Из выступлений

    - С моей точки зрения, филолог, который не владеет писательским мастерством, как правило, не очень хороший филолог. Лучшие филологи ХХ века – Андрей Белый, Умберто Эко...
    Поэты теперь в основном пишут не для широких масс, а для узкого круга себе подобных и себя изучающих. И это нормальное положение литературы в современном обществе... (Ю.Орлицкий).

    - Юрий Орлицкий и Борис Иванюк – это те, кто преодолел «страх влияния». Они очень начитанны, хорошо знают поэзию, тонко ее чувствуют, могут анализировать – и все это заставляет их быть осторожными... чтобы никуда не вляпаться... (смех) Потому что они знают, что идут по прохоженной тропе. Отсюда их осторожность и изысканность... (С.Медовников).

    - Что вы понимаете под словом «изысканность»? Дайте определение.
    - Изысканность – это когда что-то хорошее делается наименьшим усилием.
    - Я понимаю человека, который стоит на берегу и о чем-то думает. А вот – мысль человека, который плывет? Наверное, она очень отличается от мысли человека, который стоит на берегу. Именно так мыслит Алексей Зарахович... (С.Шаталов).

    - Поэзия – это когда вступают в силу какие-то скрытые законы мировой тайны. Вот стоит стул, вот – стол, вот – вещи какие-то: они для нас привычны и безлики. Поэту дано увидеть в этих простых вещах свою, только ему доступную тайну... (Ю.Соняч).

    - Слушая стихи Юрия Орлицкого и Бориса Иванюка, я чувствую, что это филологи. Очень четкое выражение мысли, понимание, где надо ставить точку... Но при всем при этом – это стихи. И это меня удивляет...
    Алексей Зарахович свой доклад об «абсентизме» должен был читать в прошлом году на киевской конференции «Поэзия в зеркале XXI века». Тогда мы так и не узнали, что это такое. Теперь он приехал в Донецк с докладом на эту же тему, и здесь мы не только не услышали доклад, но не увидели на конференции и самого докладчика. И это понятно, ведь absent – значит «отсутствовать»... (смех) А если серьезно, то именно в этом отличие стихов Зараховича: он как-то умеет увидеть мир без себя... (Э.Свенцицкая).

    - Стихотворение, которое можно пересказать и, так сказать, «обответить» (по Северянину), незачем вообще писать. Зачем его писать, если можно сказать прозой? Чего ради рифмы городить, кому это нужно?..
    Мне очень приятно, что я оказался в этом городе. У вас какой-то заповедный мир. Это не касается русского языка, нет... Я говорю о каком-то трепетном отношении ко многим вещам, о которых за пределами этого заповедника вообще забыли... (А.Зарахович).

    - Стихотворение само по себе странно по природе: с одной стороны, есть речевое время, отпущенное ему, это время смертное; а с другой стороны – хочется, чтобы оно не текло, а как-то длилось, чтобы смысл в нем глубинный и вечный проступал...
    Когда идет словесный поток, это как бы уже и не важно... Когда текст читаешь – можно остановиться, подумать... А когда слушаешь живое, голосовое исполнение, то перестаешь обращать внимание на слова, и не только на слова – не важны уже и межсловесные провалы... И начинаешь видеть, условно говоря, «астральное тело» текста...
    У меня, например, очень сильная синестезия, я вижу звук, перевожу его в цвет, и, слушая стихи Алексея [Зараховича], я едва не ослеп от слов – они уже мерцали, мигали... И я почувствовал в них что-то такое белесое... Потом я подумал, что, наверное, это цвет души.
    Я рад, что это сегодня произошло. Такое очень редко бывает – читатель вообще редко общается с хорошим произведением. Лично я последний раз испытывал такое наркотическое чувство лет 15 назад, когда читал «Женский портрет» Генри Джеймса. Я говорю это совершенно без комплиментарно-ситуативного отношения: для меня сегодняшняя встреча с поэзией Алексея – говоря шукшинским языком – «праздник души».
    Наши стихи – филологические, это ясно. При чтении наших стихов можно удивляться или возмущаться – это не важно. Но вот этого ощущения – белесой дымки – все-таки в стихах филологов я не чувствую, даже в своих... (Б.Иванюк).

    - Один мой товарищ, известный прозаик, сказал как-то, что после 30 лет читать уже нельзя – не вмещается ничего... Вот сегодня было ощущение, что все-таки это неправда. Что можно читать и после 30 лет... (Ю.Орлицкий).