ЮР-КО СОНЯЧ – воистину универсальный режиссер своих творений и своей жизни, романтик, постоянно убегающий от реалий повседневности в окрестности собственного королевства, где все происходит только по правилам его игры, ибо:

            …Красота
            есть мера боли

    Видимо, поэтому его стихи были до недавнего времени известны лишь узкому кругу, в который входили горы, небо и то, что живет за решетом грудной клетки с

            нарастающей драмой,
            где гравитация небес

    Его творчество можно разделить на два мира: мир сотворенной, сконструирован-ной действительности (1) и, как противоположность, мир с преобладаю-щим документальным запечатлением обнаруженного состояния (2):

            (1)
            вытекший глаз забывают
            со временем забывают
            ампутированную руку
            приспосабливаются
            жить
            одной ногой

            А
            как
            забыть
            ампутированное Солнце?!..

            (2)
            Прости, милый мальчик,
            отец твой – неудачник;
            вытри-ка со щечки
            оранжевую слезу.
            Пойдем на крики чаек,
            пойдем на шум прибоя –
            нас волны успокоят…

    Свет нездешнего очертания и женщины, «украшенные сиянием» - главные герои его стихотворений. Порой создается впечатление, что Соняч вдохновляется наследием готического и символического искусства, однако исходит, как правило, из отметин собственной судьбы:

            Особенно утром
            особенно утром
            но если прорвал ты
            ночное удушье
            и трупом свалился
            почти на рассвете
            где пара минуток
            длиннее столетья…
            Ты выпал куда-то
            ты выпал откуда? –
            лежишь освежеван
            а сердце снаружи
            и страшная истина
            жжет кислотою…

    Интенсивность, с какой автор передает фантастические или подсознательные представления, в контексте нашей поэзии уникальны, и сравнить ее можно, пожалуй, лишь с некоторыми стихами Пауля Целана. Поиск и нахождение новых болевых точек ориентирует читателя на глубокое переживание заоконного пейзажа, в его ежеминутном движении домой. Это и создает эстетическое напряжение рваных линий слов:

            Анна – да-а-аль…
            Анна – ма-а-ай…
            Анна – Ад
            Анна – Рай?

            «Отче наш,
            иже еси на небесех!..»
            «Помышляю День страшный
            и плачу деяний моих
            лукавыхъ
            и плачу…»
            Но сердце с какой стороны
            скажи?..

    К сожалению, самовластность поэта не распространяется на окружающий мир, но его творчество может оказаться спасительной терапией, шансом для тех, кто не утратил душу. Ибо поэзия – не просто совокупность сиюминутных озарений и мучительных откровений, а сам принцип организации такого одарения.