Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика.
Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея.
Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.
«В работе Венедиктовой,
как я понимаю, именно Набоков и персонифицирует
автора вне человека во всей его душевной
глухоте и имморализме…» (Анна Вчерашняя).
Это в корне неправильное понимание поставленной
в эссе проблемы, уводящее далеко в сторону.
Возвращаясь к сути, предлагаю лобовую цитату
из Германа Гессе:
«Я стал художником,
но человеком я не стал. Я достиг только одной,
но не главной цели. Я потерпел неудачу. Быть
может, с меньшими уступками и утратами, чем
другие идеалисты, но я потерпел неудачу.
Мое творчество личностно, интенсивно, нередко
оно доставляет мне счастливые мгновения,
но моя жизнь не такова, моя жизнь - всего
лишь готовность работать; и жертвы, которые
я приношу, живя в крайнем одиночестве и т.д.,
я давно уже приношу не жизни, а только искусству.
Смысл и интенсивность моей жизни приходятся
на часы творческой активности, то есть как
раз на то время, когда я выражаю неполноценность
и отчаяние своего существования».
То есть без профессиональной
рефлексии писатель уже не может ощущать подлинность
и свежесть бытия, автор «съедает» человека.
Именно поэтому возникла попытка уже принципиально
разделить автора и человека, максимально
освободив их друг от друга - разумеется,
у каждого конкретного писателя это разграничение
и соотношение индивидуально и неповторимо,
и обоюдная мера свободы во многом определяет
интеллектуальный уровень текста.
В зависимости от
художественных целей и психофизиологических
особенностей писатель может формировать автора
как дополняющую личность или, наоборот, антагониста.
Автор может быть человечнее человека, сумасброднее
или рациональнее, здесь широчайший простор
для экспериментов, обещающих непредсказуемые
результаты. В принципе, частично это все
уже давно реализуется на практике, речь о
том, чтобы делать это осознанно и последовательно.
Печальная констатация
Гессе еще раз подводит к жесткой необходимости
освободить человека от авторской эксплуатации,
чтобы он мог отдаваться непосредственному
потоку жизни и осуществлять биологические,
социальные и прочие функции, то есть полноценно
жить жизнью нормального обывателя. Совет
«выключить рефлексию» в известной мере как
раз в русле предлагаемого, но не в качестве
радикального отказа, а попытки снять профессиональную
нагрузку, оставив чувственное цветение рефлексии
для полноты бытия.
Многофокусность оптики
дает возможность осознанно воспринимать богатство
и противоречивость контекста, оценивать ситуацию
более реально, а не только со своей колокольни.
Многофокусность не отменяет личную неповторимость,
а обогащает ее, выводя на более высокую ступень.
Кстати, и нравственный потенциал возрастает,
отменяя убогое размахивание мечом однобокой
справедливости, заливавшее историю потоками
крови на протяжении тысячелетий.
Оба этих момента
(разграничение автора и человека и многофокусность
оптики) преследуют общую цель – большую свободу
писателя от собственного психотипа, от того
базиса, который навязала ему природа. Современный
писатель (интеллектуал и т.д.) все осознаннее
пытается вырваться из-под тотального контроля
природы – смехотворно и унизительно воспринимать
жизнь только в определенном ракурсе из-за
того, что природа сделала тебя меланхоликом
или пикником, навязала тебе определенный
тип реакции на окружающую среду.
Это очередной этап
высвобождения человеческого духа из-под детерминизма
окружающей среды. Культурное усложнение личности
и восприятия – мэйнстрим, который нельзя
отменить, поэтому надо искать достойный выход,
мое эссе – лишь одна из попыток в этом направлении.
КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).