Интеллектуально-художественный журнал 'Дикое поле. Донецкий проект' ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня воскресенье, 03 ноября, 2024 год

Жизнь прожить - не поле перейти
Главная | Добавить в избранное | Сделать стартовой | Статистика журнала

ПОЛЕ
Выпуски журнала
Литературный каталог
Заметки современника
Референдум
Библиотека
Поле

ПОИСКИ
Быстрый поиск

Расширенный поиск
Структура
Авторы
Герои
География
Поиски

НАХОДКИ
Авторы проекта
Кто рядом
Афиша
РЕКЛАМА


Яндекс цитирования



   
«ДИКОЕ ПОЛЕ» № 7, 2005 - ТЕРРИТОРИЯ ТЕКСТ

Тараненко Елена
Украина
ДОНЕЦК

«Донецк – город не первый, но и не второй…»

или некоторые заметки о мифологии Донецка

Фото Дмитрия ОРОБЧЕНКО
ДОНЕЦК


    Мы – дончане. И что это – плохо или хорошо? Этим следует изо всех сил гордиться или стыдливо опускать глаза, произнося название родного города при знакомстве с людьми? И как эту фразу интонировать – так, чтобы в голосе ощущалась легкая, но уверенная угроза, или, совсем наоборот, легкая непричастность к угрожающему имиджу Донецка, мол, Родину не выбирают, и все такое… И за что мы пьем, приговаривая: «За нас, за вас и за Донбасс!»? И что на самом деле означают загадочные паремии, столь популярные сегодня в донецком городском фольклоре, типа «Донбасс порожняк не гонит», «Донецк – город не первый, но и не второй…», «Донецкие идут!..» и т.п.
    На наших глазах родной город превратился в город-миф, хотя такой чести удостаивались далеко не все точки на карте Европы, а только те, которые окружены ореолом либо таинственного места, обладающего особой притягательной, но и вампирической силой, как Париж или Петербург, либо неразгаданного иррационального характера его обитателей, как Москва или Одесса. Это о них – «Париж стоит мессы», «Москва слезам не верит… и бьет с носка».
    И вдруг все чаще говорят и пишут о нас, как о некоем инкорпорированно едином типе личности, мифическом дончанине, вернее, даже чаще – о мифических «донецких», и сами мы уже начинаем себя идентифицировать в навязанной парадигме «свои» – «чужие», «мы» и «все остальные», «донецкие» и «не донецкие». О нас рассказывают анекдоты и небылицы, нами пугают и за нами с интересом наблюдают. И вместо «раньшего» «Приезжает чукча в Москву…» теперь «Идет дончанин по Киеву…», или вместо «В Москве по улицам ходят белые медведи и все пьют водку…», теперь «В Донецке по улицам ходить страшно даже днем, там одни шахты и митинги, а все дончане – пьяные необразованные хамы».
    Как в такой мифологизирован-ной среде живется самим дончанам, из каких навязанных и каких автохтонных, самозародившихся на этой земле компонентов состоит эта мифическая среда – вопрос очень сложный и трудно поддающийся анализу, особенно изнутри среды. Но в общем попытаться проследить «историю вопроса», вероятно, возможно.
    Любая городская среда, оторвав своих жителей от родового, сельского, первично-мифологичного источника, формирует мифологию второго порядка. Пресловутая массовая культура, как бы ругаема она ни была, есть некоторая попытка стандартизировать, усреднить, упростить нарастающий поток информации, а значит – и упростить жизнь горожанину, отменить психологически некомфортные проблемы выбора, решить за человека. В таком мире, действительно, удобнее жить. Новые мифы инкорпорируют одинокого человека в среду, пусть мифическую, виртуальную, иллюзорную, но коллективную. Быть, например, дончанином – это быть уже не просто одиноким и никому не нужным «Васей Д.», а быть членом некоего сообщества равных по значимости людей, быть болельщиком «Шахтера» – это иметь большое количество пусть даже незнакомых тебе, виртуальных, но все-таки друзей, единомышленников. А еще это означает противостоять другим – не дончанам, не болельщикам «Шахтера», не «східнякам», т.е. тем, которые к этой общности не принадлежат, и значит не защищены нашим сакральным коллективом. В древнейшие времена такие функции выполняет мифологический род со своими табу, жертвоприношениями, ритуалами, теперь на смену им приходят ритуалы новой, городской, массовой эпохи, но смысл остается очень похожим – мы создаем мифы, чтобы защититься от враждебного мира, чтобы не остаться в одиночестве, чтобы переложить ответственность выбора на плечи коллектива: «Я не один такой, нас много»; «Это уже было однажды; это уже делалось до меня»; «Это придумали другие умные люди»; «Это всем известно»; «Быть, как все»; «Все так думают»; «Жить, как люди»; «Быть не хуже людей»; «Все говорят» и т.п.
    Правда, за такую психологическую комфортность приходится платить – виртуальная реальность усредненной нормы претендует на то, чтобы быть «более настоящей», чем действительная жизнь, заменить собой реальность, вытеснить ее. Поэтому образы и слоганы массовой культуры («Герои трудового Донбасса», «Гордость Донбасса», «Влюбись в свой город!», «Болей за «Шахтер»!») становятся не просто символами и предметами культа, но и элементами нашей повседневной жизни, агрессивно и незаметно вторгаясь в нее.
    Все эти процессы начинают «бродить» при образовании любой городской среды, но для подлинной массовой мифологии второго порядка нужна встреча внутренне вызревающего позыва горожан к объединению в социокультурную общность и сильной идеологии, встреча мифологемы и идеологемы при обязательном содействии кого-то, кому это очень нужно и выгодно. Мифологизация Донецка произошла именно благодаря такой встрече.
    Она началась в 20-е – 30-е годы ХХ века. По замечательному выражению А.Я.Флиера, эпоха построения социализма и знаменитая теория «социалистического реализма в искусстве» были, по сути, первой профессиональной теорией массовой культуры, причем не только теоретиками, но и первыми ее практиками были именно советские политические деятели, идеологи и журналисты. Первые советские мифы Донецка «били» на трудовые чувства, на промышленный энтузиазм и создание «новой исторической общности» – города шахтеров, шахтеров и еще раз шахтеров. Так появились «Донецк – город шахт», «город трудовой славы», «город терриконов», «город людей труда», «город горняков и горняцкой славы», «город черного золота», «город угольной славы» и т.п. Эти идеологемы стали своеобразными магическими заклятиями, которые дополнял культ новых богов, «первогероев» труда: Стаханова, Изотова, Мазая и др.
    Несоответствие нищей, голодной, грязной реальности гордым слоганам, как и положено хорошо сделанному мифу, никого не волновало, факты приписок суточных выработок и трудодней прославленным именам воспринимались, я думаю, где-то так же, как факты приписывания в древних литературах вновь созданных текстов «чтимым именам» авторитетных Гомера или Соломона. Мифы создавались не как отражение реального положения вещей, а как пресловутые «светлые цели», и «легкие» неточности только прибавляли им убедительной силы, придавали им особый аромат лучшей гордой и свободной жизни. Одной из жертв таких неточностей стала укрепившаяся в донецкой мифологии идея тождественности понятий «Донбасс» и «Донецк», почти постоянное их употребление в СМИ Донецка, в идеологических лозунгах, в речах политических деятелей и в обыденном сознании как легко взаимозаменяемых. Момент разницы уровня жизни в городе Донецке и в городах и городках, рабочих поселках, например, Донецкой области, раз умеется, слоганами и идеологемами не учитывался и не учитывается. О включении же Луганской области в поня тие «Донбасс» в Донецке вспоминают очень редко, по крайней мере заголовки в донецких газетах, названия передач, лозунги, активно «украшавшие» Донецк в советское время и «украсившие» его в последние годы, как правило следуют логике «Говорим «Донбасс» – подразумеваем «Донецк»».
    Советский миф «Донбасс – шахтерский край» стал заменой космогонии Донецка, «шахтерской столицы», он стал первоосновой и базовым фундаментом для последующего развития не только официальных, но и маргинальных мифологических сюжетов. К маргинальным в советский период можно отнести миф о «новом Вавилоне», о Донецке как смешении языков и народов в своеобразной стихийной вольнице. Но и этот миф вырос из «шахтного» прецедента, поскольку это «столпотворение народов» формировалось в попытках убежать от коллективизации и раскулачивания, а это было возможно только при поступлении на работу в промышленный сектор, в основном на шахты.
    В Донбассе строились и активно функционировали не только шахты, но и металлургические, коксохимические предприятия. Но концепт угля оказался, во-первых, реально преобладающим, а во-вторых, самым понятным, ярким, узнаваемым, так сказать, пригодным для того, чтобы стать мифом, объединяющим этот город. Реальная история города, его юзовский период в советских СМИ осторожно замалчивались, но само «шахтное» происхождение города вполне легло в матрицу советской трудовой славы. С этих пор все другие достижения и сферы развития этого города будут, как правило, мифологически маргинальными и станут сопровождаться замечательно показательными допущениями «но» и «не только»: «Донецк – это не только город шахт, но и город… (университетов, театров, парков)». Символы Донецка стабильны и неизменны – перепачканные угольной пылью лица шахтеров, терриконы на фоне города, глыба угля, шахтерская коногонка, памятник шахтеру, держащему кусок добытого угля и т.п.
    Вполне задействованными мифологемы угля и шахт остаются и сегодня. Хотя и не столь активно, как в советский период, они, во-первых, периодически оживляются в рекламных и печатных образах. Например, в Донецке обязательны изображения лиц шахтеров в угольной пыли на рекламных щитах партий, позиционирующих себя как трудовые, и предвыборные рекламные фотографии кандидатов с шахтерами. Во-вторых, они сохраняются в традиционном принципе номинации всего, что представляет Донецк: фирменный поезд и танцевальный коллектив «Уголек», футбольная команда «Шахтер» со слоганами типа «Даешь победу на гора!», магазины, гостиницы и кафе «Горняк», «Уголек», «Шахтер», «Шахтарочка» и т.п.
    Мифологема «угольного Донецка» породила и не менее знаменитую «Донецк – город роз» (согласно все той же маргинальной дополнительности: «у нас не только шахты, но и розы»). Не случайно со времени активного функционирования этой мифологемы «открыточным» символом Донецка становится уже упомянутый памятник шахтеру на фоне большой клумбы роз. Фактической основой такого мифа также стали причины промышленного характера. Донецк был включен ЮНЕСКО в десятку самых озелененных молодых промышленных городов Европы, активно развивающийся город подошел к черте миллионного населения, и родился лозунг-мифологема: «Каждому жителю Донецка – по кусту роз!». Мифологическая удачность образа розы, наглядно представимого, конкретного, «открыточно»-символичного, оживила, или, говоря определением Бодрийяра, «ободрила» собой мифологему угля.
    Так Донецк перешел на второй виток культа, теперь культа «угольно-розового» города-миллионера. Как и всякая удачно найденная мифологема, этот образ открепился от своего реального значения, натурализовался и зажил собственной жизнью всепобеждающего и все заменяющего штампа безотносительно к реальной динамике количества жителей Донецка, кустов роз в различные периоды озеленения города и т.п. Теперь уже мифологема «города миллиона роз» сама порождает из себя новые мифы, и в этом смысле абсолютно не случайна оговорка журналистки газеты «Салон Дона и Баса», которая в одном из своих материалов описывает Донецк уже как «город миллионов роз» («Салон» – 17.12.2004).
    Шахтный мифологический прецедент Донецка, как и всякий другой миф, равнодушен к противоречиям и выборочен по сути. Примеры аварий, смертей, высокого травматизма, опасности для жизни, тяжелейших условий труда на шахтах в него не входят. Некоторую часть этих фактов, напротив, мифу удалось приспособить под свой упрощенный порядок. Так, мысль «Труд шахтера необыкновенно тяжел» превратилась в мифологический концепт, давший жизнь новому мифу, последствия которого мы можем наблюдать и сегодня – значит, «Не всякому по силам быть шахтером» – следовательно, «Существует особый шахтерский характер». Идея о горняцком характере тут же парадоксальным образом обернулась в свое обратное – «Все дончане обладают особым складом характера», «Донбассовец – это особый тип личности с горняцким характером». Эта идея настолько соответствовала и коллективной соучастности, и представимости, и узнаваемости, и, главное, мифологической бинарности «свои» – «чужие», что стала распространяться в Донбассе, подобно эпидемии.
    С ее помощью решались и решаются идеологические проблемы прямого противостояния, как, например, в годы Великой Отечественной войны. Известная цитата «Донбасс никто не ставил на колени, и никому поставить не дано», «переквалифицировавшись» из поэтической строчки в слоган, настолько греет патриотические донбасские чувства, что используется часто не просто не по назначению, но стала уже и предметом насмешек над донецкой исключительностью и гордостью в неприличных анекдотах. А с другой стороны, она действительно чрезвычайно мифологична, ведь ее буквальное, не мифологическое прочтение, вероятно, должно предполагать существование некоторого количества регионов (городов, краев…), которые, в отличие от Донбасса, вполне представимы на коленях.
    С помощью мифологемы особого донбасского характера в региональных СМИ решались даже вопросы неровной игры донецкой футбольной команды «Шахтер», которая никак не могла добиться чемпионства, но часто брала кубок СССР по футболу, а затем и кубок Украины: это объяснялось особым, «кубковым характером» команды, который в комментариях донецких журналистов часто трактовался как, по сути, очередное проявление «горняцкого характера».
В период формирования мифа о том, что на фоне экономически неуспешных областей Украины только Донбасс успешен (другая, более агрессивная версия этого же мифа – «Донбасс кормит всю Украину»), мифологема горняцкого характера всплыла в знаменитой фразе бывшего губернатора Донецкой области: «Донбасс порожняк не гонит» (совершенно не случайно примененной и к футбольной теме, когда, наконец, «Шахтер» стал чемпионом Украины по футболу).
    Эта же мифологема уже в ХХІ веке стала основой знаменитого мифа о «донецких», устроивших у себя в городе особо е государство беспредела и экспансирующих этот порядок по всей Украине; мифа откровенно агрессивного, уже не промышленно-героического, не экономически-успешливого, но криминально-героического характера. Так рождаются парадоксы мифологического сознания, при которых факты взрывов, убийств, рэкета в Донецке вызывают не осуждение, а своеобразную гордость по поводу того, что у нас «свои» понятия и законы, мы живем по «своим» правилам, и «чужим» здесь делать нечего.
    В свое время Ролан Барт считал одним из наиболее опасных «пережитков» мифа бинарное деление мира на верх – низ, добро – зло, черное – белое и т.п. В мифе о «донецких» местная мифология дошла до критической точки такого схематизма, разделения мира на «своих» и «чужих», поскольку в ситуации после декабря 2004 года этот миф из мифа действия (каковым является всякий миф, требующий непосредственного соучастия каждого по «улучшению показателей», по «героическому беззаветному труду» и т.п.) в миф противодействия. И мы, помимо своей воли, оказались в мире, поделенном на «своих», «донецких», «восточных» и «чужих», «националистических», «западных». Не успев оглянуться, мы стали жить в виртуальной стране, в которой не одна столица, а вне ее, две других – мифологических, Львов и Донецк. Мы очутились на самом краю пропасти, якобы неотменимо и несоединимо разделяющей мифологические Восток и Запад, как в сказке, где обратного хода никогда нет, и только один раз «направо пойдешь – в Донецк попадешь», и, вероятно, «назад не воротишься». Совершенно не случайно (а миф – вещь серьезная и опасная, и случайностей в нем не бывает) в мифологической истерике мы даже стали в «политической аналитике» применительно к ситуации в Украине декабря 2004 года цитировать Киплинга. Мол, «Восток – это восток, а запад – это запад. И они никогда не сойдутся», – это про нас писано («Город» – 3.12.2004).
    Справедливости ради следует отметить, что и ответные требования «окружить весь Донбасс колючей проволокой», лозунги «Весь Донбасс – сплошная зона», «Донбасс – начало Уркаины» и т.п. суть мифологемы того же опасного и истеричного порядка.
    Очевидно, мифологическая ситуация в сегодняшнем Донецке сложилась такой, что прежние мифологемы устаревают, покрываясь толстым слоем пыли старых нежелательных использований. На смену им приходят новые, причем нередко более «старые», чем советские. Наши сердца стали греть скифо-сарматские аналогии, мы построили своим детям скифский городок на бульваре Пушкина с таранами и крепостными укреплениями, а себе купили пиво «Сармат» и гордо за ними наблюдаем. Несколько веков употреблявшийся почти как оскорбление и проклятие топоним «Дикое поле» с готовностью и снова-таки с гордостью примеряем на себя. Город активно ищет свои корни в, так сказать, юзовском периоде. Многие современные издательские и рекламные проекты сопровождаются фотографиями старой Юзовки, как, например, первая антология «Книга донецкой прозы «ENTER-2000», многочисленные календари, представляющие Донецк, серия материалов газеты «Салон» «Прогулки по старой Юзовке, прогулки по Донецку»: «Донецкие линии: «черный низ», «белый верх».
    Советский период мы тоже мифологизировали, только теперь в сторону мифологического плюса. Полистайте последние проекты «Салона-пятницы»: «Донецкие тусовки, или Мир, который мы потеряли»; «В мифах прославленный город»; «Идолы: эпохальные дамы Донбасса от Паши Ангелиной до Тутты Ларсен»; «Энциклопедия донецкой ностальгии, или Мир, который мы еще помним». Поиски «новых старых» донецких мифологем мы активно ведем не только во всех временах, но и во всех местах: проект «Салона» «Сердце Донецка ищи на окраинах» или превратившаяся в слоганы на бигбордах в отдаленных районах города программа горсовета «Донецк – город без окраин».
    Процесс мифологизации истории города вполне естественен не только для Донецка, а главное, как мне кажется, он менее опасен, чем создание антагонистических мифов, спекулирующих на образе «врага донецкого народа». Конечно, как и любые другие мифы, эти исторические образы псевдоисторичны, они отлакированы, отшлифованы и приглажены под «донецкий патриотизм», но подобные попытки описания космогонии свидетельствуют о гораздо более зрелой мифологии, чем простейшие схематичные разделения мира пополам.
    Помимо идеологических и журналистских официальных версий донецкой мифологии дончане на бытовом уровне предпринимают собственные попытки мифологизации Донецка, в основном по принципу исключительности (например, Донецк – город самых высоких цен в Украине; Донецк – город самых красивых девушек в Европе; Донецк – самый загазованный город Европы и т.п.). Интересно, что эти мифы греют наше самолюбие и в том случае, когда подчеркивают наши плюсы, и в том случае, когда мы убеждаем себя в том, что нам хуже всех. Их подтверждения, как правило, требуют от гостей города в интервью. Так, уже постоянной традицией пресс-конференций зарубежных легионеров команды «Шахтер» стал обязательный вопрос, задаваемый им донецкими журналистами: «Правда ли, на Ваш взгляд, что в Донецке живут самые красивые девушки?».
    Каждый из нас поневоле осуществляет процесс самоидентификации в мире мифов, окружающих нас. Мне, например, больше всего нравится миф о красавицах Донецка, больше, чем мифы о розах и терриконах, о шахтах и трудовых подвигах, и уж тем более, о наших врагах-националистах с западной Украины.
    Но, наверное, в любом случае, передоверяя свою жизнь мифам, причем любым, «хорошим» и «плохим», любимым и не очень, следует помнить о том, что пока мы живем виртуальной жизнью придуманных кем-то за нас мифов, неостановимо уплывает реальное время нашей неповторимой жизни.
    Создание мифов – естественная потребность современной действительности, но стоит ли культивировать эту потребность в ущерб реальным чувствам, в том числе, и чувству любви к родному городу? Меня, например, все равно не убеждают висящие то над стихийными свалками и мусорниками, то над типовыми спальными районами советского образца плакаты «Донецк – город-мечта!» Не очень я верю и в то, что «Донецк – город без окраин!», особенно когда вижу этот плакатик на самой что ни на есть окраине, одиноко болтающимся над развалинами давно не жилых домов с безглазым складом, обязательно маячащим на горизонте такого краевида. Но я искренне люблю свой город и отнюдь не потому, что меня об этом просит надпись, которая видна из моего окна: «Влюбись в свой город!»

    P.S. Когда эти заметки уже были закончены, я прочла в цитатах недели «Корреспондента» фразу, которой в аэропорту Донецка депутат Верховной Рады встречала Президента Украины: «Донбасс, кого любит, тому дарит только белые розы». Думаю, во всемирные энциклопедии символов между статьями о гавайской свадебной цветочной символике и о японской икебане пора-таки вставлять материал о донецких розах, донецкой любви и прочей донецкой мифологии…



КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).

2008-03-24 16:12:27
Ольга
Донецкая обл.
Замечательная статья!
Спасибо автору за точный и глубокий анализ.

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!
Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий*

Осталось символов

  При полном или частичном использовании материалов ссылка на Интеллектуально-художественный журнал "Дикое поле. Донецкий проект" обязательна.

Copyright © 2005 - 2006 Дикое поле
Development © 2005 Programilla.com
  Украина Донецк 83096 пр-кт Матросова 25/12
Редакция журнала «Дикое поле»
8(062)385-49-87

Главный редактор Кораблев А.А.
Administration, Moderation Дегтярчук С.В.
Only for Administration