Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика.
Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея.
Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.
- Начиналось все
это, о чем я буду говорить сейчас, из наших
фестивалей, а еще раньше – на кухнях. Собирались
мы в 60-е годы у Володи Бережкова, там были
Виктор Луферов, Вера Матвеева, Анатолий Иванов…
И когда кто-то новую песню приносил, то не
просто говорили: «Умница, классно!», а хочется
же разобраться, ведь все разговоры об этом.
И вдруг мы стали понимать, что ничего сказать
невозможно. Начнешь текст обсуждать – и понимаешь:
нет, это не про то. Начинаешь другое обсуждать
– опять не про то. Но когда между собой –
это еще ничего, а когда всякие фестивали,
мастерские? Надо говорить внятно, поскольку
от тебя хотят что-то услышать. А ты сам не
знаешь, что говорить. Ты говоришь: «Вы знаете,
у вас со стихами… это, конечно, не стихи…»
А он тебе: «А кто вам сказал, что я стихи
пишу? Я песни пишу!» Ему говоришь: «Да и
с музычкой тоже…» А он: «Я ж не композитор.
Я же песни пишу!». Ага! Говоришь: «Знаете,
исполнение могло бы быть как бы чуть-чуть…
ну, чтоб я понял, про что Вы поете, исполнитель…»
И он смотрит на тебя, как на врага, и говорит:
«Исполнитель? Я – автор!» То есть человека
не то что поймать не за что (ловить-то его
не надо). И вдруг понимаешь, что ничего сказать
не можешь.
И смотрите, какая
штука получается. Мы имеем дело с некой фигурой,
про которую мы хотим друг другу что-то сказать.
Но если я не могу сказать, Бережков не может
сказать, Луферов не может сказать, Окуджава
что-то ничего про это не говорит… Но, может,
есть все-таки умные люди, которые про это
что-то сказали? Стал литературу смотреть.
Оказывается, умные люди про песню вообще
ничего не говорили. Ни-че-го!
И вдруг я понимаю,
что я куда-то попал. Дело в том, что, будучи
представителем точных наук, я занимался физикой
высоких энергий, я ускорительщик, и я привык
вещи как-то отслеживать. И если я их внятно
не могу объяснить, я к себе уже начинаю относиться
с большим подозрением. Естественно, что я,
как фундаментальщик, начал раскапывать, что
это такое. И вдруг натолкнулся на совершенно
феерическую фразу. Корней Иванович Чуковский
пишет, что песню все дети мира танцуют хореем,
и песня, говорит, это не совсем искусство,
это – одна из мировых стихий. О! Мировая
стихия!
Я задумался: кто
же занимается мировыми стихиями? И тут я
понял, почему в культурологии особо песней
никто не занимался: потому что мировыми стихиями
занимается философия. И вот когда я полез
в философию, там-то все и началось.
И выяснилось следующее.
Почему эту фигуру нельзя определить никаким
образом? Она принципиально неопределима.
С чего начинается мир? У всех народов мира
все боги – певцы. Все, без исключения. Когда
я говорю: «В начале было Слово», представители
Ветхого Завета говорят: «Это у вас вначале
было Слово, у нас – совсем по-другому». Так
вот, не совсем по-другому, потому что сказано
в Писании: «Сказал Господь: Да будет! И стало».
И 32-й псалом Давида говорит следующее: «Словом
Господа созданы небеса и духом уст Его –
всё воинство небесное». Извините, это и есть
«в начале было Слово». И в Каббале сказано:
«Мир был создан божественным глаголом в соединении
с ангельским пением». Глагол плюс ангельское
пение – все равно песня получается. Брахман,
бог индусов, творец мира – это просто песня.
Брахман в индуизме – это песня, одно из песнопений.
Рита – мировой порядок в индуизме. Истина
и мировой порядок. Более того, когда индусы
поют риту, они поддерживают ею мир. Так же,
как Шир на иврите – и песня, и мировой закон,
мировой порядок. И у китайцев понятие вэнь
и фэн – это одни из мировых устроений космоса.
Вэнь – это общий космос, фэн – это космос
как бы ближе к земле. И два вида песнопений
вэнь и фэн – это два вида поддержания порядка
и в космосе, и в обществе. И когда у китайцев
в XII веке до н.э. в книге «Шу-цзин» написано:
«государство строит император и певец», мы
это должны понимать абсолютно буквально.
Песней строится мир, космос и общественное
пространство, более того – космос. Знаете,
что у греков означало это слово? У греков
космосом назывались песни. Потом слово «космос»
стало обозначать Вселенную, но изначальное
слово «космос» означает «песня». И у всех
народов мира такое отношение к миру и к песне.
Бог Пта египтян – это тоже Бог-певец и Бог-создатель
мира. И богиня Вач у индусов – сотворительница
всех богов и богиня речи. Куда ни ткнешься,
везде натыкаешься на то, что слово и песня
создают мир. Более того, все певцы у всех
народов мира – это сакральные фигуры. И песня
– это закон. У греков ном – это закон, и
мировой, и внутри, в социуме. Платон говорит:
«Поэт не сам пишет, он пишет от лица закона».
Поэтому поэт, певец всегда более прав, чем
историк. Потому что историк пишет о частном,
а поэт, певец пишет от лица всеобщего закона.
Греки не делили песню и поэзию, раньше вообще
все пелось. Гомер пелся, Еврипид, Эсхил,
Софокл. Они оперы писали! Мюзиклы. И более
того, Софокл и Эсхил терпеть не могли Еврипида,
который был их моложе, и все время тыкали,
что Еврипид тырит на улице песни уличные
и поэтому становится очень популярным. Короче,
попсу писал. Слабый поэт и певец. И когда
мы знаем, что и Сапфо – певица, и Алкей –
певец, и Архилох, то оказывается, что в самом
греческом языке просто само это слово означает
и то, и другое. Поиео – вот это корневое
слово греческого слова «поэзия», это и пэан
– песнь, и поэзис – то есть в одном слове
сжаты все значения. И получается потрясающая
вещь. Германский бог Вотан – поющий бог.
И бог Один (по-гречески Одэ – бог-певец)
– он же хранитель поэтического меда, который
он добывает, будучи распятым на древе мира,
оно же древо поэзии, оно же древо жизни,
и сок древа жизни – это мед поэзии. Это древо
Иггдрасиль, которым напитывается бог, и потом
его, извиняюсь, отрыгивает поэтам. То есть
все боги связаны с поэзисом, с песней, словом.
Все боги слова и боги песни, это одно и то
же. Богини рек у индусов тоже. Песня, вода,
течь, наполняться… Слово «пети» на санскрите
означает то же, что в украинском «співати»:
соединяться, наполняться, обретать истину,
обретать путь. У Гомера песни назывались
иногда дорогами. Написал дорогу, написал
путь. Причем, не только у Гомера. Это есть
у Пиндара и у Феогнида. То есть они тоже
писали песни, как дороги. Более того, одэс,
ойкос и одис – дорога, это практически одно
слово.
И посмотрите, какая
забавная вещь получается. Все книги мира
тоже называются песнями. Бхагават-Гита –
песня Бхаги, Кама-сутра – песни бога Камы
(любви), главы Корана называются сурами,
но сура – сутра, сиры, ситар, кифар, гитар,
– это всё развитие одного слова. Гаты Заратустры,
Бхагават-гита – всё сплошь называется песней,
все священные книги называются песней. Это
поражает – до тех пор, пока мы не начинаем
разбираться, что такое собственно есть песня.
На иврите «шир» означает: «песня, петь, соединяться
с высшим разумом, свет разума, соединение
с высшей мудростью мира». И слово «шир» еще
расшифровывается в каббалистике. Каждая буква
в иврите имеет свое значение, и в каббалистике
слово «шир» означает следующее (помните,
у китайцев: «государство строит император
и певец»?): «царство, основание, красота».
В индуизме – «пути песни», «пути царства».
Ригведа (Индия): «благородные песни делают
народ достойным процветания». Дамон (один
из основателей греческой философии, математик,
философ и музыкант, учитель Платона) пишет:
«Песня может созидать, песня может разрушать.
Песня может исцелять, песня может обращать
в безумие. Изменение в песнопении влечет
за собой изменения в государственном устройстве».
Аристотель: «Певец есть воспитатель, образователь
общества». То есть во всей греческой философии,
в китайской и т.д., это всё прописывалось.
То, что певец есть водитель нации и водитель
мира, есть в языках очень многих народов.
Лидер. Йохан Хайзинга пишет, что слово лидер
происходит из немецкого Lidermacher – делатель
песен. Слово «шир» – это песня, и слово «шар»
на иврите – поющий, имеющий власть и ведущий.
У нас, в русском, в славянском вообще: ведающий
(«Боян бо вещий», помните?), вещий и ведущий
– это одно и то же слово. Во всех языках
мира это знание присутствует. Это мы по поводу
того, какова ответственность за все это.
И что получается?
Что означает фраза Мартина Хайдеггера: когда
Логос себя исчерпывает, он призывает мелос?
Вообще, слово «логос» имело несколько значений
у греков. Это и творительное начало мира,
и просто слова. Получается: логос плюс мелос
равняется песня. А вот ни фига подобного.
Не получается! Потому что просто музыку и
песню соединить невозможно. Это не вдавливаемые
друг в друга компоненты. Это не Н2О. Значит,
нужен третий компонент. А какой у нас третий
компонент? Стихотворение плюс музыка плюс
интонация. Это пение, то есть человеческий
голос. Как Мандельштам говорил: вся музыка
сосредоточена на острие дирижерской палочки.
Кто-то должен сочетать текст. И тут мы понимаем,
что песня есть соединение трех текстов. Причем,
они не просто так соединяются. Мы имеем стихотворение
– раз, имеем музыку – два, и имеем человека,
который это пытается соединить. И получается:
«Девочка плачет – шарик улетел...» Это что,
большая поэзия? Ну не Пушкин, не Мандельштам
и не Цветаева. Мелодийка – ну не Шнитке,
не Губайдулина и т.д., и даже не Чайковский.
А вместе? Чудо! А чудо, оказывается, анализировать
невозможно. Как чудо появляется? Кто его
знает, как чудо появляется…
Есть такая великая
наука на сегодняшний день – синергетика.
Серьезная околоматематическая наука (потому
что там нет формул пока), но этой наукой
занимаются самые крутые физики и математики.
Недавно вышла по синергетике книжка трех
авторов - Капицы, Курдюмова и Малинецкого
- «Синергетика и прогнозы будущего». Математическая
формула науки синергетики – это проблемы
целого, и суть ее такова: целое больше суммы
его частей. Человек больше, чем сумма рук,
ног, головы. Любой организм – это синергетика,
функция синергетическая. И песня – это самая
наглядная на уровне текстологии иллюстрация
принципа синергии.
Целое есть функция
от трех организаций. Что такое поэтический
текст? Почему все дети мира танцуют хореем?
Что такое хорей: «Тятя, тятя, наши сети…»?
Из этого ритма можно что угодно делать: рэп,
романс, - но его тактовая структура вот такая:
первая сильная доля. Не надо быть математиком,
чтобы понять, что это матрица. Это тактовая
матрица. Вот здесь я нарисовал тензор математический
4-го порядка. Это математическая матрица.
Это не значит, что поэтическая матрица есть
тензор. Я, в действительности, не знаю, что
здесь. Я пытался с этим разобраться, но я
не настолько хорошо знаю математику, я достаточно
грубый ускорительщик, и я позвал на помощь
друзей-математиков. Они сказали: «Давай с
тобой напишем работу». Я говорю: «Нет. Мне
достаточно уяснить, что это там есть». И
нам всем тоже не нужно разбираться, какая
там математика, нам главное понять, что это
там присутствует. Это фундаментальные вещи.
Вот она – поэтическая математическая матрица,
причем, это только фрагмент матрицы…
Поэт слышит мир.
Почему Сократ говорил, что поэт слышит язык
богов? Потому что он слышит мир. Почему Платон
говорил: поэт пишет от языка закона? Вот
он закон: слово, мера и число. Я не сам придумал
эту матрицу, я ее обнаружил, когда прочитал
у Тредиаковского: у нас, у русских, 600 лет
не было высокой поэзии, мы Библию переводили
прозою, меж тем как поэзия есть высшая форма
словесности, ибо там слово присутствует с
мерой и числом. Это же и есть матрица! Матричный
текст. Когда я это попытаться описать, все
стало на свои места. Смотрите, что получается:
есть тактовая матрица (поэтическая), и есть
музыкальная матрица (гармоническая). Взаимодействие
двух матриц и дает нам определенную полноту
текста, причем, через интонационный текст.
Есть такая теорема
Гёделя. Две даже. Первая для арифметики,
вторая – для языка. Теорема Гёделя написана
для формальных систем и гласит следующее:
в данной системе может быть произведено некое
преображение (например, для языка), может
быть сделано некое высказывание, которое
нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть методами
данной системы. Например, известный парадокс
Кратила: человек живет на Крите, и он говорит:
все критяне лжецы. Он врет или говорит правду?
Известно, что несколько знаменитых греческих
мудрецов покончили с собой, поскольку они
не могли разрешить этого парадокса. Фактически
Гёдель обосновал этот парадокс Кратила. Это
вторая теорема Гёделя для языка.
Потом Пражская филологическая
школа сказала: ребята, язык не является формальной
системой, там полиморфизм слов, они полизначны
– какая же это формальная система? Слово
может обозначать что угодно. Как Мандельштам
говорил: из каждого слова торчат пучки смыслов.
И вторую теорему Гёделя они отменили.
И тут прихожу я.
И говорю: ребята, я понимаю, что внутри языка
вторая теорема Гёделя не работает, но давайте
посмотрим вот на какую вещь. Мы говорим:
«язык», имея в виду «логос», - да, это может
быть вполне неформальная система, не формализуемая.
Но если мы рядом ставим слово «мелос», эта
система как-то формализуется, отличается
от той? Значит, есть принципы, по которым
эта система может быть формализована отдельно,
иначе мы их не различим. Математики сказали:
«Ну, в принципе, наверно, да». Я говорю:
«В принципе или да?» - «Да!» - Я говорю:
«Что и требовалось мне от вас услышать. Теперь
я вам предлагаю еще одну структуру: предлагаю
прибавить сюда интонацию». Филологи говорят:
«А это что за текст? Нет такого текста. Это
внетекстовая категория». Я говорю: «Да, братцы,
но вы же не можете втолкнуть логос в мелос
без помощи вот этого?» - «Ну, в принципе,
да». Короче говоря, это два текста матричных,
которые мы в принципе можем как-то описать
математически, ну представить хотя бы: гармоническую
матрицу и тактовую.
А что такое интонация?
Чем это померить? Где этот показометр, которым
я могу снять или записать, что такое? Нету
показометра. Но, тем не менее, про слово
«интонация» нам говорят такие люди, как,
например, Иосиф Бродский. Он говорит: «Анна
Андреевна Ахматова одной своей интонацией
делала нас христианами быстрее, нежели бы
мы перечитали соответствующие тексты». На
одной стороне – интонация Ахматовой, на другой
стороне – «соответствующие тексты». И я говорю:
смотрите, Бродский в словаре своем очень
точен. Он говорит: о чем бы мы ни говорили,
о водке, селедке, о литературе, о каких-то
там кознях КГБ, о политике, – она одной интонацией
делала нас христианами… То есть это текст
«обращения в». Бродский просто так слова
не скажет ведь. Это обращение в какие-то
свои собственные ценности. Действительно,
мы знаем, что если мы вошли в автобус, сзади
вошла какая-то группа людей, автобус шумит,
мы не знаем, о чем они говорят, но по интонации
мы уже знаем: это наши люди или с ними лучше
не связываться. Это информация. Интонация
– это колоссальная информация…
И смотрите, что мы
теперь получаем. Теперь понятно, почему боги
– творцы мира. Потому что это структуры,
извините, не нами придуманные, они человеком
прозреты. Ведь структуры есть в самом языке.
Это структуры языка. Фактически мы сейчас
доказали с вами простую вещь: что язык есть
структура целого. Амеба не может по частям
появиться, понимаете? Она появляется как
целое. Любой организм не может появиться
по частям, и язык – это такой же организм,
это целая система. Об этом пишут все лингвистические,
филологические и т.д. школы. Так вот, язык
как организм, как целое, по частям не может
появиться. Он должен подчиняться закону целого.
Закон целого – это песня. Потому что это
полнота текста. И теперь мы понимаем, почему
песня и есть та сила, которой создан мир:
потому что в ней все математические принципы
собраны как бы в разноорганизованные тексты,
образующие определенную систему. Это означает,
что все фундаментальные структуры существуют
по песенному закону. Все принципы организации
текста подчинены одному и тому же закону.
И вот этот матричный вселенский закон и существует
как принцип организации и мира, и языка,
и нас самих.
Было потрясающе,
когда я в январе открыл для себя замечательное
слово - «универсум». Universus. Versus на
латыни – «стих». То есть универсум – это
univers, единое стихотворение. Сам язык знал
о том, что принцип поэтический – принцип
мира, и знал гораздо раньше, чем мы его открываем.
Это называется – в Америку через форточку…
В свое время Платон
говорил: «Что такое философия? Философия
– это знание языка». Потом Хайдеггер сказал:
«Чтобы знать мир, надо знать то, о чем нам
говорит язык и слово». Недавно я читал лекцию
в Белорусском государственном университете.
Подходит преподавательница с кафедры лингвистики
и говорит: «Саша, вам не приходило в голову,
что слово «свершать, совершать, вершить»
тоже созвучно со словом «вирши»?» То есть
сам язык нам говорит: весь мир объединен
этим знанием. А мы мимо проходим, не слышим,
что нам мир говорит, что нам язык говорит.
Но когда мы рисуем
такие умные матрицы и сами же этому удивляемся
– это в силу нашей неразвитости. Науке всего,
как сегодняшняя высоколобая ученая братия
говорит, примерно 150 лет, начиная с уравнения
Максвелла (потому что Декарт, Ньютон – это
все визуальные вещи были; эти вещи как бы
видятся, но настоящая наука начинается с
области невидимого). Это ничтожная цифра,
но за 150 лет было сделано такое, что вообще
себе представить невозможно. Мы живем в великую
эпоху перемен, и не только социальных, и
узнаем иногда такие вещи, от которых волоса
вертикально поднимаются, и, конечно, должно
пройти какое-то время, чтобы это стало очевидно.
Вот мы говорим: Бог,
Бог… Но есть люди атеистического склада ума.
Для них я хочу рассказать про научного бога.
Наш великий русский ученый Циолковский в
свое время открыл научного бога. Научный
бог звучал так: поскольку Вселенная бесконечна
(кстати, Эйнштейн все свои теории относительности,
и специальную и общую, писал для бесконечной
Вселенной), значит, за бесконечное количество
времени Вселенная могла создать бесконечно
большой разум. И опровергнуть этот тезис
практически невозможно. Это вполне научный
подход. Если за 4 млрд. лет на Земле возник
такой разум, как мы, то за бесконечное количество
времени, естественно… Короче говоря, все
обрадовались: вот научно доказанный бог.
Потом в 28-м году телескоп Хаббла открывает
то, что называется красным смещением. И все
мы теперь знаем, что Вселенная расширяется,
что у нее есть начальное время. И научный
бог Циолковского был отменен. Потом наш замечательный
ученый Линде вместе с Зельдовичем открывают,
что есть гроздевидные Вселенные, то есть
они сидят друг на друге и друг в друга перетекают.
И тут академик Ляпунов вспомнил, что да,
вот был же такой бог, научный, и вселенная
опять бесконечной стала, и теперь его называют
богом Циолковского-Ляпунова. То есть высший
разум все равно существует, наука это абсолютно
признает. А дальше высший разум, естественно,
со Вселенной что-то производит. Когда мы
говорим слово «логос», мы должны понимать,
что это все научный категориальный аппарат.
Против этого возразить ничего нельзя. И что
такое наша Земля с 4 млрд. лет по сравнению
с бесконечностью? Понятно, что высший разум
принимал участие в создании такого летательного
аппарата, как наша Земля и вообще Солнечная
система. Этот летательный аппарат вполне
поддается пониманию того, что сверхразум
здесь присутствовал.
Принцип единства
образует в нас совершенно поразительные вещи.
Мартин Хайдеггер в свое время сказал: «Сущность
человека произрастает из языка. Мышление
есть поэзия». Современная биология говорит:
структуры мозга – это и есть структуры языка.
Человек видит через язык. А песня и есть
структура, которая запускает организацию
структурного поэтического языка в принудительном
режиме. Вот почему «государство строит император
и певец»! Гадамер говорил: «Мой родовой язык
есть язык певца», то есть на чем я воспитываюсь,
то меня импринтирует. Imprinting в английском
языке – это впечатывание. То есть песня впечатывает
в нас язык и выращивает вот эти структуры
мозга, которым мы потом видим, слышим, чувствуем,
мыслим. Что теперь говорят биологи? Теперь
они говорят то, что раньше говорили философы
и поэты. Новалис, великий немецкий философ
и поэт, говорил: «Чем больше поэзии, тем
больше реальности. Чем больше поэзии у народа,
тем он ближе к реальности». Теперь мы понимаем,
что высшая реальность – именно поэтическая,
мир так устроен, универсум так устроен.
Линейный язык в основном
обращается к двум фрагментам мозга: это зоны
Брока и Вернике. Еще есть третье место, но
оно менее задействовано. Поэтический язык
накрывает весь мозг. И правое, и левое полушарие.
И причем заставляет их работать в особом
режиме: как целое. И биологи говорят, что
поэтический язык приводит мозг в эвристическое
состояние, особое состояние сознания, в котором
человек видит мир как целое, мир объективный.
И смотрите: Декарт, сухой рационалист, пишет:
«Поэт есть учитель математиков». Бэкон пишет:
«Поэзия есть основание науки». Джордж Барроу
пишет: «Всякое непоэтическое раскрытие реальности
не может считаться полным и достоверным».
И вот мы видим почему: потому что целое организовано
не линейными вещами, не линейными уравнениями,
а сложным взаимодействием различно организованных
принципов и текстов, которые прописать невозможно
в силу наличия одного иррационального текста.
Он никаким образом не прописывается. В Евангелии
от Филиппа сказано, что истина не может явиться
в мир голой, она может явиться только в образах,
в метафорах. Это замечательно провидел в
«Игре в бисер» Гессе, когда написал: песня
– это первый элемент игры в бисер.
Музыкальное основание
мира в самом языке как укладывается? Что
такое консенсус? Это концертус. Концерт.
В основании нашей жизни - «уклад», по ладу.
И наша славянская богиня – Лада, богиня домашнего
очага, красоты. Космос, как мы помним у греков,
это песня, перенесенная наверх, и космос
обозначался знаком лиры Аполлона. Лира Аполлона
была знаком космоса, знаком власти и закона.
Помните эти строчки у Новеллы Матвеевой в
знаменитой песне Берковского: «Властью песен
быть людьми могут даже змеи, властью песен
из людей можно делать змей». Это о том же.
И, кстати, первые строчки (я наткнулся на
них в комментарии к одному философскому труду
совершенно не об этом): «властью песен и
змея может быть человеком». Это Вергилий.
Но Новелла Николаевна – очень грамотная дама,
и она читала Вергилия гораздо раньше, чем
я. Это прямая цитата из Вергилия. Эта идея
«властью песен быть» проходит сквозь все
народы, сквозь века. Помните Орфея? «И возляжет
лев с агнцем» - это иллюстрация к Орфею.
Орфей собирал зверей, травы, и то, и сё.
Это закон мира, это законы строительства
человека, общности. И в языке это есть. Греки
нацию называли «хора». И русское слово «хорошо»
происходит от слова «хора». И теперь понятно,
почему «нация» и «хора», национальная идея
– из самого языка это исходит. На украинском
«совместность» как будет? Співдружність.
То есть «спів» – это вообще принцип соединения.
В греческом – то же самое, в санскрите –
то же самое, в египетском, в китайском. И
вот: какая будет песня, такая будет и нация.
Такими будут структуры мозга. Чем более поэтическая
песня существует в обществе, тем более структурно
и системно развивается мозг. Что об этом
говорит наша история? И биологи сегодня говорят
то, что писал Бродский. Бродский пишет: «Поэзия
есть видовая цель человечества». Замечательную
книгу по биологии мозга Тернер и Поппель
написали. Тернер – директор Техасского биологического
университета, Поппель – директор Мюнхенского
медико-биологического центра. Их совместная
статья «Поэзия. Мозг. Время» (1995) – открытие
примерно 20-летней давности: чем больше у
нас поэзии, тем более человек мыслит в эвристическом
режиме. В режиме открытий и высоких мыслительных
процессов. Более того, поэзия включена в
нравственное основание мира. Мы сейчас это
увидим.
Русская цивилизация
возникла на базе сумасшедшей поэзии… Что
такое вообще наш язык? Это производная общего
церковно-славянского языка, языка переводчиков,
который сделали русские и греческие монахи.
Он постоянно упражнялся в системе переводов.
Бесконечные переводы, весь XIX век. Почему
все русские философы пишут, что Россию создали
«Петр и Пушкин»? Розанов пишет: «Россию построили
Пушкин и Гоголь». И далее Фазиль Искандер
пишет: «Какая потрясающая политика у этих
двух людей была – у Гоголя и Пушкина. Как
они сумели построить Россию, построить русский
язык». И почему вдруг Гоголь говорит такую
вещь: «Пушкин есть первый русский человек,
каким он станет через двести лет»? Что, до
этого русских людей не было? Но Гоголю надо
верить. Гоголь – это русский пророк. А Гоголь
в действительности сказал следующее: Пушкин
– это есть новый язык, а новый язык – это
новые языци, то, о чем говорит сегодняшняя
биология, лингвистика. Речь идет о том, о
чем говорил Л.Витгенштейн: «Возможности моего
языка – это возможности моей цивилизации».
Пушкин переводил с 12 языков, Гоголь – с
4-х, Тургенев – с 6-ти, Лев Толстой – с 8-ми,
Бальмонт – 15-ти, Николай Трубецкой – с 87-ми…
Меньше пяти языков неприлично было знать,
поэтому в доме был французский, немецкий,
английский учитель, потом гимназия – это
греческий, латынь и какой-нибудь из восточных
языков еще прибавлялся. Вот нормальное воспитание
наше должно быть такое. Для того, чтобы понимать
просто, на чем мир стоит, языки нужно знать.
То, о чем Потебня говорил: поэзия в основании
наук стоит. А Капица с Курдюмовым и Малинецким
пишут: «Куда бы ни пришла наука, там уже
был поэт». Поэт всегда опережает ученого.
Фраза у Лорки: «Поэт за секунду может оказаться
там, куда философия будет идти столетия».
Платон говорил о поэте: он законом считывает.
Ну, надо иметь для этого определенную конституцию,
внутреннюю организацию. Поэт пишет от лица
закона, он включен в структуры, которые позволяют
ему видеть. Причем, «поэо» на греческом и
«пети» и «рита» на санскрите определяют еще
одну вещь: предсказывать будущее. Вот что
еще включено в «поэо», в «Риту» и в «пети»,
«співати»… Семантическое пространство, т.е.
пространство понятий, поэзии, и пространство
физическое построены по одним принципам и
друг с другом связаны. Так вот, поэт за счет
этих резонансов, за счет октавно-поэтической
структуры, за счет ритмов, рифмы, тактов,
цезур и т.д., через эти структуры мира включен
в полноту семантического пространства и считывает
вещи, которые линейным текстом принципиально
не могут считаться. И мы должны это просто
понимать и представлять, что линейный текст
нас к истине привести не может. И поэтому
индусы и говорили: песнь, рита, гимн, истина
– это одно и то же.
Теперь, когда мы
понимаем, с чем мы имеем дело, и что русская
цивилизация стала на вот этот сумасшедший
язык, который изобретали все: это язык переводчиков,
язык мира. Как Гоголь говорил: «Наш язык
использовал все арфы мира и выработал такие
звуки, что не может быть того, что этот язык
не предназначен для какого-то высочайшего
служения». Бродский говорит: «Русский язык
– язык переводчиков. Дух ищет плоть, но обретает,
к сожалению, только слова. И, пожалуй, лучшего
места, чем русский, для него не существует».
Язык духа. Духовный язык. Мандельштам: «Но
милее италийской речи мне родной язык, ибо
в нем таинственно щебечет чужеземных арф
родник».
Но Ключевский пишет:
«Петр прорыл между народом и образованной
частью общества ров, а Пушкин превратил его
в пропасть». Да потому, что новый язык –
это новая нация. И как пишут славянофилы,
все народы растут из крови и плоти, а мы,
словене, мы растем из слова. Для нас слово
в основании нашей цивилизации, нашего духа
и нашей жизни. И потому мы спрашиваем не
«каких кровей будешь?», а «каких языцей?».
И языцы для нас и есть нация. Афанасий Никитин
пишет: «И прошли мы 12 языцей…» Летопись
пишет: «Пришли чужие языцы…», «В наших языцех…».
То есть языцы и нация – это синонимы. И в
этом смысле получилась поразительная вещь
– у нас не кровь работает. Аксаков, Хомяков,
Киреевский (которые все татарского происхождения)
пишут: мы – поликровная нация, мы – синтез…
11 часовых поясов! – это же сдвинуться можно!
И как все это произошло?
Первые пришли словене, с уграми смешались,
потом пришли братья варяги – их призвали
проструктурировать, помочь как-то в этом
деле, потом пришли братья греки, принесли
нам письменность, православие. Что пишут
монахи XII века (переписка между киевским
и полоцким монастырем)? «Братья, где мы живем?
Кругом одни греки. Спасу от них нету. Все
захватили. Вершат нашей Россией-матушкой».
Потом пришли братья татаре – мало не покажется.
Но вся русская литература, начиная с Кантемира
(Хан Темир), - татарского происхождения:
Державин (полу-турок), Аксаков, Киреевский,
Тургенев («наш великий монгол» (Розанов),
Булгаков, Бердяев, Куприн, Рахманинов, Достоевский
(Достоево – это литовско-татарское поместье
было; очень много татар было в Литве, поскольку
они были туда экспедиционированы московским
государством), Нарышкины, Глинские… То есть
всю русскую литературу практически сделали
татарские выходцы. А потом пришли немцы,
французы. Пришла немецкая фаза развития великорусского
государства. И письмо Ломоносова потрясающе:
«Братья, где мы живем? Кругом одни немцы.
Академия Наука – немцы. Врач – немец. Барин
– немец. Начальник – немец. Аптекарь – немец.
Где мы живем?» Мы жили в немецкой фазе развития
великорусского государства. Убираем слово
«немец», ставим слово «яврей» – все то же
самое. Это модель развития нашего государства.
Мы так развиваемся. Через пассионариев: приходят
пассионарии, каждый новый, и смотрят: о,
яка лепота, шо вы за страна такая большая,
как здесь хорошо вообще, красиво. И естественно,
новый пришлый чувствует себя пассионарием.
Сталин – это же тоже пассионарий. Я думаю,
что Суворов со своей армянской половиной
– это тоже был пассионарий. Также отец Павел
Флоренский. И также товарищи Микояны всякие
там. Тоже пассионарии были, но штучные. Меня
интересуют целые народы. Татарская, немецкая,
еврейская пассионарность. И вся русская словесность
ХХ века – кто были пииты? Феты, Пастернаки,
Мандельштамы, Кульчицкие, Коганы, Слуцкие,
Багрицкие… А кто нам песенки писал советские?
Блантеры, Покрасы, Фельдсманы, Фельдманы.
«Русское поле» написал Фельдман и Инна Гоф,
спел Кобзон: «Русское поле, я твой верный
колосок». Они что, врали? Нет, конечно. Они
еще больше, каждое пришлое начало, возносят
русское начало, потому что оно его острее
чувствует. Пришлый хочет поучаствовать, и
очень активно в этом участвует. Когда мне
говорят: «А ты знаешь, сколько их было в
НКВД?», я отвечаю: «А как иначе? Ты что хочешь,
чтобы пассионарий только на скрипочке пилил?»
Везде участвуют пассионарии. А сколько в
науке было? А сколько в медицине? А кто нам
русскую словесность создавал? И кто лингвистику
делал?… Лучший учебник русского языка – Розенталь,
- как был, так и остается. Мы должны хотя
бы это понимать, это видеть.
И наше словенство
поразительным образом прописано в нашей исторической
памяти на уровне генотипа. Кто такой Иван-дурак?
Певец-поэт, как пишут Топоров и Иванов в
словаре «Мифология»: Иван-дурак – певец-поэт,
решающий нерешимые тупиковые задачи парадоксальным
поэтическим способом, который линейно, как
бы в здравом разуме, решить невозможно. Который
был вырожден в человека, который ждет щуку,
галушек, чтобы они ему на печку сыпались.
XVIII век – век всеобщей секуляризации, век
Просвещения, уничтожения сакрального и принижения
всех сакральных архетипов. Это в Германии
происходило, в Англии, а у нас это вот таким
образом ударило. Изначально певец-поэт связан
с кем? Кто такая Василиса Премудрая? Царица
премудрости. Басилевна Премудрости – София.
Так вот, Иван-то ведь не сам все делает,
он делает то, что она говорит. Премудрость
мира говорит ему, и он делает через нее,
через высшее мировое начало. Кстати, на правильных
языках, в частности, на иврите, Дух Святый
женского рода. И София отождествляется даже
в нашем богословии с царицей премудрости
и с Матерью Божьей. Это очень «плавающая»
ипостась. Вокруг нее очень много споров,
но вся русская софиология, отец С.Булгаков,
отец П.Флоренский, В.Соловьев, Н.Бердяев,
– все они прописывают Софию как не четвертую
ипостась Бога, а как его эманацию в мире.
Это божественное начало. И Григорий Богослов,
и Василий Великий, и Иоанн Златоуст (создатели
православной литургии) говорили, что путь
к Богу идет через Софию, через язык. Язык
есть премудрость Божья, принадлежит Софии,
и восхождение к языку есть восхождение к
Софии и к Христу. И есть такая икона, которой
описание я знаю по книгам, «София благословляющая»
(за ее спиной вырастает фигура Христа). Все
первые церкви в России (Киевская София, Новгородская
и Полоцкая) – три софийских собора. То есть
в основании нашей цивилизации лежит софийность
и первые церкви были прописаны именно как
церкви Софии. И Иван-дурак связан с Софией
Премудрой. И последняя великая русская философия
(Флоренский, Соловьев, Бердяев, отец С.Булгаков
и т.д.) – тоже софиология. То есть сквозь
всю историю России проходит софийность, софийное
начало мира. Следуя этому поэтическому началу,
которое идет от Софии, оно и есть продвижение
миру. Более того, есть потрясающие метафоры
восхождения именно через поэзис к Софии…
В основании нашей
цивилизации – великая культура. Как только
мы отходим от культуры, мы проваливаемся
немедленно… Достоевский говорил: «Русский
человек вне православия – дрянь». Можно продолжить,
что русский человек вне культуры – дрянь.
И вдруг выходит Ксения Касьянова к вопросу
о русском национальном характере. Без ужаса
читать эту книжку просто невозможно. Она
говорит, что неокультуренный русский типаж
– это эпилептоид. То есть колоссальное непостоянство,
метание из одного в другое. Кстати, отсюда,
я думаю, и русская тоска, и русская удаль.
Помните анекдот? Илья говорит: «Соловушка,
чего ты такой грустный?» - «Да так, – говорит,
– как-то все…» - «Может, тебе чего надо?»
- «Да ладно, - говорит Илья, - ничего мне
особо не надо». - «Ну, может, водички какой
принести?» - «Да нет, спасибо». - «Ну, смотри,
ежели что, скажи». Илюша уезжает, а Соловей
смотрит ему вслед, весь в синяках, поломанный:
«Ведь человек же, когда не пьет!» И в этом
смысле, конечно, это катастрофа. Но мы всегда
должны понимать, откуда мы растем.
Вот это слово: «славенство».
Читаю я статью И.П.Павлова, лауреата Нобелевской
премии (это я для того сказал, чтоб мы к
его словам отнеслись внимательно), «Печальный
взгляд на русского человека»: «Я исследовал
мозговые структуры очень многих народов мира,
и обнаружил, что русский человек обладает
очень слабым умом». Очень слабые структуры
мозга. Он пишет в скобках: «русскоязычный».
Он тогда не знал, что это одно и то же, просто
еще биология этого не открыла. «Мы, русские,
не видим реальности, мы слышим только слова.
Для нас слова – это и есть реальность». И,
говорит, это полная беда для русского человека.
Простой пример: тактильный ожог, вид пожара
и слово «пожар». Русский человек на слово
«пожар» реагирует гораздо больше, чем на
два первые раздражителя, вместе взятые. Это
патология русского ума. И тут я понял: это
не патология русского ума, это онтология!
Русский ум восходит к тому слову, которое
и есть первая реальность: «Вначале было слово»!
И вот, словене… в
основании нашей цивилизации – слово, и Иван-дурак
– это восхождение к слову. И смотрите, что
пишет русская азбука, там это все сказано,
что мы восходим к высшим основаниям мира,
для нас высшие основания мира и являются
высшей реальностью, и мы живем по слову.
«Условия жизни» – как вам нравится русское
выражение? Условия – по слову. Когда Розанов
говорит: «Весь мир живет по закону, и только
мы, русские, живем по пословицам и поговоркам».
Мы живем по слову. Русская азбука пишет:
аз, буки, веди, глаголь, добро, есть. Что
такое глаголь? В старославянском и в сербском
еще сохранилось, что глаголь – это калакол.
Калаколить – это, на сербском, петь. Песнь,
поэзия. «Глаголом жги сердца людей». Это
высшее место слова – глагол, поэзия. И следующая
строчка: живет, земля, иже, каки, людие,
мыслят, наши, он, покой (в богословии – космический
порядок), рцы (т.е. речет), слово, твердь.
И когда Мандельштам пишет, что «два поколения
без высокого русского языка – и мы как нация
провалимся». Потому что под нами – слово,
над нами – слово, мы состоим из слова. Хайдеггер
пишет: «Язык как дом бытия». Человек состоит
из языка, человека ведет язык. Впереди каждого
народа, как огненный столп, шествует язык,
мы следуем за языком. И мы, словене, просто
лучше это чувствуем, чем весь другой мир.
На нас лежит колоссальная ответственность
– приведение мира к языку. Мы люди словенства.
И Хайдеггер, написав «Язык как дом бытия»,
пишет потом: «Скорее всего, что меня поймут
первыми в России и из России пойдет понимание
меня». Он не мог это объяснить, но он понимал
это, он это чувствовал. Не случайно именно
в нашем пространстве появилась поэтическая
песня. Любое возрождение с нее начинается.
Это новое строительство головы, это новое
строительство нации. И у нас в действительности,
начиная с Пушкина и Гоголя, уже два века
идет возрождение, которое постоянно хотят
затопить. В крови, в развале… Но мы не можем
позволить этого сделать.
Что есть свет? С
физической точки зрения – это синтез нескольких
цветов. То есть свет может быть только из
целого. Это та сумма, которая больше суммы
частей. Анализировать белый цвет невозможно.
То же самое – взаимосвязь языков. Мы находимся
в постоянном диалоге, поэтому обязательно
необходимо развивать украинский, русский,
белорусский, церковнославянский языки, мы
должны общаться с тюркскими языками… У нас
же все это есть – что называется, все флаги
в гости к нам…
А недавно в Чувашии
найдены полотенца с китайскими орнаментами.
Долгое время считалось, что это какой-то
их местный орнамент. Оказалось, что это китайские
иероглифы. Оказывается, часть хунну (гуннов)
пришла в верховья Волги, и в Чувашии есть
типажи очень китайского типа, и там есть
иероглифика. Синтез произошел невероятный.
Розанов пишет: «Есть единственное место,
вокруг которого мы все сконцентрированы,
вне классов, вне сословий, вне денежного
довольствия, вне этнического происхождения,
– это русская словесность». Русская литература,
которая держит и объединяет все эти 11 часовых
поясов.
Насчет крови. У каждого
из нас сколько пап и мам? 1 папа, 1 мама,
2 дедушка, 2 бабушка, 4 прадедушка, 4 прабабушка,
дальше – 8, 16, 32, 64… Давайте будем считать,
что поколение – 25 лет. Шаг в 25 лет – значит,
за век 4 – поколения. Сколько у каждого из
нас прямых родственников за 800 лет? 4 миллиарда.
Вывод: арифметика – наука неверная, никуда
не годится. Не может такого быть. Это сложные
уравнения. Мы сидели, пытались их как-то
в научном сообществе решить. Там сходимость
рядов, группы вероятностей и некая математика
присутствует. Я даже участвовать в этом не
стал. Короче говоря, мы все родственники.
Другого выхода нет.
А что тогда строит
народы?.. Кстати, крест же получился: отсюда
словене, отсюда татаре, сверху – варязе,
снизу – греки, из центра – евреи вышли. Крест
образовался. Полнота. Нам больше никого не
надо. Но историю не остановишь. Когда спрашивают,
а кто будет следующий, ваша теория должна
как бы объяснять, я говорю: моя теория ничего
не объясняет по поводу следующего. Попробуйте
вы при немцах, когда с татарами бились против
немцев, сказать, что они будут следующие
пассионарии русской земли. Прибили бы вообще.
Или при немцах, что следующими евреи будут
пассионариями. Да смешно! Невозможно это
определить.
Но мы должны понимать,
что на нас это задание по восхождению к слову
и словом обретение великих вещей. Потому
что возможности языка задаются песней. Нация
как хора. У нас все есть. Мы все можем. У
нас есть великая русская поэзия, у нас есть
великая русская авторская песня. У нас, как
в задаче, поставлены и определены цели, и
главное – весь инструментарий присутствует
в полном объеме. У нас есть на чем строить
великое чудо.
Более того, современные
развитые государства (это официальная статистика
еще Академии Наук, Велихов делал доклад)
80% национального валового дохода получают
не от добычи полезных ископаемых и не от
промышленности, а от ноу-хау. Самые богатые
корпорации сегодня – это интеллектуальные:
Microsoft, IBM. И кстати, весь отдел оптимизации
IBM состоит из русских программистов. В Израиле
физикой и математикой, например, только наши
занимаются. Приезжает мой товарищ Марк Минеев
(это очень известный физик-теоретик), он
получил колоссальный грант за решетки, которыми
он занимается (дэ-решетки, так называемые,
структуры мира определенные), и он их тратит
здесь, потому что кроме как с русскими делать
физику и математику просто ни с кем невозможно.
Там другие головы, там сникерс все уже проел.
И когда я рассказываю про русские дела, про
русскую идею, меня больше всего поддерживают
в Америке, в Израиле, потому что истинные
русские люди там понимают, с чем мы имеем
дело. Они уже посмотрели, что здесь, что
там. Они это лучше чувствуют. Израиль – это
вообще уже почти наши исконные земли. Кстати,
в слове Иерусалим в центре стоит слово «рус»,
чтоб вы знали. И первое встречающееся в хрониках
слово Иерусалим называлось – «Рус алим».
Это ровно так, как наши называются, которые
там сейчас живут: русские алимы. А в Каббале
сказано, что Иерусалим спасет русская эскадра,
- от всех этих безобразий, которые там сейчас.
И наш десант уже там в миллионе человек высажен.
Как Высоцкий пел: там на четверть бывший
наш народ. Так что уже десантура там есть.
Мы захватываем мир
потихонечку, не столько силой оружия, сколько
силой русского слова. Советую посмотреть
в интернете статью русских (теперь американских)
ученых (Ф.Богомолов, Ю.Магаршак) «Русский
язык – язык будущей науки». Уже очень многие
американцы, немцы, венгры говорят: нам нужно
знать этот язык, на котором вы постоянно
общаетесь, потому что вы говорите такие вещи,
которые нам не приходят в голову, на нашем
языке они невыразимы. Потому что язык английский
– это язык ньютоновской механики, он однозначный.
Академик Колмогоров в свое время вывел формулу
способности языков. То есть текст определенной
длины, и каким способом можно выразить его
по-разному. Скажем, I love you. Жесткий текст,
который переиначить невозможно… Вариативность
языка – это возможности пролезания в разные
щели. И видеть мир с каких-то неожиданных
поворотов и ракурсов. И в этом равного русскому
языку просто не существует, потому что это
язык переводчиков, лабораторный язык. Он
был выведен отцами-основателями нашей нации
– Гоголями, Пушкиными, Лермонтовыми, Достоевскими.
Опять же, полиэтносом великим. И мы, как
нация, собраны вокруг эпоса русской литературы.
В греческом эпос, этос и этнос – это родственные
слова. Мы – народ слова, и должны к слову
относиться соответственно, сакральным образом.
И мы знаем, что у нас есть фантастические
основания для того, чтоб воздвигать нашу
общую цивилизацию. Мы весь мир кормим интеллектом.
Даром. Все-таки русский человек мудаковат.
Слово «мудрец» и «мудак» у нас однокоренные.
Но мы же этим еще и гордимся. Мы должны про
себя, про свою эту чудаковатость тоже понимать
немножко и не сильно ею гордиться. То есть
как только русский человек перестает видеть
высокий спектр, он тут же скатывается не
в мудрость, а в мудаковатость. Мгновенно.
А восхождение очень долго. Поэтому, понимая,
что мы все стоим на слове, и потому мы словене,
мы должны к слову относиться определенным
образом. И у нас есть та песня, которой строят
нашу хору. Есть сильная украинская песня.
Есть, на чем растить нацию. Общественность
должна подниматься снизу. И я закончу фразой
Достоевского. Федор Михайлович, великий провидец
земли русской, сказал: «Когда у нас интеллигенция
и народ заговорят на одном языке, у нас потекут
молочные реки».
КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
