметки о выступлениях участников дискуссии.

    В.И.Ковалев (Луганск): Второй государственный язык может быть и украинский. А почему бы и нет?  Как если бы Англия перешла бы на валлийский и стала бы его всячески поддерживать…  Русский язык – коренной (язык Киевской Руси; язык, на котором писались указы гетманов)…
    Е.Я.Титаренко (Симферополь): Ющенко нам сказал: кто приехал из Тулы, должен иметь возможность учиться на русском языке. Но мы же не приехали из Тулы!..
    А.А.Черненко (Киев): Данные статистики: украинисты и русисты – зона конфликта… Надо сосредоточить внимание на конфликтогенных вопросах.  Пример: Испания…
    Н.П.Тропина (Херсон): Языкового благоденствия не будет… Русский язык – язык-миллионер. 14 миллионов и 300 тысяч – есть разница?.. Статус регионального языка – не решение проблемы, идеализм. Это проблема социолингвистики…
    Т.А.Ященко (Симферополь): Русский язык – не вопрос статистики.  Это один из мировых языков… Так неразумно – терять богатство, которым обладаем… Нельзя рассматривать язык в отрыве от культуры…
    Н.Э.Косторная (Львов): Запад – дело тонкое… Невозможно русскому языку придать статус второго государственного, хоть и хотелось бы: приведем к расколу… Территориально – это одно государство… У русского языка особый статус: это язык международного общения. Почему нам от этого отказываться?..
    В.И.Теркулов (Горловка) - по телефону: Предложение: подготовить, базируясь на конкретных фактах, вопросы к президенту; ответы опубликовать в газетах.
    Л.А.Кудрявцева (Киев), ведущая Круглого стола: Единственная возможность защитить русский язык в Украине – придать ему статус государственного языка.

    Принимается решение: поддержать предложение придать русскому языку статус второго государственного.

    А.К.