Проблема автора имеет прямое отношение к проблеме человека. Она, таким образом, не является узко-цеховой, собственно литературоведческой, но представляет существенный аспект проблемы человека в целом. Мы будем рассматривать проблему автора в онтологическом (бытийном) плане, т.е. наша задача – выявить своеобразие авторского (в частности, поэтического) бытия. Конечно, эта «частность» нас и должна интересовать (привлекать) больше всего. Однако поэт – только высшая точка, которой достигает онтологическая тенденция, свойственная человеку, причина которой – в самой человеческой природе.
    В связи с особенностями жанра работы мы вынуждены формулировать ее положения без предварительной подготовки (т.е., несколько догматически), что, конечно, может отрицательно отозваться на доверии к ним. Но мы рискнем.

    Человека обычно представляют как телесной существо, обладающее по сравнению с животным способностью осуществлять дополнительные виды деятельности, например, говорить, рисовать и под. На наш взгляд, человек является существом другого типа существования, ежели животное. Он существует в других формах. Его осуществляют внетелеснеые формы, однако в ситуации, в которой он теперь находится, они осуществляются как сверхтелесные, следовательно, и сверхжизненные. Таких форм две: 1) языковая (низшая) и 2) словесная (высшая).
    Факт существования телесного человека не опровергает это утверждение. Он существует в телесной (пространственно-временной) действительности, которая способна осуществлять лишь определенный, именно телесный, тип существования. Нельзя думать, что телесная сфера может осуществлять какой угодно тип бытия: у нее есть определенные возможности, следовательно, и пределы. Телесное существо, безусловно, имеет отношение к человеку, тем не менее – как таковое – человеком не является. Оно причастно к человеку, и мы рассмотрим способ этой причастности, но онтологическое качество, которым оно обладает в телесной действительности, «человеческим» не является. Человеческое существование – внежизненное, хотя – через телесное существо – имеет отношение к жизни и жизненной сфере. Человек, таким образом, с одной стороны, является единым существом, с другой – минимум двупланным в онтологическом аспекте. Человек, следовательно, имеет архитектоническую организацию. Как языковое существо, он образован двумя планами (языковым и телесным), как словесная – тремя (словесным, языковым и телесным).
    Выясним, какое отношение к человеку имеет субъект телесного существования, пребывающий в телесной действительности. Решая эту проблему, мы и сталкиваемся с проблемой автора.
    Элементарной формой авторства является воображение; вообра-жающий и есть автор. Он же и является и элементарной формой человека.
    Что значит – воображать? – Это значит превращать себя в какой-либо предмет (в широком смысле слова), его действительность. Акт воображения, следовательно, непременно предполагает присутствие онтологического аспекта. Задаем вопрос: где существует воображаемый предмет? Его нет в действительности, в которой пребывает воображающее его телесное существо. Его не может быть «внутри» телесного человека, у которого вообще нет никакого «внутри»: он является сплошь внешним. Было бы неточным сказать, что воображаемый предмет пребывает внутри «воображающего», поскольку это ответ наводит на мысль о воображающем как внешнем существе, «внутри» которого находится воображаемый предмет. Но суть в том, что воображающий – субъект внетелесного существования, поэтому определять отношение к нему воображенного предмета через понятие «внутренний» было бы некорректным. Правильным ответом, мы полагаем, будет следующий: предмет пребывает в своей действительности, в ней происходит событие его существования и событие его восприятия, совершаемого созерцателем. Действительность же имманентна бытию воображающего.
    Отсюда следует, во-первых, что телесный человек не может быть воображающим, во-вторых, что в телесной действительности не может совершаться акт воображения. Эта действительность однопланна, тип ее организации тектонический.
    Итак, воображающий осуществляется внетелесными формами, низшей из которых является языковая. В акте воображения она превращает себя в телесную, осуществляющую то, во что (в кого) воображает себя человек. Воображающего нельзя представлять только как того, кто превращается, как бы выключая того, в кого он себя воображает/превращает. Воображенное не исключается из бытия воображающего, поскольку через его существование осуществляется акт бытия воображающего. Воображающий – единое (одно) существо, хотя (как мы говорили) весьма сложная в онтологическом отношении. Прибегая к специальным терминам, можно сказать, что воображенный – это воображающий в его внешней форме, а воображающий – это воображаемый в его внутренней форме. (Несколько упрощая ситуацию, скажем, что Онегин – это Пушкин-поэт в его внешней форме, а Пушкин-поэт – это Онегин в его (Онегина) внутренней форме).
    Мы, таким образом, описали воображающего (элементарную форму автора и человека) и высказали предположение, что он имеет отношение к телесному существу, которое мы обычно и считаем собой. Но тот вывод, который мы пока можем сделать, оказывается в известном смысле противоположным: воображающий – это не телесное существо и не имеет к нему непосредственного отношения: то, что совершает воображающий, не влияет онтологически на телесного субъекта, который остается самим собой, не претерпевая никаких изменений бытийного характера. Воображающий, не будучи соотнесен с телесным субъектом непосредственно, тем не менее, с ним связан, хотя и опосредствованно. Мы и должны выявить этот тип связи.

    К решению этой проблемы мы приступаем с выяснения обстоятельства, которое важно также и само по себе. Мы говорили о воображающем как наличном субъекте, который, однако, не имеет отношения к телесному существу. Воображающий, будучи внетелесным существом, не может появиться естественным, природным образом. Его появление также должно быть внетелесным, т. е. согласно обычному представлению, сверхъестественным, «чудесным». Отчасти это соответствует действительности.
    Бытие, определяемое нами как «человеческое», формируется по причине настоятельной в нем необходимости. Отвечая на естественный вопрос, в чем же состоит эта необходимость, мы вынуждены описать (очень кратко) состояние мироздания, потому что оно и является причиной возникновения человека.
    Первичным и в определенном смысле единственным субъектом бытия является Слово. Слово превращает себя в физический космос (происходит «Большой взрыв»), который становится превращенной формой его (Слова) бытия. Слово, таким образом, является внутренней формой физического космоса, а физический космос – внешней формой бытия Слова. Слово, согласно высказываемой здесь точке зрения, не творит мир «из ничего», но превращает себя в него. Возникает вопрос о причине: почему Слово не продолжает существовать непосредственным, т. е. непревращенным образом, но становится субъектом превращенного бытия? – На это вопрос мы сейчас не можем отвечать, скажем лишь, что стадия превращенного бытия является для него необходимой и «незаместимой». Это событие начинается акто м превращения Слова в физический космос и должно завершиться актом «обратного» превращения. В промежутке между этими актами и совершается событие его превращенного бытия.
    Так как Слово осуществляется опосредствованным образом, то практически акт обратного превращения может быть осуществлен только как превращение космоса в слово (творимого в творящего). Ясно, что физический космос не в состоянии совершить подобное деяние. У того, в кого превращает себя Слово, должна быть причина желать такого превращения и возможности его осуществить. Постоянно и постепенно усиливающимся онтологическим напряжением Слово повышает бытийный статус того, в кого он себя превращает. Словесная («внутренняя») форма становится способной превращать себя в растительные, а затем в жизненные формы. Космос, следовательно, становится субъектом сначала растительного, а затем биологического существования. На этом завершается период телесного бытия космоса. Слово, продолжая повышать онтологическую энергию, превращает «живой» Космос сначала в субъекта языкового, а затем – в начале новой, христианской, эры, – словесного бытия. Космос и является субъектом человеческого бытия, т. е. первичным человеком.
    Таким образом, Слово становится способным сотворить (превращать себя) себе подобное существо. Этим существом является Космос – субъект превращенно-словесного (превращенно-человеческого) бытия. В качестве субъекта словесного бытия Космос становится субъектом, содержанием бытия которого является любовь. Содержанием словесного бытия может быть только любовь. Однако по причине превращенности словесной формы любовь осуществляется также только превращенным образом. Подобно тому, как все возможные формы бытия суть превращенные способы существования словесной, так и все ценности суть превращенные формы единственной ценности – любви. Есть только одна ценность – любовь, все прочие суть ее превращенные формы.
    Таким образом, можно уже догадаться, что цель Космоса – достижение непосредственно словесной формы бытия, осуществляющей любовь в ее должной – непосредственно – словесной форме. Телесное существование должно быть преодолено, но, конечно, не просто уничтожено. Оно преодолевается «положительно» – «в своем собственном направлении», если воспользоваться выражением М.Бахтина. Однако телесным существованием в его высшем проявлении – жизни нужно овладеть, т.е. стать субъектом жизненного существования, и превозмочь его. Это и является причиной превращения Космоса в совокупность вторичных людей, составляющих внешнее человечество.
    Превращая себя во внешнего человека, Космос определяется относительно него как его внутренняя форма. В этом нет ничего специфического: Космос является внутренней формой всех телесных величин (т. е. всего, во что и в кого он себя превращает) без исключения. Отличие человека от прочих телесных существ состоит в том, что он овладевает внутренней формой (что и делает его человеком).
    Рассмотрим акт творения человека более подробно ввиду его очевидной важности. Космос превращает себя в человека точно так (до известного момента), как он превращает себя в растение или животное. В ситуации, в которой человек является творимым, он соотносится с Космосом как творящим. Отношения «творящий – творимый» образует тип связи, символизируемый традиционно вертикальной линией. Это связь творящего и творимого, к которой, как мы уже говорили, относится все творимое без исключения.
    В этой ситуации, однако, оказывается недостижимой цель ближайшим образом Космоса, отдаленным – Слова: преодоление превращенности, конкретизированное как преодоление телесной (жизненной) онтологической формы. Творящий должен стать тварью, т. е. субъектом жизненного существования – не как превращенной формы языкового, но как самостоятельной, суверенной и самоценной формы существования. Телесное существо должно произойти природным, естественным образом. Для жизненного существа произойти естественным образом значит родиться. Выражаясь несколько резко, можно сказать, что творимое существо (не исключительно человек, вспомним «Большой взрыв») предшествует акту рождения, родиться может только тот, в кого превращает себя Космос. Но он обязательно должен родиться: все религии запрещают аборты как противление акту превращения (=творения).
    Однако сказанное, конечно, есть некоторое искажение, допущенное с целью «дать почувствовать» вторичность природного появления всего природного (курица и яйцо). Физический космос появился потому, что слово себя в него превратило: природное объяснение этого события в настоящее время – big bang. Могут возникнуть в будущем и другие объяснения, которые будут считаться «более перспективными», но все они суть не более чем природные эквиваленты сверхъестественного акта (в результате которого и появляется все «естественное»). Рождение ребенка объясняется желанием жены и желанием мужа, но и это (не содержащее в себе ничего загадочного – в отличие от происхождения физического космоса) событие – превращенная форма осуществления акта превращения Космоса во вторичного человека. Человек происходит вполне природным образом, притом не «условно», а самым «натуральным» способом.
    Рожденный, т.е. жизненно актуальный, человек вступает в связи и отношения с другими жизненно определенными существами на жизненном (природном) основании, таким образом, возникает и со временем все более упрочивается тип связи, символизируемый горизонтальной линией.
    На этом сходство происхождения человека и телесного существа заканчивается. Для себя животное есть то, что оно есть в телесной действительности, то есть только телесное, только животное существо. Животное совпадает со своей телесностью: оно есть то, что оно есть в телесной сфере. Человек же, в отличие от животного, овладевает своей внутренней формой. Животное, поскольку оно является фактически формой бытия Космоса, также обладает внутренней формой, но лишь в том смысле, что эта форма у животного «есть», как она «есть» у всего сотворенного (превращенного). Но только человек этой формой овладевает, вследствие чего и становится способным существовать внутренним образом, быть субъектом внутреннего (=человеческого) бытия.
    Каким образом человек овладевает внутренней формой? – Таким, который также не содержит в себе ничего необъяснимого, тем более чудесного: он учится говорить, овладевает языком. Тем самым он учится воображать и существовать как воображающий, становится «образом и подобием» своего творца. Ребенок воображает себя в тот «предмет», на который указывает ему отец или мать, и называет его имя (слово, обозначающее этот предмет). Ребенок «усваивает» этот предмет онтологически: он повторяет акт его творения, когда воображается в него. Он переживает также и определенный бытийный опыт, связанный с этим предметом. Если животное знает только себя и свое существование, и человек как телесное существо от него ничем не отличается, то человек-воображающий знает, притом опытно, онтологическую норму («меру») всех предметов (реалий), так или иначе вошедших в его языковое бытие. Воображая себя в тот предмет, о котором он высказывается, человек определяется относительно него как его внутренняя, а предмет относительно него – как его внешняя форма. Таким образом, воображающий представляет собой бытийное образование, аналогичное Космосу, вследствие чего он имеет право считать себя «микрокосмом» (или «внутренним миром»).
    Отношения между макрокосмом как первичным человеком и микрокосмом как вторичным представляет собой более, нежели простую аналогию: они взаимно друг друга осуществляют. Так, Пушкин-поэт осуществ ляет себя через посредство Онегина подобно тому, как Космос осуществляет себя через посредство Пушкина. Пушкин-поэт – новая и более высокая превращенная форма Космоса. Будучи внутренней формой того, в кого он себя превращает, воображающий становится тем самым также и внутренней формой относительно себя как жизненно определенного существа. Воображающего Космос осуществляет не теми формами, в которые превращается его (языковые) формы, т. е. телесными, но всем составом своего бытия, архитектонически. Воображающий и не может осуществляться телесными формами и в телесной действительности; он осуществляется сферой бытия Космоса, уподобляясь ей архитектонически. По этой причине он получает возможность оказывать «обратное» воздействие на Космос. Овладевая Космосом как внутренней формой, он тем самым овладевает своей внутренней формой. Овладение внутренней формой возможно лишь в той степени, в которой, во-первых, человек овладевает родным языком; во-вторых, в соответствии с потенциальными онтологическими возможностями самого языка, которые различны у каждого национального языка.
    Итак, событие творения человека можно (условно) разделить на три фазы: первая – превращение Космоса во вторичного человека; вторая – отрешение творимого от творящего и изоляция его в телесной действительности (рождение телесного человека); третья – овладение языком и восстановление временно утраченной связи с Космосом, но уже не в качестве творимого, а в качестве творящего (микрокосма).
    Воображающий может оказывать влияние на себя как на телесное существо лишь в той мере, в которой он овладевает внутренней формой: будучи внутренней формой относительно того, во что он себя воображает/превращает, он тем самым овладевает Космосом, являю-щимся внутренней формой относительно него самого как телесного существа. Таким образом, он может или содействовать достижению Космосом своей цели или препятствовать этому. Его может охватить гордыня, как строителей Вавилонской башни или титанов Возрождения.
    С одной стороны, человек постоянно является субъектом превращенно-языкового бытия, потому что постоянно себя в кого-то воображает, поэтому он имеет опыт внежизненного бытия. С другой же стороны, жизненную форму он считает не только основной, но просто единственной, рассматривая свою способность воображать и становиться другим также жизненной, но свойственной лишь ему. Таким образом, он свою человечность использует (эксплуатирует) для достижения жизненных целей, т. е. животных, лежащих ниже его человечности.
    Язык как низший тип человеческого бытия не позволяет преодолеть превращенность и стать субъектом непосредственно человеческого бытия (в его низшей форме). В языковом бытии любовь превращает себя в специфическую любовь – любовь к своему народу, своей земле, родине. Эта любовь – высшая ценность, которую способна осуществить языковая форма бытия. Она же способна создавать конфликтные ситуации между языками: каждый народ свой язык считает, естественно, лучшим из возможных языков, формируя тем самым ситуацию конкуренции как одно из следствий вавилонского смешения языков.
    Творение Слова в Космосе как субъекте превращенно-словесного бытия устраняет такую угрозу. Слово является единой внутренней формой всех языков без исключения. Каждый язык – слово в его внешнем существовании, а слово – язык в его внутренней активности. Каждый язык, овладевая своей (не «чужой») внутренней формой, становится словом, т. е. тем, чем становится другой язык, овладевая своей внутренней формой. Таким образом, высшее онтологическое напряжение позволяет преодолеть смешение языков и восстановить исходное понимание, существовавшее между народами, говорившими на одном языке, но теперь уже на новой основе, которой является любовь как высшая ценность, создаваемая Словом.
    Ситуация, о которой мы говорим, - не просто желательная, она реально осуществляется, по крайней мере, поэтически. Космос как субъект превращенно-словесного бытия становится способным превращать себя во внутреннего человека как словесного субъекта. Словесное бытие конкретизируется в значительной (не исключительной, разумеется) степени как поэтическое.
    Поэт является субъектом трехпланного бытия: словесные формы превращают себя в языковые, а языковые – в телесные (жизненные). Поэт, таким образом, является субъектом, бытие которого не только аналогично Космосу-первичному человеку, но и осуществляется им, осуществляя тем самым Космос. Цель поэтического бытия, как мы говорили, состоит в преодолении своей превращенности, т.е. в преодолении жизненной формы существования, субъектом которого является сам поэт как жизненно-прозаическое существо. Жизненная форма существования препятствует достижению этой цели, что тоже, конечно, естественно и вполне предсказуемо. Это сопротивление осуществляется, в основном, двумя способами. Первый – «естественный», и состоит он в боязни смерти. Как только поэт оказывается в ситуации, чреватой актом обратного превращения, биологический инстинкт, свойственный ему как телесному существу, предупреждает о смертельной опасности, которой стремится избежать органическое существо. Онтологическая интуиция, влекущая человека к преодолению превращенности словесного бытия, отступает перед напором инстинкта жизни. Ситуация, нами описанная, является в значительной степени умозрительной, поскольку достоверные свидетельства на этот счет отсутствуют.

    Второй способ состоит в мнимом достижении цели. Поэтическое бытие, осуществляемое должным и бескомпромиссным образом, завершается достижением непосредственно словесной формы бытия, преодолением превращенности, т. е. жизненной формы существования как «служебной». Однако онтологической энергии словесной формы бытия недостаточно для того, чтобы преодолеть жизненный статус поэта, вследствие чего поэт не переходит к словесному типу бытия, а возвращается к жизненному, чтобы повторить попытку.
    Событие поэтического бытия преобразуется в телесной действительности в некоторое материальное событие, т. е. «внешнее произведение», являющееся основой для конструирования поэтического произведения. Возрастающее со временем количество поэтических произведений формирует постепенно сферу поэтического искусства, являющуюся, в свою очередь, отраслью сферы искусства в целом, а сфера искусства – отраслью культуры, также формирующуюся произведениями разнообразного характера. В сфере искусства человек становится субъектом деятельности. Направленной на создание (конструирование, делание) поэтического произведения. Человек овладевает совокупностью умений и навыков, необходимых для производства такого специфического продукта, каким является художественное произведение вообще и поэтическое конкретно.
    Он не становится субъектом поэтического бытия, но нельзя, однако, сказать, что с ним в онтологическом плане ничего не происходит. Человек производит продукт, не обладающий никакой природной, жизненной ценностью, и производит его таким типом деятельности, в котором нет ничего природного, естественного. «Произведения» суть внеприродные образования. Таким – отрицательным – образом, в человек активизируется собственно (или отвлеченно) человеческое начало. Человеческое определяется как не-природное.
    Сказанное, конечно, не означает, что человек вполне удовлетворяется своим специфическим человеческим существованием. Он не прекращает попытки превозмочь свою превращенность, преодолевая не только свою жизненность, но и свою отвлеченную человечность. Существование таких поэтов, как Пушкин и – в наше время – Юрий Кузнецов, внушают оптимизм.