Чтобы стать участником этого турнира, нужно было, во-первых, быть поэтом, во-вторых, русскоязычным эмигрантом и, в-третьих, вырастить в своей поэтической душе и своем иноземье стихотворение из пушкинской строки –
    «Что нужно Лондону, то рано для Москвы…»
    Из 300 рукописей, присланных из 20 стран, были отобраны 13 негорящих – они-то и оказались нужны Лондону, куда были приглашены авторы этих шедевров для финального состязания: Виктория Баркова (Германия), Карина Бахмутская (Германия), Михаил Бриф (США), Гвинн (США), Марина Гершенович (Германия), Светлана Дион (Испания), Алексей Иванов (Ирландия), Ксения Крапивина (Литва), Исаак Кроза (США), Михаил Сипер (Израиль), Юрий Юрченко (Франция), Татьяна Юфит (Англия).

    «Надеждой турнира» была признана Ксения Крапивина.
    «За поэтическую дерзость» отмечена Виктория Баркова.
    Кубок зрительских симпатий заслужил Михаил Бриф.
    Бронзовую корону и титул герольда получил Алексей Иванов.
    Серебряную корону и титул вице-короля – Юрий Юрченко.
Королевой турнира и обладателем золотой королевской короны стала Марина Гершенович.

    Избрание королевы был непростым и драматичным. Голоса жюри, а это –
    Римма Казакова – первый секретарь Союза Писателей Москвы,
    Юрий Поляков – главный редактор «Литературной газеты»,
    Михаил Попов – секретарь Союза Писателей России,
    Сева Новгородцев – ведущий программы «Севаоборот» радио Би-Би-Си,
    Влад Пархоменко – руководитель музыкальной группы «Абрау Дюрсо»,
    Мария Гордон – королева турнира 2003 года
    и другие –
    разделились между двумя претендентами – Гершенович и Юрченко.
    После дискуссии и повторного голосования – снова равенство.
    Тогда окончательный вердикт вынес председатель жюри и главный организатор этого поэтического турнира Олег Борушко. Свой выбор он объяснил наличием в поэзии Марины Гершенович «вектора прямой лирики».

Олег БОРУШКО:
    Когда говорят: «поэзия», я прежде всего слышу: «лирика». Ритмические кульбиты, усложненная метафорика, перебивки дыхания, филологические находки, эстрадные приемы – меня не прельщают.
    Если оставить в стороне лирику философскую, вся оставшаяся – делится для меня на лирику «условную» и лирику «прямую».
    «Условная лирика»: простое чувство драпируется в культурологический контекст. Творческий импульс растворяется в намеках, облекается в полузнакомые условности – читатель на них бодро и быстро реагирует. Как на обмен приветствиями: «Привет, как дела?» - «Отлично!»…
    «Прямую» лирику писать значительно труднее, и встречается она много реже. Такое письмо требует большого творческого усилия: душевной смелости для безоглядного самоанализа и точного фокуса при взгляде внутрь себя. Такое письмо словно бы повелевает не очень любить себя, любимого. А это не многим удается.

    «Прямая» лирика редко бывает внешне красивой, оттого меньше нравится неискушенной публике. Поэт здесь не прибегает к помощи романтических или интеллектуальных подвязок, которые, в случае неудачи – неблагоприятного порыва ветра – все-таки удержат маску Эрато на лице его антагониста.
    Поэту, пишущему «прямую лирику», живется труднее, и рукоплещут ему реже. Его поэзия как бы граничит с банальностью – поэт ведь говорит очень просто. При этом всегда понимает: куда как легче сказать сложно, намеками и обиняками (чему мы все в юности отдаем неизбежную дань – дань легковесности). Но автор сознательно не идет на поводу. Вектор его усилий направлен в другую сторону: расслышать и отличить высокую простоту от простой тривиальности – в том, что видит, и в том, что пишет. Грань тонка, неискушенным слухом в стихах – трудноуловима. Зато она сразу переводит творчество такого поэта в совсем иной поэтический разряд, а автора – в ту весовую категорию, которую рефери не в состоянии игнорировать.

Жюри: Юрий Поляков... Римма Казакова… Михаил Попов… Сева Новгородцев…

    - 11 июня 2004 года, я в гостях у королевы… замечательного поэта и обаятельной женщины Марины Гершенович, которая как раз сейчас готовит салат и режет свирепый лук…
    - Не плачь!
    - Не стану, если расскажешь, что хорошего было в Лондоне…
    М.Гершенович. Компания хорошая была, это точно! Я думаю, Борушко – несостоявшийся психолог… Хотя, нет, состоявшийся. Раз собрал такую компанию: каждый – перл, каждый со своей изюминкой! Я и сейчас слышу голос Бахмутской, интонации Гвинна, вижу спину Сипера... Они настолько выделялись, настолько узнаваемы… Карина Бахмутская приехала из Германии, из Дюссельдорфа, как и я. Гвинн – из США. Вообще-то он Константин, а Гвинн – сценическое имя. Очень яркий, импозантный, с красивым баритоном: как он выкрикивал свои стихи, просто земля дрожала – такая рокерская подача. Из Штатов, помимо Гвинна, были ещё Исаак Корза и Михаил Бриф. Из Израиля – Миша Сипер. Из Франции – Юра Юрченко, он занял второе место. Тут, увы, не обошлось без скандала. Юра отказался от серебра. Я, признаться, была уверена, что это просто режиссерский ход, игра… Оказалось, нет: «Вторых мест, - сказал он мне в гримерке дрожащим голосом, - в этом деле не бывает!»
    В.Авцен. Мне больше по душе другая позиция. Когда Юрий Никулин на вопрос, первый ли он в мире клоун, ответил: «Второй. Первых слишком много»…
    М.Гершенович. Третье место – занятный парень, Алекс Иванов из Ирландии. Иванов-Пушкин, потому что его конкурсное стихотворение – автобиография в стихах – заканчивается смешно, но символично: «А я по девичьей фамилии мамы – Пушкин». Очень яркое выступление. Я, когда его слушала, подумала: точно «Приз зрительских симпатий». Но этот приз получил Миша Бриф из Нью-Йорка. А Алекс – бронзу, и был счастлив!
    А начинала вечер Светлана Дион – поэтесса из Испании. Она балерина в прошлом, сейчас воспитывает маленького сына. Света привозила свою книгу стихов с удивительными фотографиями. Вообще у всех были книги или диски. То есть приехали люди, которые не первый день и не первый год занимаются творчеством.
    В.Авцен. Как проходил конкурс?
    М.Гершенович. По правую руку от зрительного зала – жюри, по левую – скамейка. Каждого участника финала вызывают, он выходит из-за кулис и садится на скамеечку. Форма одежды парадная. На женщинах – платья, костюмы интересные, мальчики – элегантные, подтянутые.
    Нас представляют. А даль ше – программное стихотворение на тему «Что нужно Лондону, то рано для Москвы».
    Потом – второй круг – каждый по два-три стихотворения на своё усмотрение.
    В.Авцен. А как определялся победитель?
    М.Гершенович. Все как обычно: публика совместно с жюри. Но не по голосам считали, а по очкам… Впрочем, я всей этой кухни не знаю.
    В.Авцен. И какое ощущение, ну вот когда: «МАРИНА ГЕРШЕНОВИЧ – ПЕРВОЕ МЕСТО!»?
    М.Гершенович: Если бы не музыка, я бы спокойно вышла и спокойно ушла. Удивительную финальную музыку написал Гарик Восканян! Я бы сравнила ее с музыкой Стива Уандера. То есть, когда не просто написан торжественный марш, а музыка, действительно, возвышенная и больная одновременно… Она создает воздушную подушку между горлом и сердцем. Очень сильная аранжировка! Гарик – он же и второй ведущий (прекрасно вёл вечер вместе с Жанной Борушко ) – ещё и участвовал в нем как поэт. Музыка звучала так громко и вдумчиво, что я поняла: если они сейчас передавят моментом, у меня скупая слеза выкатится из глаза… Но не выкатилась. Конечно, я волновалась: рампа есть рампа… Но само вручение премии как-то не осознаешь. Просто тебя вызвали, жмут руку и поздравляют. Представь, что у тебя день рождения. Приятно…
    В.Авцен. А потом?
    М.Гершенович. Потом – все. Поехали гулять. Мы нашли маленькое патио за стенами театра, посидели. Потом началось знакомство с городом. И когда мы немножечко отдохнули и книжками обменялись, то поехали в отельчик – мы жили в одном месте: я, Миша Бриф, Миша Сипер, и гости к нам приходили. Мы сидели на террасе до глубокой ночи. Порадовал меня этот отельчик. Вроде бы, да – ночлежка, туристы, молодёжь, какие-то бородатые, небритые, татуированные люди, лохматые. Но… Я ушла спать в три часа ночи, а коллеги по перу, наверное, часов в пять разошлись. В одиннадцать утра выхожу на террасу и вижу: какой-то молодой человек курит, другой такой же путешественник бреется, а в левом углу на полу каменном валяется куча каких-то денег непонятного достоинства, документы, водительские права, две пачки сигарет, зажигалка, и я понимаю: наши оставили... Я собираю это, стучу в номер Сипера и отдаю. Выясняется, что все цело, кроме мобильного телефона Наташи Тараненко (конкурсантка прошлого года). Наташа переживает: «Украли трубку, Боже мой, украли!» Я говорю: «Успокойся, рано или поздно выплывет, кому она нужна?»

    Телефон «выплыл» через два-три часа в главном корпусе отеля: кто-то из лохматых-бородатых его нашел и отдал портье. Никому ничего не надо... Замечательно. Никаких неприятных моментов, какие могут быть где-нибудь в сибирской гостинице. А здесь нашли вещь – отнесли на стойку, придет хозяин, спроси, а деньги как лежали, так и лежат… Потому я не могу теперь сказать, что ночлежка. Это был маленький, очень недорогой, чистый и уютный отельчик.
    А потом – Лондон! Он притянул на себя внимание на все оставшиеся дни. В доме у Борушко был банкет, шашлыки во дворе готовили. Читали стихи – кто с лестницы, кто сидя на скамеечке. Шутили, беседовали, фотографировали друг друга и всю компанию.
    Еще раз в центр Лондона нас вывезли на автобусе. В музее Шерлока Холмса сделали пару снимков. Швейцар обратился к нам: «Что же Вы просто так? Вот шапка Холмса, котелок Ватсона. Можно надеть!»

    А как мы по переходу Abbey road ходили! Миша Сипер срежиссировал. Вас четверо, говорит, как положено. (А мы такие же битлы, как битлы – мы). И вот, впереди иду я, за мной Алекс, потом Гвинн. Все такие разные, смешные, причём по росту мы убываем… А самый маленький – Миша Бриф, чёрненький, с таким пузиком, размахивает руками и вечно не в ногу. Сипер нас тщательно фотографирует. Движение очень оживлённое, и водители, конечно, знают, что чудаков-приезжих много, и все на этом переходе фотографируются. Как только видят человека с камерой, а другого на противоположной стороне «зебры», - все машины тут же останавливаются… С толку сбивает левостороннее движение. При переходе улицы смотришь налево, а тебе справа сигналят. Правда, в центре транспорт движется очень медленно. Я раньше удивлялась, как это у них автобусы с открытой подножкой ходят? Но автобусы движутся с шаговой скоростью. В крайнем случае, со скоростью чайника-велосипедиста. Идут гуськом друг за другом. На ходу можно запрыгнуть и спрыгнуть. Особенно, когда приближаешься к сердцу Лондона – к Пикадилли… В автобусе – доброжелательный кондуктор, мы фотографировались с ним на ступеньке, и пока нужное количество кадров не отщелкали, машина с места не тронулась…
    В.Авцен. Как тебе показалось, в Лондоне литературная жизнь поинтересней, чем в Германии?
    М.Гершенович. Как я могу сравнивать – я ведь и нашу не знаю… Знаю, что там иммигранты – другие… Не лучше, не хуже – просто другие. Потому что они туда едут либо на рабочие места, либо нелегально, и надо пробиваться. Два варианта. В Германии же по-иному…

    Прощаемся. Марина вдогонку: «Да, чуть не забыла, прошу особо отметить, что на турнир я попала благодаря Володе Авцену: он меня туда буквально выпихнул! Самой бы в голову не пришло отправить рукопись на конкурс…».

    «Ты царь: живи один…» Эта формула творческого поведения относится к каждому поэту или только к избранным?

    М.Гершенович. Если смотреть на поэта (писателя, музыканта, танцора) как на личность, свой мир создающую, то логично приписать ему права и обязанности некоего собственника. Творец, царь, а то и некая номенклатурная единица – имя нарицательное зависит от масштаба личности, от масштаба «мира сотворенного»... Если «творец» способен обойтись без посредников и не нуждается в помощниках, то трудно представить себе царя без народа и управляющего без подчиненных. Опять же, старая поговорка: «Короля делает окружение» остается в силе.
    В контексте конкурса звание «король поэтов» - это лишь указатель (сноска на полях) временный ярлык в несомненно игровом моменте настоящего времени. Вспомните детскую считалочку: «На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой...»
    Если бы конкурс проходил без участия жюри и зрительного зала, роль перста судьбы решал бы гамбургский счет. Собрались вместе несколько незнакомых между собой лиц, пишущих стихи, почитали друг другу, сыграли в игру под названием «гамбургский счет» - вот и определился лидер. Однако в игру «Пушкин в Британии» включился хор: зрительный зал, а так же дума: москвичи и лондонцы...
    И что значит: «живи один»? Цех поэтов – это интересно, это стимулирует творческий процесс, да и выживать, пожалуй, помогает, при доброжелательном отношении друг к другу можно и общий сборник издать, и выход на аудиторию ищет каждый в отдельности и не только для себя...
    Но путь у каждого свой, свой слог, своя мифология мира, своя личная легенда (она же биография), и в момент творчества человек так же одинок, как в момент рождения или смерти. Иначе он не услышит то, что только он услышать может.
    Хорошо, если человек окружен единомышленниками, при этом остается самим собой и имеет законное право на о диночество - в любой момент, когда ему это понадобится. Это, пожалуй, и есть творческая независимость. А единомышленники, это не только друзья, любимые авторы, но и читатели.

    Если существует поэтическая иерархия, то какой она Вам представляется? Каковы критерии поэтических рангов? Как отличить поэта от не-поэта?
    М.Гершенович. Вы мне напомнили о том, как в моем доме (еще в Сибири) родилась шутка, которая сейчас мне кажется похожей на правду – а прошло уже около 15 лет....
    Как-то слушая рассуждения Куртуазных Маньеристов на тему писательской иерархии в родной стране (не берусь точно назвать раздаваемые ими должности, но точно помню, что на милитаристский манер: генералиссимус – Горький, маршал... возможно, Достоевский, генерал: Булгаков, к примеру, офицерский состав, если не ошибаюсь, включал Битова, далее в прапорщики они определяли Евтушенко... и т.д.). Так вот, слушая эти интересные рассуждения, я поняла, что себя и своих друзей пишущих в стол, могу смело назвать партизанами. Точнее: одинокими снайперами.

    Как отличить поэта от не-поэта? Точных инструкций нет. Не всякая птица певчая. Не всякий умеющий рифмовать может стать поэтом. Не всякий поэт способен создать то, что в русском языке обозначено словом Поэзия. 

    Изменилось ли что-то в Вашем творческом бытии после лондонской коронации?
    М.Гершенович. Расширилась география публикаций и выступлений (Америка, Испания).