|
БЕЛЫЙ СТАРЕЦ
Юрию Кублановскому
I
Как часто ты, придя на Соловки,
Искал следы Зосимы и Луки,
И осязая каменную кладку,
Что коренится в холоде морей,
Воображал, что сам Гиперборей
Ее слагал, как дань миропорядку.
Как часто я, блуждая средь камней,
Под литии божественных теней
Желал коснуться сонного величья
Героев азиатского шатра,
И мертвецы с высокого одра
Мне царственное слали безразличье.
II
И вот мы вместе едем от широт
Полуночных; обителью сирот, Собак бродячих, бомжиков весёлых,
От мглы губернской, дрязг и толчеи,
Одолевая тернии ГАИ
И бражничая в подорожных сёлах.
Уже равны в симпатиях – Далай-
Лама и Мирликийский Николай,
Их рядом садит смуглый дальнобойщик
На хрусткий скотч в углу лобовика,
Пока, пока! Дорога далека…
Самса, манты, да лобио, да борщик,
Шашлык-башлык, потом базар-вокзал,
Поди не всё, приятель, рассказал,
Останется до следуйщего раза.
До перевала – двести пятьдесят,
Как знамена там беркуты висят…
О, трубный звук идущего КамАЗа!
Дорогу невозможно победить,
Но лишь – пропеть! Уже не нам судить,
Насколько долгим будет наше эхо.
Вон белый старец посохом грозит
Кому-то… и по воздуху скользит…
Звезда Монгуш глядит в полы прореху…
III
И скрытный люд по сумрачным скитам,
И казаки, пришедшие к братам*,
С надёжей на Николу Чудотворца
В большом пути, с иконкой на груди,
Молилися: «Никола, огради
От козней – всею силой дивноборца!».
А северный монгол и тубалар**
Или тунгус, везущий на базар
Вязанку соболей и белоснежных
Песцов, и переимчивый ойрат***,
Все повторяли – розно и стократ:
«То старец наш, спаситель безнадежных,
Являвшийся в погибельных местах,
Его халат всегда в косых крестах,
Наш белый старец, самый добрый старец,
Кто с ним пришёл, однако, не враги!»…
И возводили храмы казаки,
И съеживался тьмы худой останец.
Свой частокол слагал полуустав
В живую цепь молитвенных застав
Под строгой башней буквицы заглавной.
Дорога открывалась на Восток,
И лотоса небесный лепесток
Был испещрён молитвой православной.
IV
Надменный нрав подале убери,
Уж коли взял меня в поводыри,
Смотри, мой друг, в заведомые дали,
На вечные долины и гольцы,
Отсюда унесли во все концы
Сынов Адама древние сандальи.
Краеуголен сон начал времён –
То Святогорья тайный пантеон,
Десятки тысяч каменных курганов!
К столпам златой Прародины взорли,
Сюда со всей Евразии везли
Царей, вождей, шаньюев и хаганов.
Молва гласит о дереве племён,
Под ним сундук неназванных имён,
Что запечатан до конца эона.
От дней Потопа – тризны каждый год,
О сих местах дотошный Геродот:
«Страна могил», – поведал удивлённо.
Вот в эти горы – на Большой Алтай
Является святитель Николай
С заботою о будущем и прошлом,
Пути готовит для Святой Руси,
Прямыми её делая стези
В ядо-кислотном мороке безбожном.
V
Нас настигал, привстав на стременах,
Закат, и в опустелых чайханах
Сошло на нет басовое роенье…
Хребты росли в коралловом огне,
И наши души в колокольной тишине
Опровергали мира нестроенье.
Долины золотистый достархан
Остерегал гранитный истукан
С полудремотным взором ясновидца.
Катунь притихла, обнажив порог,
И бирюзы осенней разворот
Бил по глазам, просил остановиться.
Смеркалось. День сгорел – и был таков.
Взгляни на нас, радетель пастухов,
Паломников, бродяг и пилигримов!
Мы расплеснём на дальнем рубеже,
Свирель и рифма в нашем багаже
Да – вера, что поднесь необорима.
Здесь можно необъятное объять,
Лишь эти горы смогут устоять
Под самохвальства гибельным раздраем…
Святитель нам вернуться разрешит,
Ведь мы не хуже тех, кто здесь лежит,
Мы тоже о покое помышляем.
* * *
В пимах, в полушубке раскрытом
И простоволос
Я выйду к ветлам и ракитам
На зимний откос.
Столпы вертикального снега,
Как души сквозя,
Восстанут от неба до неба,
А глуше – нельзя…
Ни тише, ни выше, ни ближе.
Но можно – светлей.
Скрываются белые крыши
В распахе полей.
Восходит как бы по ступеням
В белёсый зенит
Безмолвия снежное пенье.
И сердце – звенит.
Пуховые две рукавицы,
Подобье ковша,
И родина, словно синица,
Лежит не дыша…
АРИСТЕЙ
Некоторые говорят, что Аристей из Проконнеса,
прибывший из страны гипербореев, был учителем Гомера.
Страбон (I, 2,10; 14, 1, 18)
Гипербореец обучал Гомера –
Гласит молва.
Степи и звёзд сияющая сфера,
Ковыль-трава,
Пространство пожирающие кони,
Судьбы кудель,
И песня о прекрасном Аполлоне
У храма Дельф.
О, кто б ты ни был – ветреный хозяин
Златой стрелы,
Чей дух постиг эфир неосязаем,
Кто тело мглы,
Как трассером, поэзией пронзая,
Прошёл сквозь мир,
Чтобы живую музыку глотая,
Ахейских лир
Запели струны, скифии не помня,
Алтая вне!
Восстал чтобы другой, героям ровня,
Слепой вполне!..
______________
С тех пор летит стрела, летит, грохочет,
Грозя-свища!
Сверкает, чудодействует, пророчит,
Родню ища.
* * *
Зачем на фейсе президента
Орёл двуглавый не горит?
Зачем не учит он иврит,
Не пьёт горилки и абсента?
Зачем он умников своих
Не посылает на три буквы?
Зачем развесистые клюквы
Не гонит ввысь державный стих?
Зачем последний олигарх
Не удавился на осине?
Зачем в молитвенной пустыне
Не проклял Папу Патриарх?
Затем ли, что уже ничто
Не может возвратить утраты,
Что все мы вкупе виноваты,
Народ, как говорил Бато,
Поизмельчал, другого нету.
Но, может, миссия его
В самопожертвованье о-
плодотворяющем планету.
* * *
Залив Таманский пепелен и нем,
Ржавеют листья, иней на ограде…
Лишь дрожь и мука желтых хризантем,
Как будто плач и просьба Христа ради.
Безотчий…
Отчего это со мной?
Песок серее самых серых буден.
Нам не уйти от жизни жестяной,
Не так ли, землячок Егор Прокудин?
Мир – без любви.
Сапожник – без сапог.
Эринии вопят как на эстраде…
Эвксинский Понт шумит, как римский полк
Периода военных демократий.
|