НОЧНЫЕ СТРАХИ

Я лежу на кулях камыша
За спиной молчаливого деда.
Если б только камыш не шуршал,
Можно думать, что мы и не едем –
Так спокойно шагают волы…
Мне шесть лет и ни капельки страху,
Хоть от верб на дорогу легли
Очертания в черных рубахах.
И хотя на высокой луне
Поднимает на вилы брат брата,
И по небу на белом коне
Едет облако звезды прятать,
И хотя из ночного пруда
Вдруг всплеснула рука водяного:
Разошлася кругами вода,
И кугу будто ветер потрогал...
Но когда на коньке ветряка
Заскрипел неожиданно флюгер –
Даже дед тогда вздрогнул слегка,
Крикнул «гей!», покрестился и сплюнул.



МЕДОГОНКА

Как отчаянно пчелы жужжат!
Желтым дымом клубятся над ульем,
Будто в доме их вспыхнул пожар,
А пожарные где-то уснули.

Дед надел свой соломенный брыль,
Скрыл лицо под забралом защитным,
И из улья, что ярче горит,
Тащит он золотые вощины.

Не вощины – цветущий подсолнух
В черных зернах прилипших пчел.
Мед не держат душистые соты –
Он по дедовым пальцам течет.

Забивает мне в рот и в нос
Мед янтарные сладкие грозди.
Я за всем наблюдаю в окно:
Страшен детям пчелиный воздух.



НА БАШТАНЕ

Я иду по зеленым планетам,
По оранжевым, желтым мирам.
Он весь в зарослях цвета и света,
Изумрудный над ним мираж.

Осторожно в пространствах ступаю,
Чтоб не хрустнула вдруг под ногой
Или дыня – луна золотая,
Иль арбуза шар огневой.

Вот курень – здесь конец мирозданья.
Дед в толстовской рубахе и бос.
Он ножом свои режет созданья,
Отгоняя навязчивых ос.

 

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ

Слава вам и рояли, и скрипки,
И орган, потрясающий зал!
Я на деда смотрю с улыбкой –
Он играет, закрыв глаза.

В его пальцах нехитрая штука –
Только дудка сухого бузка
И надетый на дудку туго
Отшлифованный рог быка.

Даже пальцам не всем работа:
Их ведь десять, а дырок – шесть.
Но мой дед себя чувствует богом,
Мне бы слушать – ни спать, ни есть.

Рядом с ним на высокой колоде
Я до самых до звезд просижу.
И жужжит в костяном колодце –
Словно в сумерках майский жук.


СОСНЫ НА ЗАКАТЕ

Исполинские кроны сосен
В ореоле лучей золотых –
Словно с ними боролось солнце
И ушло, не осилив их.


*   *   *
Как трещина большая,
Бежит в траве река.
Глянь:
В Южном полушарии
Такие ж облака!
А ночью – даже страшно
Взойти на шаткий мост –
Под ним,
Как и на небе,
Такая ж бездна звезд.


*   *   *
Далекая окраина души,
Как ты темна!
Но не в тебе ль струится
Тот высший свет, которого в тиши,
Как свыше слов,
В пустыне ждут провидцы.

Пока ум истину берет измором,
А сердце занято нескладицею чувств,
Иду в тебя, как бы в поля за город,
Где сам неведомо чего ищу.

Далекая окраина души,
Тишайшая из всех моих провинций,
Где побывать – что заново родиться,
Но постоянно невозможно жить.


*   *   *
Нет, не лес, не раздолье грибное,
Не пропахшая дымом изба,
Что-то тянет в деревню другое,
Непонятное, словно судьба.

Есть в нем что-то от ветра и воли
И от пламенной пляски костра,
От раскрытых над крошечным полем
В голубые глубины пространств.

От сплошной тишины на погосте,
От запечного пенья сверчка,
Под которое, - Боже, как просто! –
На мгновенья дробятся века.

Нет, не лес, не раздолье грибное,
Не пропахшая дымом изба,
Что-то тянет в деревню другое,
Непонятное, словно судьба.

 

*   *   *
                                Покажи мне камень, который строители отбросили!
                                Он – краеугольный камень.
                                                (Евангелие от Фомы)

Мне бы жить так и жить,
Не горюя о малом:
Утром косы точить,
Ночью спать в сеновале.

Ждать погожего дня,
Проклинать непогоду,
У печного огня
Пить горячую воду.

Летом сани чинить,
В зиму ладить телегу…
Оборвалась та нить –
Ни пройти, ни проехать.

И пустует изба –
Мгла струится из окон.
И тоскует звезда
Над деревней высоко.

Может быть, обо мне
Так грустит отрешенно,
Об ответном огне
Мной в избе не зажженном.


*   *   *
Не унять печаль,
Не минуть беды –
Не с того ключа
Я испил воды.

Не с высоких туч,
Не их рек долин –
Видно, этот ключ
Из земных глубин.

Напоил меня
Раз и навсегда,
Горячей огня,
Холоднее льда.

Ах, журчи, журчи! –
Ты ли мне не люб!
Мне теперь ничьих
Не касаться губ.

Не унять печаль,
Не минуть беды –
Не с того ключа
Я испил воды.


*   *   *
Над землей стоит
Ночь кромешная,
Ночь кромешная
Не кончается.
Над свечой прямой
Белоснежною
Красным тополем
Свет качается.

Ох, и гнется он
Во все стороны!
Да куда ни ткнись –
Грают вороны.
Не пробить ему
Тьму кромешную,
Загубить ему
Белоснежную.


*   *   *
Самолет пролетел над собором,
И растаял серебряный след.
А собор все парит: ведь опора
Его крыльев не воздух, а свет.

МОЛИТВА

Казанская Пречистая –
Закатный пламень, мгла, -
Как облако лучистое,
Сияешь из угла.

Строги твои надбровия –
Вороньих два крыла.
Ты взглядом, как надгробием,
Мне на сердце легла.

Легла на сердце бедное
Небес твоих печать –
Шепни слова заветные
И повели молчать.


ТРИ КАМЕННЫХ БАБЫ

Три каменных бабы – три брюха в руках
На старом кургане сошлись на века

Одна на рассвет устремила свой взгляд,
Другая печально глядит на закат.
А третяя, словно не стоит труда,
Все смотрит и смотрит она в никуда.

У первой – улыбка рассветным лучом,
Второй – рот прорублен кровавым мечом,
А третяя – губы на вечный замок:
Печатью молчанья зеленый лишь мох…

И каждая что-то в утробе таит –
И камень веками курган тяжелит.
Ни глаз не сомкнуть, ни губ не разжать!
Три тени, как призраки, в травах дрожат.