ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"

Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика. Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея. Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.

Сегодня пятница, 26 апреля, 2024 год

    В 1995 г. Государственная телекомпания «Нижний Новгород» в цикле «Судьбы нижегородские» показала документальный фильм «Е.Н.Чириков».
    Имя, а тем более творчество популярнейшего в начале века писателя Евгения Николаевича Чирикова (1864 – 1932), к сожалению, известно сейчас лишь специалистам. Причиной этого послужило открытое выступление Чирикова против большевиков, которых он считал авантюристами и преступниками, и против Ленина, которого он называл «великим провокатором». Ленин, близко знавший Чирикова еще по Самаре и по Казанскому университету, где Чириков был одним из руководителей студенческой сходки 1887 года, рекомендовал писателю покинуть родину. Так в 1920 году Чириков и его имя были изгнаны из России, а его произведения исчезли с полок библиотек и книжных магазинов.
После казанской студенческой сходки в 1887 г. Чириков считался политически неблагонадёжным и вынужден был скитаться по разным провинциальным городам. В Нижнем Новгороде Е.Н.Чириков оказывался несколько раз. Его привлекала природа Волги, своеобразие волжских типов, прошлое великой русской реки, где немало сказочного и удивительного. Чистые истоки народности питали сердце Чирикова, и он признавался, что всего дороже ему русская глубинка, а не европейские «образцовые» столицы. Поэтому вполне логично создание фильма о Е.Н.Чирикове телекомпанией «Нижний Новгород».
    Автор – Елена Кузнецова – использовала в своем фильме многочисленные архивные материалы, которые хранятся у живущей в Нижнем Новгороде внучки писателя – Валентины Георгиевны Чириковой. А в 2005 г. фрагменты этого фильма были показаны внуком писателя – Е.Е.Чириковым на Форуме русистов в Крыму, по случаю 140-ой годовщины со дня рождения писателя.

Е.Ч.

Литературная проекция

1925-й год. В багаже пожилой супружеской четы, покидающей Италию, таможенники обнаружили весьма странные предметы: сучки, мох, куски коры и дерева. В паспорте, предъявленном на таможне, значилось: г-н Чириков Евгений Николаевич, место жительства – Прага.
Евгений Чириков – русский писатель, уже пять лет живущий с семьей в эмиграции. Из этих причудливых предметов, так изумивших видавших виды чиновников, он мастерил панораму родных волжских берегов: городок с белыми колокольнями и синими куполами и модели волжских колесных пароходов.
Начало века, Россия, 1900-е годы. Внимание артистической и литературной Москвы привлечено к кружку под названием «Среда», объединившему видных русских писателей.
    В конце 1902 года была сфотографирована группа из семи человек: Горький, Скиталец, Бунин, Андреев, Телешов, Чириков и Шаляпин. Cнимки разошлись по всему миру. Не было, кажется, такого журнала, в котором бы не появились эти репродукции. Это было как бы представление читателям авторского коллектива зарождавшегося тогда издательства «Знание».
    Это фрагмент из книги Николая Телешова, где и опубликована фотография. Но… речь идет о группе из семи человек, а на снимке – только шесть. Ошибка? Нет. Фамилия седьмого звучит в тексте – Чириков. Но в изданиях советского времени фигура писателя, стоящего у шторы, пропала – осталась только штора.
    В 1948 году, когда дочь Чирикова, Валентина Евгеньевна, вернулась на родину, Телешов признался, что ему очень не хватало Евгения Николаевича. Но такие были времена: люди исчезали не только с фотографий, но и из жизни.
    Так, имя эмигранта-писателя Евгения Чирикова пропало из истории русской литературы – да и памяти народной.
Валентина Григорьевна Чирикова, внучка писателя, показывает фотографии:
    - Это после свадьбы. Евгений Николаевич женился на Валентине Григорьевне Григорьевой, которая только окончила казанскую гимназию. Ей было всего 17 лет.
    «Какая это радость – чувствовать жизнь и не знать, не думать, зачем живешь на свете, зачем растут черемуха и сирень, зачем они цветут и кружат голову своим сладким ароматом. Через три дня экзамены по истории и географии. Так прекрасна в весеннем наряде земля и так невыразимо скучна география. Амстердам, Лейден… Никогда не был в этих городах. Амстердам-дам-дам… О, Господи…»
1887-й год. Университетские экзамены за четвертый курс были еще впереди, а жизнь Казанского университета была взорвана студенческими волнениями. Они вошли в историю России, связанные с именем Владимира Ульянова. Однако его имя стояло в самом конце списка исключенных из университета. Евгений Чириков был арестован в числе главных зачинщиков, а фамилия его подчеркнута жирной чертой. Местом ссылки был назначен Нижний Новгород.
Уже в эмиграции Чириков вспоминал:
    «Народническая революционность словно носилась тогда в воздухе, нелегально отпечатанные тогда народнические брошюрки, стихи на революционные темы, отчеты о политических процессах приковывали наше внимание, фантазию, ум и чувства к революционному движению и его героям и героиням».
    В облике такого романтического героя Евгений Чириков и появился в Нижнем. Ему шел 23-й год.
Из воспоминаний Чирикова:
    «Я приехал в Нижний уже в роли известного героя казанских событий и автора «Оды императору». Принятый в семью литератора Каронина, быстро перезнакомился с другими писателями, общественными деятелями и всей революционной интеллигенцией. Целую неделю ходил в гости, где меня баловали исключительным вниманием. Денег у меня пока ни копейки, но это перед деньгами. Вдруг глубокой ночью, под Крещение, обыск по всей квартире Карониных и мой арест…»
Из автобиографической трилогии «Жизнь Тарханова»:
    «Уже светало, когда я в сопровождении усатого жандарма ехал в место своего продолжительного успокоения. Грустным взором я окидывал знакомые пустынные еще улицы спящего города и мысленно прощался с особенно памятными местами. В предрассветных сумерках угрюмо высились тяжелые стены и башни тюрьмы, загремел тяжелый засов и заскрипели железные ворота…»
В 1887 году в камере Нижегородского острога Евгений Чириков пишет дневник и делает первые литературные шаги.
    «Какая темная ночь! Насторожилась и прислушивается к перезвону колоколов. И небеса притихли, и звезды задумались. Что-то знают земля и небо, чего не знаем и никогда не узнаем мы, люди. Смотрю в синюю глубь неба с задумчивыми звездами, прислушиваюсь к плавающим в тишине звонам колоколов, и душа наполняется каким-то благоговейным трепетом. И ясно чувствуешь какую-то великую тайну между землей и небом. Нет, не может быть, чтобы не было Бога…»
Через два с половиной месяца за недостатком улик Чирикова освободили и отдали под надзор полиции с запретом жить во всех крупных городах. Теперь его путь лежал в Царицын.
1896-й год. Нижний Новгород готовится к Всероссийской промышленной и художественной выставке.
    8 мая в Нижний с труппой Русской частной оперы приезжает Шаляпин.
    Материалы для «Нижегородского листка» и «Одесских новостей» поставляет Максим Горький. Корреспондентом «Нижегородского листка» приглашен и Евгений Чириков.
    Нижнему Новгороду суждено еще не раз стать местом пересечения их судеб.
Фотография того времени: Горький, Пешкова, Шаляпин, Чириков. Сделана в том же году, что и знаменитая фотография московской «Среды». Пока они вместе. Пройдут годы, и жизнь разлучит их навсегда. Двоим дорога в Россию будет закрыта, Горькому – возвращение на родную землю будет стоить слишком дорого…
    Но пока – лето 1903 года. Пока – Нижний, Моховые горы, где собирается молодая, веселая, дружная компания.
В.Г.Чирикова:
    - Вот шутливая фотография – судя по деревянному дому, это, наверное, на даче Малиновского: Горький и Шаляпин распиливают Чирикова – за то, что он изменил принципам революции: из демократа превратился вроде как в почитателя царя… Это после того, как Евгений Николаевич был награжден орденом Святого Станислава Над этим много смеялись: революционер, демократ – и награжден царским орденом.
    Нижний Новгород, 1903-й год. М.Горький – Е.П.Пешковой:
    «Не помню, писал ли я тебе о новой затее: организовать товарищество для эксплуатации Народного дома как общедоступного театра. Пай – 100 рублей. Я беру 5, ты – тоже. Федор – тоже. Станиславский – 5, Чириков и Андреев – по 1».
    Театральный сезон в Народном доме открывался «Царской невестой». Началом спектакля были удары колокола: первый, второй, третий…
    В этот вечер на сцене Народного дома читала стихи г-жа Иолшина. Иолшина – это псевдоним. По мужу актриса была Чирикова.
В.Г.Чирикова показывает фотографии своей бабушки:
    - Вот такая она была красавица… Окончила Московскую драматическую филармонию, работала у Мейерхольда, потом в театре Комиссаржевской, потом в Новом театре в Петербурге…
    А на этой фотографии она после спектакля «Колдунья». Кстати, в костюме, который ей подарил художник Билибин из своей коллекции этнографичес-кой, которую он собирал: сарафан, кокошник, рубашка – все это подлинно народная одежда… Здесь же Евгений Николаевич как автор спектакля.
Из письма Е.Н.Чирикова жене:
    «Поздравляю тебя, мой дружок драгоценнейший, с успехом и желаю тебе сделаться более счастливой на сцене, чем я в литературе.
    Был вчера у Шаляпина. Приеду, видимо, к своим именинам. Целую всех вас, Евгений».
    Шаляпин в зените славы. За билетами на его спектакли выстраиваются очереди.
    «Милый Федор Иванович! Несколько провинциальных интеллигентов, прибывших в Питер и никогда не слыхавших знаменитого певца Шаляпина, просят оказать им протекцию, чтобы достать, т.е. купить, билеты на «Фауста» с участием этого чудного певца.
    Я говорил, что моя протекция значения не имеет и решил просить тебя. Может быть, ты хорош с Федором Ивановичем и можешь удовлетворить жажду просителя. Обращаюсь к тебе, если можешь, устрой.
Жму тебе руку, Евгений Чириков».
Чириков живет в Нижнем. Въезд в Москву ему закрыт. Чтобы повидаться с Чеховым, он едет туда нелегально, смотрит все спектакли Художественного театра.
    «Я никогда не мог даже вообразить, чтобы театр мог создавать такую иллюзию действительной жизни.
    До театра были у Чехова, здесь все кружилось вокруг театра – люди и разговоры. В театр отправились все вместе: Чехов, супруги Горькие и мы с женой. Сидели в одной ложе. Ставили «Дядю Ваню», и мы проливали слезы…»
Поездка в Москву закончилась арестом. И снова ссылка по месту постоянного жительства, снова Нижний…
Чехов – Чирикову:
    «Читал Вашу «Новую жизнь» и от души хохотал. Отличная пьеса. Надо только переменить заглавие. Публика посмотрит пьесу и спросит: «А где же новая жизнь?» Она не поймет, что вы это с иронией. Публика придирчива. Надо давать такие заглавия, которые ни к чему не обязывают автора. Переделайте название и посылайте Немировичу. Я пишу ему об этом».
    Чириков назвал пьесу «Иван Мироныч». И с 1904 года она с успехом шла на сцене Художественного театра.
Москва, 1905-й год.
    «Милый друг Федор Иванович! Вера Ивановна, наверное, уже говорила с тобой об участии в концерте, который нужен для большого и хорошего дела. Федор Иванович, Федя, история с географией поставила всех перед лицом нового освобождения русского народа, Собинов даже откликнулся. Верю, что ты не можешь отказать в поддержке своим могучим талантом делу освобождения».
«Лик революции, явленный в московском вооруженном восстании, окончательно охладил мои чувства, вскормленные наследственным боготворением Великой Французской революции. Я почувствовал, что все события как бы переломили мою жизнь пополам, заставили меня оглянуться на свой пройденный путь, почувствовать малоценность всей прежней революционной суеты и вернуться к вечному - душе человеческой. Я начинаю чувствовать себя так, словно сейчас только получил аттестат писательской зрелости. Художник побеждал общественника».
    После революции 1905 года пути Чирикова и Горького расходятся. Вместе с Куприным, Андреевым, Буниным Чириков уходит из «Знания».
Фотография лета 1909 года. Чириков проводит его в Финляндии, на Черной речке. Рядом дача Леонида Андреева.
В том году Андреев уговорил Чирикова поехать в Северную Европу. В письме домой Евгений Николаевич делится впечатлениями:
    «Вчера приехали в Амстердам. Весь день дождь, синеватый туман. Город большой, но тихий. Люди толстые, спокойные, и никто никуда не торопится. Но странно: здесь всего больше смеются, глядя на нас. Вот уже я купил новую шляпу, а всё смеются.
    Как перенесусь в Россию, в наши города… Не мог бы я жить за границей даже полгода. Как я люблю Россию… Только здесь это можно почувс твовать…»
    Амстердам-дам-дам…
В.Г.Чирикова:
    - 1914-й год, Евгений Николаевич служит в армии корреспондентом. Где-то на территории сегодняшней Польши…
    Нужно сказать, что добровольно ушла на фронт и моя мама, Валентина Евгеньевна, сестрой милосердия… Сохранились письма, где ее отговаривали – отец и мать: «Ты не представляешь себе, что такое война, это не романтика, тебе придется выполнять самую грязную работу, бинтовать, выносить нечистоты…» Но мама была храбрая, и как только закончила гимназию (гимназию Кузьминых в Петербурге), отправилась на фронт.
11 февраля 1915 года.
    «Милая Витусенька! Нелюшка подарила мне овальную рамку для твоей карточки в белой косынке. Висит над моим письменным столом. Грусти много о тебе. Все думаю: где ты, что ты… Крепко-крепко целую мою чистую, милую голубку. Твоя мама».
    «Милая моя Валеточка! Получили твое письмо, погрустили, конечно. Мама по тебе поплакала. Последние известия ее встревожили. Смотри помни, что я завещал тебе при отъезде. Ты уже теперь слышишь орудийную канонаду. Как она на тебя действует? Погода у нас мокрая, тает, с крыш капает, а ночью по трубам грохот – лед катится. Весна».
Февраль 17-го года принес надежду на переустройство российской жизни. Демонстрации на улицах Петербурга, ликование, радостные лица.
    В Петербурге, в доме на Церковной улице живет семья Чириковых. Через несколько месяцев события в России перевернут их жизнь.
    Октябрьской революции и большевистской власти писатель Евгений Николаевич Чириков не принял. Из письма к сыну (5 января 1918 года):
    «Я работаю, хотя газеты здесь то закрывают, то открывают. Вообще, времена настали тяжелые, вроде Смутного времени Стеньки Разина. Что то будет в Питере у нас…»
1918 год, Максим Горький:
    «Я обязан с горечью признать: враги правы, большевизм есть национальное несчастье, ибо грозит уничтожить русскую культуру, ставит интеллигенцию в трагическое положение чужих в родной среде».
1920-й год. Вождь пролетарской революции Ульянов-Ленин велел передать писателю Евгению Чирикову, чтобы он уезжал из России.
    «Я впервые почувствовал, что я, как щепка в море, в этой исторической правде, что из нее никак не вылезешь, что в ее категориях мне отведено историческое место, что ценность моей личности взвешивается на исторических, а не на моральных весах. А для весов этих мои взгляды и убеждения – ноль».
Первым городом в новой, эмигрантской жизни Евгения Чирикова стала София.
    1921-й год, письмо дочери:
    «Милая Валеточка! По твоему письму вижу, что тебе живется тяжело. Понимаю. И моя мысль одна: соединиться с вами, собрать осколки семьи, без которой я не умею жить».
Евгений Николаевич живет в квартире знакомого по Петербургу профессора. Живет с сыном Георгием, которого случайно встретил на улицах Константинополя. Со всеми остальными – разлука.
    Дочери – Людмила и Валентина – в Александрии, куда их смог вывезти из охваченного гражданской войной Крыма друг семьи художник Иван Билибин.
    Валентина Георгиевна живет в Петрограде и пытается продать хоть что-то из имущества, чтобы собрать денег на отъезд.
Петроград, 1922-й год, письмо к мужу:
    «Дорогой Женечка! Так хочу видеть тебя, Милочку, Валечку, Гогу, что минутами мне делается невыносимо от тоски по вас. Сейчас до 1-го мая не принимают никаких прошений о выезде. Говорят, Алексей Толстой переезжает в Россию из Берлина. Ну, может быть, через год-два и мы переедем в Россию. Благословляю вас всех, будьте здоровы и жизнерадостны».
Собрать семью Евгению Николаевичу Чирикову удалось лишь в конце 1922 года во Вшенорах, небольшом местечке под Прагой.
    Из воспоминаний Веры Андреевой, дочери писателя Леонида Андреева:
    «У Чириковых устраивались литературно-музыкальные вечера. У радушных, хлебосольных Чириковых всегда кто-то бывал: самовар у них кипел с утра до ночи, и за столом собиралось много веселого, молодого народа, причем самым молодым и самым веселым был Евгений Николаевич. Он умел замечательно рассказывать всякие случаи из своей прежней жизни на Волге, пересыпая речь остроумными шутками…
    В литературной части чириковских вечеров выступала обыкновенно Марина Ивановна Цветаева с чтением своих стихов»…
Марина Цветаева – Людмиле Чириковой:
    «Я вообще устала от земной жизни. Руки опускаются, когда подумаешь, сколько еще предстоит вымытых и невымытых полов, хозяев, кастрюль…
    Ах, как мне было хорошо в России! Как я себя чувствовала там человеком, и как здесь хуже последней собаки. У нее, пока лает, есть право на конуру и сознание конуры. У меня – нет ничего. Это – шире крохотного вопроса: комнаты. Это пахнет жизнью и судьбой».
В.Г.Чирикова:
    - Марина Цветаева дружила и с моей мамой. У мамы был сборник стихов «Ремесло» (издательство «Геликон», Москва-Берлин, 1923). В нем надпись:
    «Валентине Евгеньевне Чириковой, моей сестре в больном, т.е. в единственно верном и вечном, эту, как говорят, радостную книгу, а по мне – совсем не книгу. От всего сердца – Марина Цветаева. Прага, 15 октября 1923 года…»
Чириков – дочери:
    «Дорогая Милушка! Время мчится с быстротою, а с ним и жизнь наша. Шестой год скоро в изгнании, а конца не видать. Я что-то теряю надежду вернуться к родным берегам и кончить земное странствие на родной земле».
Как ни хлебосолен был чириковский дом во Вшенорах, а снился ночами дом старый, петербургский, и Церковная улица, где тоже кипел самовар, где звучала музыка и стихи, и Танечка Щепкина-Куперник изъяснялась в любви к милому дому и его хозяевам:
                    На петербургской стороне
                    Есть дом приятный и уютный.
                    В нем отдохнуть приятно мне
                    От петербургской жизни смутной.
                    В нем ярко бьется мысль живая,
                    В нем слышен спор, в нем звонок смех.
                    Семьею дружной созывая,
                    Он съединить умеет всех.
                    Пусть ум с весельем сочетая,
                    Сходиться чаще будут в нем,
                    И пусть мадонна пресвятая
                    Хранит прелестный этот дом.
    В революционном Петрограде этот дом Чириковых был разобран на дрова.
В 1925 году попрощались со Вшенорами. Новым пристанищем Чириковых стал дом в Праге, так называемый «профессорский дом».
    В.Г.Чирикова:
    - Эта фотография сделана после церковной службы у того самого профессорского дома. Епископ Сергий – вот он в центре – со своими прихожанами: с теми, кто составлял славу и гордость России и кого она изгнала, и теми, кто родился уже в эмиграции и России никогда не видел.
Из воспоминаний профессора Николая Лосского:
    «Потребность в общении привела к тому, что установился обычай собираться еженедельно по пятницам, в 5 часов вечера. В хорошую погоду собрания эти происходили в саду, под высокими раскидистыми деревьями, в дурную погоду собрания переносились в зал ресторана. Мы беседовали о самых различных вопросах, затем кто-либо читал краткий доклад, иногда прочитывалось какое-либо новое, еще не напечатанное художественное произведение. Два раза читал свои книги Евгений Николаевич Чириков».
Имя Чирикова популярно. Его произведения переводятся почти на все европейские языки.
    «Многоуважаемый г-н Чириков! Недавно мне на далекой чужбине попался в руки Ваш рассказ «Цветы воспоминаний». Лишне, конечно, сказать, какое чарующее впечатление он произвел на меня. Владея хорошо французским и немецким, я задумала перевести отрывок «Королевна», на что прошу Ваше любезное разрешение. С почтением к Вам, мадам Ромм. Вилла Норман, Франция».
Из письма Евгения Николаевича к дочери:
    «А ведь прекрасен Париж. Видно, вот я и не увижу его в своей жизни. А впрочем, лучше увидать Россию, и ничего больше не надо. Мечтаю поселиться в маленьком городке на Волге, ловить рыбу, стрелять на перелете вальдшнепов и уток и вспоминать свою юность, сидеть на лавочке, смотреть на закаты и вздыхать да слушать шум листвы, пароходные свистки, всплеск весел. Жарко чтобы было. Хорошо…»
В.Г.Чирикова:
    - Дедушка из Италии вез кусочки пробки, мха, коры… По приезде в Чехию он смастерил панораму – полтора метра длиной и полметра высотой, под стеклом. Она изображала Волгу, на берегу какой-то городок – тут и церквушки были, и лабазы, даже несколько пароходиков плыло… И названия он дал этим пароходам такие, какие были в то время: «Ольга», «Боярин»… А на палубе были пассажиры: духовенство, интеллигенты, рабочие, матросы, купцы и прочие – в общем, все русское население, по которому дедушка так тосковал… И когда он умер, гроб поставили перед этим его произведением. Как будто он на родину вернулся…
1928-й год. В Белграде проходит 1-й съезд русских и заграничных писателей и журналистов, ставший крупным событием в жизни русской эмиграции.
    Е.Н.Чириков – дочери Людмиле:
    «Только что вернулся из Югославии. Произошло целое событие. Прием изумительный, сказочный. Чествования, которым мы подверглись, были столь шумны и торжественны, что я до сих пор не могу прийти в нормальное состояние. И десять дней праздник, точно приехали короли дружественных держав. Были на приеме и обеде у короля. Я вернулся кавалером Ордена Звезды, каким награждаются далеко не многие генералы. Такой же орден получили Зайцев и Куприн.
    28-го числа здесь, в Праге, пышные торжества. На чужих празднествах нам бывает тоскливо, больней чувствуется гибель родины».
                    Полетел я кротким голубем,
                    А тоска за мной – серым ястребом.
                    Полетел я быстрым соколом,
                    А тоска за мной – белым кречетом.
                    Какой птицею обернуться мне,
                    Улететь-убежать от тоски своей?
                    Все дорожки-пути мной исхожены,
                    Глубина всех морей мной измерена.
                    Куда рвешься, душа, куда просишься?
                    Тесно ей на земле, небо заперто.
    Сказка-мистерия «Красота ненаглядная» была написана в 1912 году под впечатлением светлой китежской легенды. Фотографии того лета – озеро Светлояр.
В 1924 году «Красота ненаглядная» выйдет в Берлине с новым предисловием:
«Размах греха и покаяния, кощунства и религиозного подвига у русского человека одинакова велики. И всегда за страшным падением следуют покаяние и новый порыв к небесам. Именно это самое происходит в настоящий исторический момент на нашей многострадальной родине.
    Душа народная – море, всего бывает. Пройдет гроза и буря, и море снова успокоится, и снова отразит Бога в своих тихих глубинах. Куда рвешься, душа? Куда просишься?»
    1928-й год, Прага. Из письма к дочери:
«Красота ненаглядная» будет иметь огромный успех в России после падения и преодоления большевизма. Это мое предсказание исполнится, вероятно, уже после моей смерти. Я думаю, что в освобожденной России я как писатель воскресну».
В.Г.Чирикова:
    - Все, конечно, очень тосковали по родине. Дедушка особенно. Старшее поколение жило, как на чемоданах. Они и ничем там не обзаводились поэтому – им все казалось, что это временно…
В изгнании Евгений Чириков пишет роман «Зверь из бездны», где назовет события гражданской войны «проклятыми годами адской бойни». Резкое неприятие романа объединило критиков и в большевистской России, и в лагере белой эмиграции. Позиция писателя не устраивала никого.
Прага, 1931-й год, письмо дочери:
    «Конечно, много сюжетов может дать эмиграция. Но не хочется и не можется шевелить и бередить наши язвы и наши страдания. Толку мало, а боли – много».
В.Г.Чирикова:
    - Одну из книг, которую дедушка маме посвятил, в эмиграции уже, он подписал: «Потонувший колокол».
1931-й год. Чириковы отдыхают на курорте в Далмации.
    «Привез машинку, много бумаги. Думал писать, но солнце и вся обстановка навевают грусть воспоминаний о родине. Особенно колокольные звоны, луговая река, стук топоров. Лежишь в саду, слушаешь гомон птиц, колокол, звон топора, представляешь, как летят смолистые душистые щепки и думаешь: не стоит писать, а надо просто чувствовать»...
«Вчера в 2 часа ночи умер в квартире Дейвицкого района один из величайших русских писателей-эмигрантов Евгений Николаевич Чириков, автор большого числа прекрасных романов, переведенных на чешский язык и постоянно переиздаваемых. Умер в кругу семьи после продолжительной болезни в возрасте 68 лет».
В.Г.Чирикова:
    - Похороны были устроены грандиозные… Панихиду служили в нашем православном храме святого Николая, и оттуда, через Староместскую площадь, через площадь Святого Вацлава, мимо музея шла огромная похоронная процессия. Шли и гимназисты русской гимназии, и вся общественность, и писатели, и, конечно, родные…
    Его могила находится прямо около храма Успения Богоматери, так что его легко найти. Правда, там не написано, что он писатель… В то время считалось, что все знают, кто такой Чириков. Кстати, эту надпись сделал старший сын – Евгений Евгеньевич.
    Вокруг этой Успенской церкви находится большое русское кладбище, там много известных людей похоронено…
Надпись на одном из крестов Ольшанского кладбища:
    «Вечная память вам, отстрадавшим, России верные сыны».
В 1925 году, 22 ноября, был торжественно освящен вновь отстроенный храм Успения Пресвятой Богородицы.
«В небе горели звезды, из-под горы выползал густой туман. Туман сгущался и, смешиваясь с темнотой ночи, уносил легкие контуры крестьянских изб в бездну. Только белая колокольня церкви плавала своим куполом, словно в небесах, и, казалось, была совсем близкой к далеким звездам.
    Колокол церковный, старый треснутый колокол, отбивая часы, жалобно дребезжал, словно плакал, над соломенными крышами измученного народа, каждый день засыпающего с мыслью: что Бог даст завтра…»

2010-09-27 00:15:43

цион
россия, казань
стоило бы побольше про казанское житье

Поля, отмеченные * звёздочкой, необходимо заполнить!

Ваше имя*
Страна
Город*
mailto:
HTTP://
Ваш комментарий* Осталось символов