Не Украина и не Русь -
Боюсь, Донбасс, тебя - боюсь...
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ "ДИКОЕ ПОЛЕ. ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ"
Поле духовных поисков и находок. Стихи и проза. Критика и метакритика.
Обзоры и погружения. Рефлексии и медитации. Хроника. Архив. Галерея.
Интер-контакты. Поэтическая рулетка. Приколы. Письма. Комментарии. Дневник филолога.
Родился в 1959 году в деревне Буда под Калугой. Однако первые несколько лет детства прошли в Севастополе. Затем родители вновь вернулись в родные места. С тех пор живу в подмосковном городке Обнинск. Работал кочегаром, пастухом, санитаром в психиатрической больнице, директором рынка, журналистом. Сейчас тружусь на городском телевидении главным редактором программы новостей. В 91 и 92 годах издал за свой счет две небольших книжечки стихов. Печатался в «Литературной газете», журнале «Крещатик», альманахах «Под знаком Пушкина» и «Илья», в московской антологии «Приют неизвестных поэтов». Вот вроде и все.
* * *
Брошусь в майскую пену
Сада, и, как назло,
Встречу девочку Лену
Вместе с Гришкой-трепло.
И обидой морозной
Задохнувшись всерьез,
Побегу сквозь колхозный
Сад, ослепший от слез.
Пролечу мимо детства
Пестрой тенью скворца,
С разорвавшимся сердцем –
Семилетний пацан.
Мама с полною крынкой
Встретит возле крыльца:
- Что случилось, кровинка?
На тебе нет лица.
И разломится утро
Половинками дня.
- Мама, Ленка-лахудра
Разлюбила меня!
- Дурачок, разве кроме
Ленки нету девчат…
И сметаной накормит,
Добродушно ворча.
Смажет ссадину йодом
Чуть повыше локтя.
И покажется медом
Жизнь земная моя.
* * *
Боже мой, вот опять за моею спиной
В кинобудке стрекочет кузнечик стальной.
Удивление, радость, волненье, испуг –
Это титры ползут муравьями на юг.
Пляшет бабочка тайных мальчишеских лет,
То во тьму залетев, то явившись на свет.
Стрекоза обгоняет сестру-стрекозу,
Выжимая из глаз слюдяную слезу.
И почти неземное гуденье шмеля
У виска… Из-под ног ускользает земля.
Никого больше нет, ничего больше нет:
Я лечу – я расту… Мне четырнадцать лет.
* * *
Возвращайся в мой сад из кирпичных чужих трущоб.
Я тебе расскажу про дождь ночных многоточий,
Объясню: почему у стрекоз по утрам озноб,
И кому пчела собирала нектар цветочный.
Я тебе расшифрую стук дятла и свист скворца,
И открою секрет, как ткет паук паутину.
Я тебя заколдую кольцом своего отца,
А потом оживлю, как Бог – ожививший глину.
Я тебя научу различать жизнь и смерть впотьмах,
Я тебя ублажу вином и пшеничным хлебом…
Возвращайся в мой сад, я уже починил гамак,
Где мы будем спать нагишом под июльским небом.
* * *
Воскресенье. Вечер. Вечность.
Запах прелости вокруг.
И просвечивает местность
Через кожу смуглых рук.
Стая галок – черной речкой,
Будто смыла купола.
И закат церковной свечкой
Тихо льется на поля.
И почти совсем без сил
Оседает пыль и пепел.
Что-то колокол спросил…
Что-то колокол ответил…
* * *
Вдруг проснусь в тоске по дыму сигарет,
Подойду к окну, а тоска – как плеть.
Это выпал снег, и на белый свет
Из реки звезда не может улететь.
Ты коснулась губ в темноте слегка,
Чтоб к утру уже растворился след.
Вот твое лицо, вот твоя рука…
Дотянусь рукой, а тебя здесь нет.
Это выпал снег. Это лунный свет
Вдруг прожег мой сон ледяной свечой.
Закурю впотьмах, дымом сигарет
Вытесняя сон из тоски ночной.
Разведу рукой наважденья дым,
Усмехнусь едва на смещенье лет.
Это было там, где я был любим,
Дотянусь рукой, а меня там нет.
* * *
Дом культуры, советская хроника:
Тень и свет, свет и тень, тень и свет…
Жизнь, размытая взглядом дальтоника,
С четырех до шестнадцати лет.
Как ночной мотылек или бабочка,
Угодившая в тесный сачок, -
Черно-белая Красная Шапочка,
Черно-белый Иван-дурачок.
Как «Титаник», но с русскими ятями,
Выплывает сгоревший барак,
И скользнув по заснеженной памяти,
Погружается в сладостный мрак.
Свет и тень, тень и свет – это полосы,
Что бегут, и бегут, и бегут…
Черно-белые мамины волосы
Туго скручены в тоненький жгут.
Лента лжи извивается коброю,
Соблазняет нас красной ценой.
Мама верит в другую – загробную
Жизнь, которая будет цветной.
* * *
Из больничного окна
Улица чуть-чуть видна
С треугольниками крыш
Черными… Пока не спишь,
Кажется, - сквозь плач и дрожь –
На земле один живешь.
Вытирая пот со лба,
Чувствую вокруг движенье:
Жизнь имеет продолженье
Тайное… А то, что ищем,
Кружится вокруг столба
Мотыльком ночным и нищим.
Даже если верить снам,
Загустевшим, будто дым,
Я еще тобой любим
Безнадежно… Я и сам,
Расставаясь, распрямляюсь
Расстоянием ночным.
Из больничного окна
Улица чуть-чуть видна.
Женщина едва любима.
Тени низких облаков.
И душа – на сто веков,
Но она неуловима.
* * *
Лампа светит тускло, будто
Прячет нас от страшных лет.
Ничего теперь не будет,
Да и не было, и нет.
Кто-то плачет в самоваре,
А в углу поет сверчок.
Мы индийский чай заварим
Под болгарский табачок.
Нам с тобой уже не ведать
Одиночества в дому.
И не спрашивать: «Что делать?»,
«Кто виновен?», «Почему?»
Полночь смотрит глазом карим
К нам в окно. А мы – молчок.
Мы бразильский кофе сварим
Под французский коньячок.
Посреди России снежной
Слабо светится окно
Отраженьем жизни прежней
И чужой давным-давно.
Время век о вечность точит,
Приставляя смерть к виску.
Мы допьем остаток ночи
Под российскую тоску.
КОММЕНТАРИИ
Если Вы добавили коментарий, но он не отобразился, то нажмите F5 (обновить станицу).
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
