1953-ий год. Я была студенткой физмата Таджикского Госуниверситета. Жила в общежитии, в Сталинобаде. В комнате нашей на 3-м этаже стояло 20 кроватей. Моя – возле окна. Летом, в жару окна, естественно, были открыты. На первом и втором этажах общежития были комнаты преподавателей.

    Однажды, среди ночи, я проснулась сама не пойму отчего и услышала красивый мужской голос, читающий необычные стихи:
    Приедается все.
    Лишь тебе не дано примелькаться,
    Дни проходят и годы, и тысячи, тысячи лет.
    В белой рьяности волн, прячась в белую пряность акаций,
    Может ты-то их, море, и сводишь, и сводишь на нет.

    Я вскочила, выглянула в окно и поняла, что дивные, волшебные строки читает кто-то, живущий на втором этаже, под нашей комнатой.
    Позже я нашла томик Пастернака с поэмой «1905 год», и узнала, что в комнате под нами живет преподаватель философии – Владимир Соломонович Библер. С тех пор поэзия и философия для меня объединились. И то, и другое – стало моей любовью.
    Я и раньше много читала, но теперь мне захотелось обратиться к поэтической непростоте.
    Что такое философия, я на втором курсе не очень-то представляла. В наше время даже марксистскую философию (а другой и не предполагалось) изучали на четвертом и пятом курсе. Я стала ходить на все мероприятия, которые Владимир Соломонович организовывал и проводил в университете, в публичной библиотеке. Он одновременно и расширял наш, достаточно узкий, кругозор, и воспитывал нас, и осторожно, намеками вводил в мир политических идей.
    Помню диспут по «Оттепели» И.Эренбурга. Само понятие в изложении Библера намекало на эпоху морозов, о которой даже я, будучи дочерью репрессированных родителей, не задумывалась. Под руководством Владимира Соломоновича прошел диспут «Ваше представление о счастье». Студентки спорили в основном о том, можно ли быть счастливой, купив пару капроновых чулок. Для нас тогда это было большой редкостью. Вывод Библера, что счастье это процесс приближения к желаемому, когда от твоей активности зависит все, и ты ее проявляешь, был для меня откровением. В какой-то мере это было указанием на образ жизни, программой.
    Позже, уже будучи преподавателем философии, я много раз проводила со своими студентами диспут на эту тему. Тема вызывала всегда интерес, активность ребят, а я старалась (по-моему, не всегда успешно) довести до них идеи Библера.
    В городской публичной библиотеке, в зале, полном молодежи, Владимир Соломонович беседует о нормах поведения порядочного человека. Я жадно впитываю все, что он говорит. До сегодняшнего дня помню его слова, обращенные к студентам: «Если Вы не поздоровались с ректором – Вы невнимательный, невоспитанный человек. Это поправимо. Но, если Вы не поздоровались с уборщицей, это – хамство. Это – не простительно». Эти слова были созвучны этическим принципам, которые я сформулировала для себя позднее: Самый отвратительный человек тот, кто внимателен, вежлив, услужлив с вышестоящими и груб, пренебрежителен с нижестоящими. Недавно, в Хабаровске, мы беседовали об этом с хорошей группой математиков, где я веду занятия. По-моему, ребята поняли меня, хотя не знаю, приняли ли. Жизнь покажет, их жизнь.
    Потом был студенческий философский кружок под руководством Владимира Соломоновича. Мы пришли с однокурсницей, которая была физиком по призванию. Я же еще в студенческие годы испытывала тоску по гуманитарному знанию, общению с интеллектуалами. Мы взяли предложенные темы для докладов, список литературы и потихоньку стали читать, пытаясь войти в непривычную для нас область – философию. Владимир Соломонович несколько раз ловил меня на танцульках, которые еженедельно проводились возле общежития, спрашивал, как идет подготовка доклада. Обещал дать рукопись своей монографии (о системе категорий), но так и не дал. Думаю, здесь сыграла роль моя «танцевальная» активность.
    И вот наступил день очередного заседания кружка. Моя однокурсница рассказывала о философских проблемах теории относительности. Очевидно, был сделан крен в чисто физическую сторону. При обсуждении Владимир Соломонович обвинил докладчицу в «профессиональном кретинизме». Это было не обидно, просто констатация позиции.
    Я же говорила о категории «материя», истории ее формирования и современных представлениях. Доклад, конечно, был весьма примитивным. Его вежливо похвалили. Но не это важно. Тут же Библер заспорил с другим интересным философом С.Б.Морочником о понимании материи. Для меня это был образец философского спора, дискуссии. Это было так необычно, интересно.
    К сожалению, на физфаке философию преподавали другие педагоги. Я ничего оттуда не взяла. Но потихоньку продолжала читать философскую литературу, думать. И когда на четвертом курсе я увидела в списке тем для курсовых работ близкую к философии проблему «Философский смысл соотношения E=mc²», я с радостью ее взяла и успешно защитила. Очень хотелось и дипломную в этой области делать, но не получилось. В деканате один из преподавателей сказал: «Она хочет получить диплом физика, занимаясь философией». Я обиделась, занялась астрофизикой. И после окончания меня взяли в институт астрономии АН СССР, в метеорный отдел.
Я добросовестно выполняла свою работу, но регулярно читала «Вопросы философии». Зная о моем увлечении, меня привлекли к работе в методологическом семинаре.
    Жизнь шла, казалось, что и философия, и поэзия отошли на второй план.Но вновь я встретилась с ними, когда жизнь свела меня с одним из любимых (в студенческие годы) учеников В.С.Библера Ефимом Бляхером. На оттиске своей статьи Владимир Соломонович пожелал Фиме – быть всегда таким же «неблагодарным» учеником, имея ввиду их частое общение и споры.
    Мы встречались с Фимой, и он мне рассказывал о своих посещениях Библера, беседах с ним. О том, что Владимир Соломонович вел у них, филологов, занятия. И когда Фима политически некорректно, по тем временам, высказывался, Библер всегда старался его «прикрыть». Ребята, которым Владимир Соломонович доверял, любили приходить к нему в общежитие с бутылкой. Они хорошо и плодотворно спорили. Фима всегда с любовью вспоминал студенческие годы и Библера, который очень много дал ему как философ, культуролог.
    Мы гуляли по осеннему Сталинобаду, Фима читал мне стихи. Мы вместе вспоминали любимые строки. Философия и поэзия соединились для меня в любимом человеке, с которым мы прожили сорок лет.
    Вскоре после свадьбы Фима пригласил в нашу крохотную комнатушку друзей и Владимира Соломоновича. Библер обещал прочесть свои новые стихи. Я очень ждала этого. Но, без приглашения, пришел нас навестить друг детства Фимы, которого Владимир Соломонович не знал. Он не захотел при нем читать. Это был 1958 год. Время доверия еще не пришло. Жаль.
    Пять лет я проработала в институте астрофизики. Муж – в министерстве культуры. Мы часто беседовали на философские темы, жалели, что не можем получить серьезное философское образование. В.С.Библер к тому времени уже окончательно вернулся в Москву. И вот я узнаю, что есть место в аспирантуре университета по философским вопросам физики. Как в холодную воду я «прыгнула» в философию. Чувствовала, что не могу жить без нее дальше. Поступила в аспирантуру. Через несколько месяцев поехала в командировку, в Москву. Встретилась с Владимиром Соломоновичем в институте истории естествознания (ИИЕТ). Поговорили о моих планах, идеях. Это консультация и была моей последней встречей с Библером, но с его идеями, книгами, статьями я встречалась еще много лет.
    Нужно сказать, что даже те, казалось бы, редкие встречи, которые были, оказали на меня, мою судьбу огромное влияние: привели в философию, в которой я счастл иво существую уже 42 года. Дали мне образец, модель поведения педагога, модель общения с учениками.
    Году в 1980-м два моих ученика, которые пошли в философию, беседовали при мне. Девушка, бывший химик, защищавшая диссертацию по философии, говорит: «Когда я вхожу в аудиторию, я играю в Людмилу Моисеевну». На что молодой человек (мой аспирант) ответил: «Мы все так поступаем». А я подумала: я ведь всегда «играла в Библера». Кое-что получилось.