Интеллектуально-художественный журнал 'Дикое поле. Донецкий проект' ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня воскресенье, 03 ноября, 2024 год

Жизнь прожить - не поле перейти
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала

ПОЛЕ
Выпуски журнала
Литературный каталог
Заметки современника
Референдум
Библиотека
Поле

ПОИСКИ
Быстрый поиск

Расширенный поиск
Структура
Авторы
Герои
География
Поиски

НАХОДКИ
Авторы проекта
Кто рядом
Афиша
РЕКЛАМА


Яндекс цитирования



   
«ДИКОЕ ПОЛЕ» № 8, 2005 - ПТИЦЫ

Казарин Юрий
Россия
Екатеринбург





О ПОЭТЕ ЮРИИ КАЗАРИНЕ

    Что сказать о поэте? Тем более – когда поэта знаешь лично, и давно, и когда его стихи отверзают перед тобой (или под, или над тобой – предлоги служебны и полифункциональны) такие пустотности бытия, которые невозможно наполнить и в которых, очевидно, живет лишь сам Бог. Постоянный сопутник и собеседник поэта.
    Мир, который открывается стихами Казарина, это мир природы и погоды (первый его сборник так и назывался – «Погода», 1991), языка и речи, человека и красоты, от которой перехватывает горло, – наверное, чтобы звук, рожденный ею, ушел в небеса и претворил вещество в дух. А может быть, все наоборот, и казаринский глагол – это то «усилье шепота», которым человек зацепляется за жизнь, за землю, чтобы ими мерить величину и простор божьего жилища. Ведь ангелам не нужно видеть себя – это нужно только человеку и позволяется поэту.
    Казарин живет в Екатеринбурге и работает на кафедре русского языка Уральского государственного университета. Он учит студентов, и они запоминают его лукавый прищур надолго. Тема его докторской диссертации, защищенной в 2001 г., – «Поэтический текст как система». Однако ученые занятия на стихах Казарина счастливо не сказываются – мне кажется, это заметно сразу. Или сказываются так хитро, что остаются подводной частью айсберга. О том, как ему удается сочетать науку и поэзию, сам Казарин, не смущаясь прямотой вопроса, сказал примерно следующее:
    – Кажется, что пути разные, но потом это оказываются две дугообразные дороги, и они соединяются. Да что там – все поэты: Пушкин, Боратынский, Тютчев – были филологами, хотя и не преподавали в университетах. А новейшие – еще и преподавали. Это нормально.
    До того, как он стал студентом, а потом профессором, Казарин работал на заводе, служил в Северном флоте, потом заводил семью и занимался прочими важными делами. С 2003 г. он председатель екатеринбургского отделения Союза писателей России. Автор многих книг, и поэтических, и исследовательских, его стихи печатаются в «Знамени», «Новом мире», «Урале», «Октябре», «Юности», порой и в западных журналах и альманахах. Надо думать, читатель «Дикого поля» встречается с его стихами не последний раз.

Е.С.

* * *
Словно спросонья горит огонек,
звезды царапают крышу, в конёк
твердь упирается и тормозит –
не проворачивается по кругу
сценой гончарной, и эту докуку,
муку прекрасную изобразит
ночью лицо, в сигаретной затяжке
вышедшее из провала и тьмы:
и оказалось, как много в рубашке
белой – венчания, казни, зимы,
бревен, крещенных в кулак на углы,
где топоры голощеки, скуласты,
где – как по хляби – пружинят полы
и сочиняются экклезиасты,
воздух кончается, ласточка мох
порастащила, и слышно на взрыдах:
щелью фальцета врывается вдох –
вдох, а не выдох, не выдох, не выдох…


* * *
Выдох света – это бронза
под полночным фонарем:
млечный вакуум мороза,
оборона и объем
жизни города и в нем
человека, четвертинку
пригубившего дотла,
протоптавшего тропинку
от тепла и до тепла.


* * *
Прямо в синее роща разрыта,
листопад – это взгляд следопыта,
вот и вышел, как водится, весь,
понесло шелуху алфавита
в черно-белую зимнюю взвесь.
Побирайся в заснеженном поле,
разбирай круговые следы
чистой речи в чернильной неволе,
словно в древнем, как кровь, алкоголе
серебристую думу воды.


* *
Падает с неба пустое ведро –
страшно: мороз шелестит вертикально.
В бане запахло подземкой, метро,
выйдешь ли голый на воздух – добро:
ветрено, вольно, печально.

В озере с трещиной тощ березняк,
полузатопленная, на аркане,
лодка вмерзает в прозрачное, как
челюсть вставная в стакане...

Лед – это тверди и суши союз,
пяткою гнешь пятаки из погоды,
словно Иисус, посылающий груз
на отвердевшие воды...


* * *
Ты говоришь или спишь –
это теплом свысока
снег убирается с крыш.
Речь твоя без языка:
чуешь во сне – барабан,
флейта простуды, пока
лунного света стакан
высится до потолка,
как продолженье сучка
в черной столешнице, тут
полночью исподтишка
толпы деревьев растут:
шорох ли крови, рука
тверже земли, занемев,
с родинкой вроде сучка, –
родственница дерев:
дерево – это язык
ветвеобильный, как крик,
с трещиной стужи в окне,
с флейтой простуды во мне.


* *
Оглушительны мысли предметов,
если ночью стоишь у окна
и, мерцающей тверди отведав,
набивается в рот тишина –
в хоровое движение сада,
где чудесная сила распада
у наземных небес на краю
переводит в полет листопада
потаенную думу свою.


* * *
Все умерли в этом романе
от полной любви и тоски,
и ты, отразившись в стакане,
сдавил над стаканом виски,
как лес, нависая над водкой,
где, небо толкая под лед,
пустой накренившейся лодкой
недвижное око плывет.


* * *
Истончается чело,
чешется землица.
О, как душно и тепло...
У бессонницы крыло –
не поворотиться.
И летишь, как между строк
гоголевский холодок, –
без вина и хлеба:
над тобою потолок,
под тобою небо.


* * *
Смерть – отсутствие погоды
и застолье без стола,
то ли тризна, то ли роды
упоительной свободы
множественного числа.
ело глину навещает,
отдаваясь никому.
Так природа возвращает
долг свой духу твоему.


* * *
Сегодня снегу плохо,
и потому встает
меж выдохом и вдохом
оконный переплет
и теплый лед касанья
пастушьих одеял –
согласного мерцанья
колючий материал.
И пустота свободы,
и холода узда.
Хорошей непогоды
хлопчатая вода.
И с двух сторон старанье
остаться на века
до полного сгоранья
в пределах языка.


* * *
Чую, дерево кулак
разжимает в глине:
сад мой в небе кое-как
держится доныне:
в штукатурочке крыло –
тяжко без плеча там:
срез поленницы в стекло
намертво впечатан:
не узоры, а зазор
между мной и смертью,
потому что зимний взор
переполнен твердью,
коли суша обошла
мукой потолочной
кубик жизни и тепла
комнаты полночной,
и слезе теперь легко
проходить и длиться
сквозь игольное ушко
выпавшей ресницы.


* *
Без нажима розой роза
лепит зимнее стекло.
С точки зрения мороза
очень все-таки тепло.
Роза луковицы, хлеба,
соль в оконные кресты –
отпечатки прямо с неба
шестипалой пустоты.
Стужа – это просветленье:
всюду взор находит печь,
дабы тронула поленья
Господа прямая речь.


* * *
Сила взгляда в глубинах природы
остается за смертью очей.
От воды отделяются воды,
и чем выше – туман горячей.
Там тяжелая блещет ресница
и троится под срезом луны,
потому что до льда сократится
утомленная мышца волны.
И навстречу пылают морозы –
отражение взора, позор
и любовь вознесения, слезы
отощавших под снегом озёр.


* * *
Ворохнется в окне ветка.
Я бываю с тобой редко
на земле. Чаще в дереве, в небе
я брожу, позабыв о хлебе,
о себе, о погоде, или
пропадаю в речном иле,
сквозь высокую воду пройдя
без дождя.
Потеряю в паденье лицо, руки,
стану частью твоей округи,
на окне твоем отпечатки
пальцев выставлю в Рождество:
тополь в инее, как в перчатке,
если палкой не бить его…


* * *
Остается двойная морщина
на снегу до апреля. Охранник,
громовержец, охотник, мужчина
с папиросой и в шкурах бараньих.

Вот такая простая картина:
стынет в черных бушлатах скотина.

Впереди золотая собака –
шмель с ушами в подпалинах рыжих.

И навстречу из белого мрака
только Бог может выйти на лыжах.


* * *
Петляющий, как дождь, не требуя отвеса,
утрачивает взор оконный трафарет.
Ты в тень войдешь, как в мысль густеющего леса,
и чаща поведет, пугая, на просвет.

Где нежность пустоты и воздуха надсада,
и солнце, как пятак, ресницей не согнуть,
и медленно шумит мышленье листопада,
красиво и легко вымучивая суть.

Ведут тебя глаза под своды увяданья,
где можно на себя смотреть со стороны
в потоках восходящего сознанья –
из тишины.



КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!
Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий*

Осталось символов

  При полном или частичном использовании материалов ссылка на Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект" обязательна.

Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле
Development © 2005 Programilla.com
  Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12
Редакция журнала «Дикое поле»
8(062)385-49-87

Главный редактор Кораблев А.А.
Administration, Moderation Дегтярчук С.В.
Only for Administration