Известно, что после злых царей на троне оказываются добрые. И, наоборот, после добрых – злые. Случаев, когда один был добрым, а другой еще добрее, история просто не знает. Со злыми царями дело обстоит еще сложнее. Может быть, трон и переходил когда-нибудь от злого к еще более злому, но тогда хлебнувшим горя современникам первый злодей казался мудрым просветителем, и они называли время его царствования золотым веком. Итак, на смену злым царям всегда приходят добрые.
    В незапамятные времена жил да был один король. Он был очень злой. Обычно злые короли приходят к власти незаконно, умертвив своих предшественников или законных престолонаследников. Потом их всю жизнь мучает совесть, и они становятся нервными и желчными людьми, отчего свирепеют еще больше. Так случилось и с этим.
    Утопив своего предшественника в дождевой бочке, стоявшей под водосточной трубой королевского дворца, он, сидя на своем троне, всякий раз вздрагивал, когда кто-нибудь при нем произносил слово «бочка». А в те незапамятные времена вино пили из бочек, золото зарывали в землю в бочках и даже апельсины, как известно, грузили бочками. Поэтому вздрагивать королю приходилось довольно часто.
    Когда это ему окончательно надоело, он издал указ, по которому во всем королевстве под страхом смертной казни запрещалось произносить слово «бочка».
    На первый взгляд, указ этот нельзя отнести к разряду тех, которые обрекают народ на бесправное существование и погружают страну в беспросветный мрак. Ну, не будет никто произносить это проклятое слово – и шут с ним! Ведь не налоги увеличили, не пошлину на соль, не цену на водку!
    Ан, нет! Всё оказалось не так просто. Попробуйте в течение одного дня ни разу не произнести слово «современность» или на собраниях не употреблять слово «борьба». Увидите, что из этого получится.
    Злой король не вздрагивал целую неделю. Находясь в благодушном настроении, он уже хотел было издать указ о снижении цен на кровельное железо, колесную мазь и фураж, как вдруг услышал разговор двух вельмож:
    – Вы какое пиво больше любите, – спросил один вельможа другого,– бутылочное или из круглой?
    – Разумеется, из круглой,– ответил второй.
Король вздрогнул, и у него задергалась щека. Узурпатор сразу понял, что имеют ввиду вельможи.
    На следующий день был издан указ, запрещающий произносить слово «круглая».
    Но вместо него в прогрессивных кругах населения родилось крамольное словечко «деревянная». Народ быстро подхватил его. Король указом запретил произносить и это слово, подвергнув прогрессивные круги пыткам, казням и пожизненному заточению в различные крепости, в которых у него недостатка не ощущалось.
    Но все равно не было злому королю покоя. Вместо «деревянная» появилось другое крамольное слово. И так постепенно в королевстве не осталось ни одного слова, которое можно было произносить безнаказанно. Люди совсем перестали разговаривать и писать. Даже знаками они боялись обмениваться, поскольку самое опасное для королей – это как раз всякие ужимки и подмигивания...
    И без того чахлое искусство королевства заглохло окончательно.
    Искусство всегда принимает на себя первый удар от распоясывающихся деспотов и погибает первым, так как его главное оружие – незащищенность.
    Деспоты в науке и технике нуждаются больше, чем в искусстве, но и они неминуемо гибнут, лишенные возможности обмена информацией.
    Постепенно королевство пришло в такой упадок, какого и свет не видывал. Злой король умер от голода в башне без окон и дверей, которую он велел для себя построить. Последний кирпич, закрывающий отверстие, сквозь которое ему подавали пищу, король замазал сам изнутри башни. Король умер, да здравствует король!
    Добрый наследник первым же указом отменил все указы своего предшественника.
    В тронной речи по поводу коронации он назвал узурпатора узурпатором, сказал, что в королевстве никогда не повторятся те ужасы, которые пережила страна в царствование кровавого деспота. Он освободил из заточения остатки прогрессивных кругов...
    Но разучившиеся разговаривать люди заговорили не сразу. Сначала они мычали. И каждый нечленораздельный звук им казался невероятно смелым. Несколько таких мычаний впопыхах были признаны шедеврами национальной поэзии. А когда добрый король ненароком услышал, как один вельможа, оглядываясь по сторонам, шепнул другому, что бочковое пиво он предпочитает бутылочному, слезы радости выступили на королевских очах.
    Это была огромная победа, потому что даже тогда, когда люди научились выговаривать такие трудные слова, как «индивидуальность», «самовыражение», «кибернетика», «наследственность», они все еще боялись произносить слово «бочка».
    Наконец, в стране наступило полное процветание. Наука и техника так далеко шагнули вперед, что добрый король стал подумывать о войне. «В самом деле, пока дела у меня идут неплохо, пока мои ученые опередили кое в чем своих зарубежных коллег, почему бы и не того... не защитить ли какой-нибудь из угнетенных народов соседнего государства. Тем более, что урожай в этом году в королевстве хороший».
    Недолго думая, сел король на рыжего коня и поскакал на войну. Не на мировую, нет, а так, на маленькую, чтоб себя показать и других посмотреть. Но других-то он посмотрел, а себя показать доброму королю не удалось. Вернее, он показал, но впечатления большого это ни на кого не произвело.
    Тогда король повернул своего рыжего коня восвояси. Дескать, воевать я и не собирался, а так, приехал посмотреть, что к чему, не нарушаются ли права человека, международные законы...
    Вернулся он в свое царство, а здесь все с ехидством про рыжего коня говорят. Причем, не то что бы по углам, втихомолку, а громко, во всеуслышание. До того дошло, что трубадуры и менестрели песенки про злосчастного конягу сочинять стали.
    И начал вздрагивать король, когда при нем о рыжем коне упоминали. Потом и щека стала дергаться.
    Призадумался король – как быть? Указ, запрещающий про рыжего коня упоминать, не издашь, неудобно как-то после тронной речи и всего прочего. А не пресечь крамольные разговоры – чего доброго с трона спихнут, так что и охнуть не успеешь.
    Вызвал тогда добрый король самого мудрого своего тайного советника. Так и так, мол, что делать? Не могу, говорит, такой указ издать, сам понимаешь.
    – Понимаю, Ваше Величество, – говорит тайный советник. – Нельзя такой указ издавать, прогрессивные круги житья не дадут. Но можно, –говорит, – поступить иначе. Объявите народу, что узурпатор, предшественник ваш, при всех своих, не таких уж кровавых преступлениях, при всем своем, не таком уж абсолютном деспотизме, кое в чем, всё-таки был прав. Например, когда запретил произносить слово «бочка».
    – Причем тут «бочка»?! – изумился добрый король.– Плевал я на «бочку»! Пусть болтают сколько хотят. Мне надо, чтоб про рыжего коня никто не заикался!
    Тут лицо тайного советника осветила мудрая улыбка, всегда отличающая истинных государственных деятелей. И он сказал доверительно и очень тихо:
    ; – Запретите «бочку», Ваше Величество, только «бочку», а до «рыжего коня» само дойдет.