>БАРОН ОБРАЩАЕТСЯ К ТЕБЕ

    Дорогой мой, мне нужна твоя помощь!
    В наше время, когда случилась главная из потерь – доверие друг к другу, когда люди разобщены ужасными противоречиями, человечество погрязло в лени, тупости и лжи, - я задумал беспрецедентную акцию, способную возвратить истинные ценности, отвлечь людей от дрязг и обернуть их лицом к небу!
    Я снова лечу на луну!
    Мне нужны такие же безумцы, способные быть рядом, участвовать в полете и рассказать всему миру эту правдивую, хотя и невероятную, историю, очевидцем которой ты станешь!
    Я жду тебя с 29 мая 2003 года.
    С тобой свяжутся мои люди из творческого объединения «Точка опоры».
    Надеюсь, столь грандиозное событие сможет отвлечь тебя от тягот и мыслей о деньгах. И я тоже, дабы не обидеть тебя, обойду стороной эту тему.

Твой навеки, Карл!

ПРОШЕЛ ГОД. И ЧТО?

Вау! знакомые всё лица.
Кочетков и Анпилов, Каденко и Васильев,
Король и Соболев, Завгородний и много других,
кто приезжал в Святогорье год назад.
Что же произошло за этот год?

    Михаил КОЧЕТКОВ (МОСКВА):
    - Ну, во-первых, выпустил диск, который называется: «Когда накроюсь медным тазом...» Один мой, как говорится, биограф, который ходит за мной, как Лука за Христом, правильно заметил: названия всех трех моих дисков выражают некое двигательное начало: «Пока меня не раскусили...», «Несмело, товарищи, в ногу...», «Когда накроюсь медным тазом...»
    На диске 21 песня, половина из которых написана в 78-81 гг., а остальные – за последние 5 лет. И вот такое ощущение – что все об одном и том же. Наверное, сам для себя я уже закрыл эту тему, которая меня волновала 20 лет подряд. Не потому, что я больше об этом писать не буду, но я удовлетворил сам себя, со стороны посмотрел – все-таки занимался тем, чем надо.
    Новый проект, который я сейчас хочу начать: «В моей жизни прошу никого не винить...» Не знаю, но состояние беременности в организме чувствуется. Может быть, для написания каждой новой песни нужно становиться новым человеком. Есть, наверное, такие циклы человеческого омоложения – в три года или в пять, у кого как. Если честный и серьезный труд, то, по большому счету, человек должен отдавать часть своего здоровья. Становишься либо инвалидом, либо от чего-то освобождаешься.
    Я вот, честно говоря, может быть, не записал бы этот диск, если бы какие-то, наверное, правильные решения не были приняты по жизни. Я, к сожалению, за весь этот прошедший год не напился – вот так, откровенно, да. На концерте. Не было такого. К сожалению. Чувствую, что старею, сил не хватает. Что будет к следующему фестивалю – мне и самому интересно...

    Андрей АНПИЛОВ (МОСКВА):
    - Между двумя фестивалями я перевел с испанского несколько песен... В сентябре должна выйти детская книжка... Мы издали в серии «Варварская лира» лирику покойного Берестова, к его 75-летию. Я написал воспоминания о Валентине Дмитриевиче.
    Да, у меня вышел диск: «Парусники, птицы, острова». Там 22 песни, 20 стихотворений (что сейчас не делают), книжечка вложена (4 рассказика, картинки) – такой вот разный Анпилов...

    Владимир КАДЕНКО (КИЕВ):
    - В личной жизни произошли два события. Одно – трагическое, смерть отца. Другое – радостное, рождение дочери...
    Было много интересных поездок. И написано было много. Две комедии: «Камасутра с легкими травмами» и «Соломоновы притчи». Несколько рассказов. Несколько песен и стихотворений. Перевел несколько книг. Вышла книга стихов в Петербурге, называется: «На долгую жизнь...» (в серии «Варварская лира»). Там же, в Петербурге, в конце года выйдет том прозы.

    Владимир ВАСИЛЬЕВ (ХАРЬКОВ):
    - Основное событие – вышла книжка стихов. Не могу сказать, что это важнее, чем песня, но тоже важно: не будет стихов – не будет и песен. И состоятельность бардов, мне кажется, определяется именно стихами. Чем стихи интереснее, чем они ярче, тем интереснее и ярче получаются песни.
    Были поездки – в Канаду и в Израиль. В Израиле был на фестивале «Дуговка»; встретил друзей, которых знаю много лет. Ребята преподнесли мне подарок: пока я ездил по стране, они сделали альбом о моем пребывании на Дуговке ...

    Владимир и Лилия ЗАВГОРОДНИЕ (ВЛАДИМИР-ВОЛЫНСКИЙ):
    - Мы много ездили: Сумы, Черкассы, Балаклава, Кременчуг, Славутич, «Большой Донбасс», Киев...
    - Произошла и качественная перемена: у Володи появилась новая гитара – это подарок Вадика Гефтера. Мы записали диски (много лет об этом мечтали). Зимой был концерт в Донецке...
    - Каждая песня для меня событие, так как я пишу мало. Поэтому вполне могу перечислить, что написал за год: «Балаклавский ноктюрн» и 4 песни к «Шотландскому циклу». Для меня это очень много.
    - А еще у нас был концерт, посвященный 3-летию нашего клуба «Передзвін», - своеобразный итог его деятельности в городке, где мы живем...

    Александр КОРОЛЬ (КИЕВ):
    - Это был очень тяжелый год: я похоронил очень близких людей. Ну и здоровье – некоторые части организма напоминают, что тебе не 20 лет, хоть ты этого упорно не хочешь замечать...
    Тем не менее, написал несколько песен. Конечно, это меньше, чем когда-то, когда я был помоложе. Сейчас я пишу гораздо меньше, но, мне кажется, достаточно приемлемого качества.

    Андрей СОБОЛЕВ (СЕВАСТОПОЛЬ):
    - За год, во-первых, укрепилась дружба – между двумя точками опоры: одна находится в Донецке, другая – в Севастополе. Была взаимовыручка, взаимоподдержка. Фестиваль «Балаклава – 2002» был очень сильно обеспечен поддержкой донецкого фестиваля – и материально, и интеллектуально, и творчески.
    Второе: за это время я несколько раз был в Донецке, выступал с концертом. И наоборот, в Севастополь приезжали донецкие авторы (Барановский, Гефтер).
    Наконец, третье, я записал новый альбом («Огонек в ночи») – тоже в Донецке, на студии «Медиазавр» в творческом объединении «Точка опоры».

МЫСЛИ ВСЛУХ                

    Владимир ВАСИЛЬЕВ (ХАРЬКОВ):
    - Жизнь многообразна в своих проявлениях, и я только
    стараюсь следовать жизни и пытаюсь ловить ее моменты…
    - Мы новых истин не открываем – все уже было сказано до нас. Но интерес заключается в том, что сказано по-своему…
    - Хорошие стихи всегда со вторым планом. И музыка должна этот второй план угадать. Музыкой можно совершенно в другую плоскость стихотворение перевести. Например, стихотворение Арсения Тарковского («Вот и время прошло…») – как его поет Берковский и как София Ротару. Его можно улучшить, но можно и угробить…

    - В каждой песне содержится своя энергетика. А на концерте любой бард является энергетическим донором. А когда его хорошо слушают, он тоже подзаряжается. Бывают разные состояния публики – бывает такая стена отчуждения, что приходится выкладываться, чтобы пробиться. И это не обязательно связано с «черствостью душ». Это может быть связано даже с метеорологическими условиями...
    - Мне созвучны поэты «военного поколения»: Юрий Левитанский, Борис Слуцкий, Давид Самойлов… Особенно Давид Самойлов. Он не читал свои стихи во дворцах спорта, не витийствовал на площадях, но время все расставляет по местам…
    - У Высоцкого песни достаточно просты, но с глубоким подтекстом. Да, он озвучивал эпоху, свой взгляд, но у него еще было великое сострадание к людям. А люди это чувствуют…
    - Второй план – это то, что заставляет человека думать дальше...

    Нина КОНЕЦКАЯ (САНКТ-ПЕТЕРБУРГ):
    - В Питере с бардовскими кругами достаточно сложно… У нас сейчас затянувшийся кризис. Есть талантливые люди, но нет человека, который бы всех объединил, но при этом сам не писал песни. Все стоят, расставив локотки, и каждый боится, как бы не заняли его место. Ну, это не только в бардовской среде – это во всех сферах искусства и шоу-бизнеса…
    - Но сейчас происходит какой-то сдвиг… Люди с классическим образованием – слушают авторскую песню… Мало того: слушает даже самая тяжелая публика – тинейджеровская, которая было воспитана сначала на роке, потом на попсе. Для меня это приятнейшая из загадок. У нас сейчас идут вечера, посвященные Окуджаве. Фантастика! В зале 300 человек (тинейджеров!) – и гробовая тишина. Потом они подходят, берут автографы и говорят: знаете, вы нам помогли почувствовать единение, мы ведь так разобщены…

    Владимир СЕМЕНОВ (КИЕВ):
    - Об этом как бы подсознательно всегда думаешь, но вслух очень редко высказываешь... Вначале, когда что-то получается и окружение реагирует вполне приемлемо, придает тебе уверенности, сил, то как-то движешься по принципу, что нужно ловить этот золотой момент, когда все идет, ну, что ли, по вдохновению – не важно, стихи или музыка, или какие-то другие вещи. Потом приходит момент, когда вдохновения меньше становится, в силу разных причин, но уже, с одной стороны, какой-никакой опыт появляется, а с другой стороны... Вот у меня был любимый тост в какой-то период времени – не бог весть какие слова, но принадлежат они Нильсу Бору: «Мы всегда должны быть готовы к чему-то

важному» . Я их взял на вооружение в начале 90-х, когда образовалась огромная яма между тем, что сущест вовало до, и тем, что пришло потом... Это можно по-разному объяснить – экономически, политически... Наверное, это совпало и с возрастом: счастливая молодость – и сегодняшний день. И масса других вещей. Потому что в 70-80-е окружали люди, которые были как плотная оболочка между тобой и всем окружающим миром. Такая была потрясающая самодостаточность – и в творчестве (в песнях, в частности), и в человеческих общениях... Да, люди, может быть, меньше думали о дальнейшей карьере... Но, тем не менее, это, действительно, были счастливые годы, и я помню, как я гордился всеми этими компаниями и ситуациями, в которые попадал... Как-то все само сложилось, без каких-то даже усилий... И теперь, когда отношение с миром сильно обнажилось, в силу того, что кто-то уехал, кто-то ушел в себя, а кто-то, к сожалению, ушел в иной мир... Просто чувствуешь, что если не продолжать... хотя бы пытаться продолжать делать то, чем ты занимался раньше, то, в общем-то, ты превратишься в какое-то аморфное существо, которое, может быть, и будет где-то зарабатывать себе на хлеб, и довольно временами удачно, может быть, будет все в порядке по всем остальным пунктам, - но что-то главное пропадет... Есть хороший пример, опять же, друзей, которые добровольно уходят от этого. Порой такая грусть на их лицах – не та, которая присуща вообще человеку, а какая-то безысходная... Она как будто током ударяет, и еще раз себе говоришь: нет, надо это все продолжать... Я, в общем-то, считаю себя читателем поэзии, который приучил себя читать с гитарой в руках. Но сегодня, когда я вижу, что стихотворение – не песенное, я ощущаю даже больше удовольствия – от понимания, что дошел до того уровня, когда не пытаюсь извлечь из поэзии только ее песенность, а сознаю, что это часть твоей жизни... Когда собираются вместе люди, которые для тебя знаковые, и ты, в общем-то, довольно близок с ними и волей-неволей участвуешь в общем процессе, - вот эта часть жизни проявляется не на поверхности, она – основная, как глубинный айсберг... Именно она помогает мне с независимостью смотреть на окружающие вещи и довольно комфортно чувствовать себя наедине с собой.

    Лев АННИНСКИЙ (МОСКВА):
    - Я сын бедных родителей, происходящих из этих мест. Отец – донской казак; мама – еврейка с Украины. Что небезынтересно, поскольку родословной своей я занимаюсь уже много лет. Но прежде я скажу два слова о том, чем я занимался, когда Союз еще не распался и на Украину еще приходили книжки из России. В ту пору я был литературным критиком тогдашней молодой литературы.
    Тогдашняя молодая литература – это нынешние 70-летние. Это так называемые «шестидесятники». Этот термин неправильный. «Шестидесятники» – это «новые люди», по Чернышевскому. А то, что нас назвали тем же словом, - ошибка. Мы – «пятидесятники». Мы сформировались в эпоху ХХ съезда партии и пытались приложить «человеческое лицо» к тому, что потом стало называться «тоталитаризмом», а тогда называлось «социализмом». «Человеческое лицо» теперь приходится прикладывать к рынку – в общем, к тому, что судьба дает. Да ради Бога... То, что мы специалисты по «человеческому лицу», - это факт. Потому мы и такие неудачники, что пытались это «лицо» приложить к тому, что было дано.
    Занимался я этой самой молодой литературой и дальше, когда она перестала быть молодой и оказалась просто либеральным

проектом. Либеральный проект закончился в тот момент, когда либералы пришли к власти и развалили Союз. И оказалось, что это поколение, которому я принадлежу, виновато в том, что Союз распался, что рынок – противный, что вывески переклеили, а люди остались теми же самыми, что вчерашние тоталитаристы, коммунисты и прочие под другими знаменами хотят делать то же самое – и т.д. Вот мы в этом во всем виноваты.
    Поэтому нашлись яркие, талантливые новые ребята, которые сказали, что мы – дерьмо, дурно пахнем. Я цитирую Галковского: «Вы, шестидесятники, плохи тем, что вы дурно пахнете». И в этом дурнопахнущем состоянии я с удовольствием пребываю по сегодняшний день. Правда, критикой заниматься стало неинтересно, потому что пропало ощущение общего процесса литературного. Мне объяснили, что теперь я эссеист. А эссеист пишет о чем угодно.
    Я написал книжку «Барды». Так сложилось, что я был знаком с отцами-основоположниками. С Вертинским, к счастью, нет, вот с Охрименко – был. С Окуджавой – и даже записал его, кажется, первый. С Анчаровым. Ну, о Визборе и говорить нечего: Визбор, Окуджава, Городницкий – это наша эпоха.
    Потом мне захотелось понять: как так получилось, что целая страна исчезла – старая Россия... Могу сказать, что я понял. Для этого мне пришлось целую теорию выстроить. И написать книжку - «Серебро и чернь».
Когда рожает человек? В 20-25 лет. Вот шаг поколения. Каждые 20-25 лет нужно ждать, что накопление этнического материала каким-то образом маркирует себя иначе. Тогда я спрашиваю: а что между отцами и детьми? Никого нет? Обязательно есть – старшие дети или младшие братья. Обязательно. Между людьми, не попавшими на войну, и нашими отцами, а это поколение Николая Островского и Шолохова, - между ними возникает еще одно поколение, которое гибнет на войне: молоденькие наши старшие братья, мальчики державы -–Самойлов, Окуджава... Значит, 25 надо разделить надвое. И искать события, которые маркируют поколения через 10-12-15 лет.
    И я стал считать: 17-й год. Событие? Прибавим 12 – 29-й год. Красиво? Прибавим еще 12 – 41-й. Неплохо? Еще 12 – 53-й... Знаете, меня эта мистика так захватила – я прямо Пифагором себя почувствовал. Начал обратно отсчитывать. 905-й – очень хорошо. 93-й – Ленин приехал в Питер, возникает «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Даже хотели немножко стрелять в губернаторов – социалисты-революционеры. Но – «Нет, все теперь иначе!» – и пошло, с середины 90-х. Еще отсчитаем – 1881-й... Ну, в общем, я понял, что мне нужно понять, что такое поколение Серебряного века. Я рассуждал так: Александра II взорвали – а Блок родился за несколько месяцев до этого. Ну, Блок – это фигура, которую не обойти. А мне нужно было найти 12. Почему-то мне эта цифра была нужна – 12 великих поэтов. Блок. Клюев. Хлебников. Гумилев. Северянин. Ходасевич. Мандельштам. Пастернак. Ахматова. Цветаева. Маяковский. Есенин.

    - Так откуда они берутся? (С.Мартынюк)
    - Из таких, как ты. Вот пришел и слушаешь меня – вместо того, чтобы играть в футбол. Вот женщины рождают таких.
    - Ну какого черта этому Ломоносову надо было в своей архангельской деревне?
    - Ну как... Хотел учиться в славяно-греко-латинской академии.
    - А откуда он о ней узнал?
    - Купцы-то по миру ездят, рассказывают: «Вот во польском царстве хорошо живут». – «А где польское царство?» – «А черт его, где-то там...» - Идет искать польское царство, а ему встреча ется какой-то грамотей и говорит: «Нечаев, надо царя убить, тогда хорошо будет». Сергей Нечаев. Хорошо с тихи мальчик писал. Хорошо учился. Талант был. А пришел в Питер – и чувствует, что не тянет. И от зависти убивает Иванова, он же Шатов. Достоевский пишет «Бесы». Вот кратчайший путь талантливого мальчика, которого родила мать, чтобы он был интеллигентом...
    - Мое поколение говорило: «железно», другое поколение говорит: «клёво»... Русский язык постоянно что-то рождает. А украинский? А ну, пацаны, скажите мне хоть одно новосделанное украинское слово? (Б.Владимирский)
    - Каністра (Д.Старусев).
    - Так это ж не здесь надо такие вопросы задавать, а на Западной и Центральной Украине, - здесь мы по-русски мыслим и разговариваем (С.Мартынюк).
    - У меня ощущение, что украинский язык обречен. Он абсолютно архаичен, как иврит... (Б.Владимирский).
    - Подожди, ты сразу задел несколько моментов. Во-первых, украинцы с полным основанием считают русский язык испорченным славянским. С каким полным основанием? Полно галлицизмов, англицизмов и всего прочего... Зато каждый сезон русский язык порождает очередные «угарают», «тусовка», «шмуцовка»... – без конца учишь новые слова. Но ведь и охват какой!.. А какой простор для художества!.. (Л.Аннинский).
    - У меня жена – лингвист. Я ее попросил: переведи мне на нормальный английский язык слово «говноналиватор» (я хотел визитку себе сделать). Говорит: «Нет такого слова!» Русский язык в этом отношении совершенно замечательный. Не то что украинский... (Б.Владимирский).
    - Ты знаешь, я сниму шляпу перед украинцами... (Л.Аннинский).
    - Извинить можно украинцам только одно гениальное слово: «кохання». У нас можно по-русски «заниматься любовью», а вот «заниматься коханням» - нельзя (Б.Владимирский).
    - «Кохатися» (Н.Хаткина).
    - «Заниматься любовью» – это перевод с английского: «make love». А в русском сроду не было этого. «Жалеть» – было. «Я тебя жалею». – «А что ты с ней в постели делаешь?» – «Все равно жалею...» А когда пошла с Запада технология – пошло «make» и т.д. Ты задел очень важную проблему. Есть языки архаичные, а есть – подвижно-податливые. Украинский – архаичный. Хотя они из одного корня. Белорусы ищут свое место. Но ты понимаешь, может, это и не плохо – сохранять старое. Не знаю, зачем. Вот просто – надо. Для дела это не надо... (Л.Аннинский).
    - Українську мову сприймаєш на якомусь державному рівні, та ще на шароварному, коли йде тема гопака. Але є інша мова: молодіжна, арго... Хлопець [Д.Старусев] підтвердить – в нього чудові вірші українською мовою... (Н.Хаткина).
    - Это началось в начале 90-х, когда молодежь начала говорить по-украински... (Д.Старусев).
    - А ты мне все это говори по-украински... (Б.Владимирский).
    - ...коли молодь почала розмовляти українською мовою. Одне добре, що саме лайок в українській мові нема... (Д.Старусев).
    - Ребята, вы не о том подумали... Дело в том, что я являюсь обладателем собаки породы лайка. Порода у нее такая: западносибирская лайка. А когда собака выполнила все нормативы, ей выдается собачий паспорт. Я мечтаю о таком паспорте: фотография с поворотом на три четверти и напечатано типографским шрифтом: «Взята под охрану законом». Это не то, что мы с вами. А собачку – охраняют. Вот идем мы получать паспорт. Мне говорят: в связи с законом про державну мову текст паспорта должен быть написан по-украински. А «лайка» українською мовою є «сварка». То есть какие-то выяснения отношений. «Лаятись» – «ругаться». Так, интересно, говорю... А как же теперь моя собачка на державній мові? – «Західносибірський гавчик» (Хохот.) Минуточку. Я ж тоже не простой пацан. Я говорю: «А если б у меня был фокстерьер?» «А тут є примітка: назви собак іноземного походження не перекладаються. То фокстер’єр так і буде». Я говорю: «Так лайка же – западносибирская! Не украинская!» (Б.Владимирский).
    - «Гавчик» – хорошее слово (Л.Аннинский).
    - Видел бы ты этого зверюгу... «гавчик»... (Б.Владимирский).

ЧТО ГОВОРЯТ О БАРДАХ
НА РОДИНЕ БАРОНА

ДВА КРЫЛА.
ДОСТАТОЧНО ДЛЯ ПОЛЕТА?

Беседа Владимира АВЦЕНА
с Ильей ТИМАКОВЫМ и Виталией ЛЕВИНСОН

    В.А.: Илья, на ваш взгляд, авторская песня сегодня более жива, чем мертва, или более мертва, чем жива?

    И.Т.: Ну, жанр жив вполне, есть старые, есть новые авторы. Разумеется, из-за того, что стали более доступны средства распространения информации (возможность выпускать диски, книги, публиковаться в интернете), та часть авторской песни, которая раньше не вылезала дальше уровня слетов и небольших концертов, сейчас более широко проявляется. То, что раньше было художественной самодеятельностью, сейчас стало достаточно большой составной частью жанра, и деваться от этого некуда, с этим приходится мириться. С другой стороны, появляются люди, хорошо владеющие стихом, гитарой, голосом, которые профессионально этим занимаются. И если раньше авторы должны были где-то работать, получая зарплату, а авторская песня была для души, то сегодня авторы могут с этого жить. В России, по крайней мере. А, скажем, в Штатах, авторы занимаются этим между делом, потому что там прожить этим нельзя. Авторская песня там, в экономическом смысле, в таком состоянии, в каком она была в Советском Союзе.

    В.А.: Авторская песня – это понятие только советское (российское) или можно говорить о немецкой, французской, английской и так далее авторской песне?

    И.Т.: Во-первых, я все-таки различаю, к неудовольствию некоторых мэтров, авторскую песню и КСП. Если в авторской песне, судя по названию, важно слово «автор», т.е. личность, единица, то в КСП главное – клуб.
    Если говорить о социальном движении, каким было и, в общем-то, остается КСП, то, разумеется, это совершенно уникальное явление, которое могло быть порождено только советским обществом (со всеми его отличиями от нормального общества).
    Авторская же песня появилась задолго до Окуджавы – Анчаров, Агранович, Охрименко, чьи песни стали народными, прежде чем пришли в среду столичной интеллигенции и откуда пошли обратно в народ. И Окуджава писал ведь сначала для своей компании и был очень недоволен (поначалу, по крайней мере), что его песни покинули круг друзей и завоевали такую популярность.
    А еще раньше русскоязычную культуру взорвал французский шан сон. Якушева вспоминает, как она ходила на концерты Монтана в Лужники. Оказалось, что индивидуальность автора, личностная песня – могут привлекать огромное количество людей. 10 тысяч человек на концерте – и каждый уверен, что автор поет только для него. Вот в этом, я думаю, и заключается отличие авторской песни от эстрадной, когда исполнитель обращается со сцены сразу ко всем – и ни к кому в отдельности. В авторской песне хорошему автору на хорошем концерте удается настигнуть каждого сидящего в зале, иначе концерт не удался или это не совсем авторская песня.
    В Германии в 20-30-е годы были популярны кабаре с очень интересными авторами, и вообще с большим уважением относились к слову, к устной культуре, о чем тогда в России оставалось только мечтать. Было некоторое подобие наследия Серебряного века. Потом оно получило очень разное развитие в Западной и Восточной Германии. На Западе – всё ушло на большие сцены, потому что иначе было не выжить, а на Востоке авторскую песню радушно принял комсомол и поддержало государство: здесь проводились слеты и, главное, Берлинский фестиваль политической песни – с конца 60-х годов это была главная отдушина в ГДР. В 1999-м году этот фестиваль был возрожден, а с 2001-го возрождена традиция приглашения авторов из России...

    В.А.: Автор – понятие штучное. И хотя талантливых людей всегда много, есть имена, которые на слуху, которые представляют современную авторскую песню. Вы могли бы назвать эти имена?

    И.Т.: Стало уже общим местом говорить, что 90-е годы не дали в России ни одного автора... Разве что Шаов. Но Шаов, во-первых, появился все-таки раньше, а во-вторых, это как бы эстрадное крыло авторской песни, где расчет идет на массовую публику. Здесь же работает Митяев...

    В.А.: Розенбаум?..

    И.Т.: Розенбаум – это самый трагичный случай. Талантливый человек стал подстраиваться под публику, стараясь завоевать как можно больше слушателей. И сейчас он окончательно исписался: его последние песни – это уже не поэзия... Леонид Сергеев тоже ужасно боится тишины в зале, для него главный показатель контакта с публикой – ее истерический смех...

    В.А.: Значит, на поэтическом Олимпе сейчас нет ни одного барда?

    И.Т.: Кроме Щербакова – никого.

    В.А.: Ну а, скажем, такие авторы, как Ким, Сухарев, участвуют в современном процессе или это уже застывшая классика?

    И.Т.: Из классиков я знаю только одного, кто постоянно пишет что-то новое – это Городницкий. Куда бы он ни приехал, пусть даже через полгода после предыдущего концерта, можно быть уверенным, что будет что-то новое, и не только из уважения к публике, а потому, что он иначе не может. А Ким, который, кстати, возрождал традицию приезда в Германию на фестивали, три года назад на пресс-конференции поразил немцев, когда сказал, что за последние 10 лет не написал ни одной песни.
    Сильных поэтов сейчас в авторской песне нет, но есть сильные композиторы. И то, что поет «Азия», я думаю, - вершина на данный момент. Как в свое время «Первый круг». Сейчас это планка, марка качества. Эти люди хорошо умеют выбирать стихи, умеют их подать. Бродского, Соснору...

    В.Л.: Илья, а тебе не кажется, что «Азия», при всем ее композиторском уровне, тоже отходит от авторской песни? Ведь ни одной их песни практически никто, кроме Елены Фроловой, не поет. Их песни можно только слушать. Выходит, песен ведь как таковых нет...
    И.Т.: Я слушаю песню – получаю удовольствие: прекрасные стихи, прекрасная музыка, прекрасная подача. Всё! Будет ли эту песню кто-нибудь потом петь – мне абсолютно все равно! Я вообще не понимаю, что это за критерий. Как мы можем это знать?
    В.Л.: Понимаешь, есть песня, которую ты послушал и захотел спеть, как поешь песни Никитина, Городницкого, Кукина, Высоцкого... Поешь не на сцене, а для себя. А песни «Азии» - для медитации. Медитация не предполагает соучастия...
    И.Т.: Это то же самое, что ты приходишь на выставку и говоришь: «Эта картина мне нравится, я сейчас сяду и нарисую такую же или сделаю копию». А другой человек придет и скажет: «Эта картина мне нравится, но я знаю, что я никогда такого не достигну. Мне это и не нужно: я посмотрел, какое-то настроение появилось, а от другой картины – другое настроение...» «Азия» для меня и есть такое настроение. Спасибо ей – праздник на один-два дня. Причем, не обязательно, что я этот праздник должен нести кому-либо еще. Это разные вещи.
    Есть песни (Визбор, например). Песни о жизни, которые меня лично затрагивают и которые подтверждают классическое представление о том, что поэт лучшим образом высказывает общеизвестные истины. Тот же Городницкий: все понимают, о чем речь, но он сказал это лучше. На то он и поэт.
    В.Л.: Так, может, смысл авторской песни в этом и заключается, что кто-то лучше сказал то же, что ты хотел сказать, что ты чувствуешь и для себя повторяешь эти слова, потому что они твои на самом деле? Юрий Андреев сказал, что песня – это птичка о двух крылах: если чересчур сложная поэзия положена на такую же сложную музыку, то она не полетит.
    И.Т.: С какой точки зрения она сложна? С точки зрения Васи Пупкина, который отстоял 8 часов у станка и мечтает только о том, чтобы взять в руки банку пива и сесть у телевизора? Я думаю, тут любая поэзия, даже Сухарев, будет сложной. А человек, который всю жизнь читал стихи, - я думаю, он даже и Бродского иногда поймет!..
    В.Л.: Для чего нужна песня, если в ней нет мелодии?
    И.Т.: Мелодия нужна только для одного: хорошие стихи всегда многозначны, а мелодия дает одно из прочтений. Человек, написавший мелодию к стихотворению, хочет показать, как он его прочел. Не больше, но и не меньше. Никто не претендует на то, что это прочтение единственно правильное. Придет другой человек и напишет на те же стихи другую мелодию.
    В.Л.: Я о другом... Конечно же, любые песни имеют право на существование. Но есть песни для широкого круга и есть – для узкого. Например, русские песни Свиридова – для консерваторских певцов, в народ они не пойдут. Так же, как и песни Мирзаяна на стихи Бродского.
    И.Т.: А что в этом удивительного?.. Когда я хожу на «Перекресток» в Москве, я вижу, что в зале сидят... ну, 20 человек. Это уже достижение. Совершенно нормально, что есть песни, которые слушают 20 человек из 100, а может быть, и 5 из 100. И авторы, которые пишут именно для такого контингента, пишут для себя. Они даже удивляются: «Кому это интересно?»
    В.Л.: С этим я разве спорю? Я только возразила на твое утверждение, что «Азия» – это тот уровень, к которому нужно стремиться...
    И.Т.: Я сказал, что есть два крыла. Одно – эстрадное: Леонид Сергеев, Мищуки, Хомчик, п римкнувший к ним небесталанный Шаов... Самый яркий автор здесь – Митяев. Это песня, рассчитанная на массового слушателя, на абсолютно простые реакции, здесь не нужно задумываться – сразу ясно, о чем речь. На этом полюсе важно количество. Количество публики, количество проданных дисков и т.д. Все остальное находится как бы на втором плане. Другое крыло – это авторы, которые меряют все качеством. Их мало интересует количество, они пишут друг для друга. И вот на этом полюсе планку держит именно «Азия», как раньше «Первый круг». Здесь же – и замечательная компания «32 августа»...

    В.А.: А где находятся Лорес, Дикштейн, Ланцберг?..

    И.Т.: Ланцберг – прекрасный пример автора, который в треугольнике «стихи – музыка – исполнение» настолько уходит в поэзию, что пренебрегает исполнением. Его лозунг: «Имеющий уши – услышит». Это пример тяжелой, многослойной поэзии. Если бы он, скажем, увлекался гитарой или, допустим, анекдотами, то, скорее всего, в его поэзию никто бы особо не вникал.

    В.А.: Но ведь есть авторы, внешне не сложные, достаточно простые для восприятия, которые не прочь позабавить публику, но при этом и тонки, и глубоки – Кочетков, например...

    И.Т.: Ну, Миша – это поэт, прежде всего. Серьезнейший поэт. Мы в свое время организовали его поэтический вечер – и часов шесть слушали не отрываясь. Читал он и свои стихи, и чужие – и открыл нам огромный пласт культуры... А через два дня он пел на концерте, и там он показал, что может и так, и сяк. Но предпочитает публику особо не загружать. И ничего тут не поделаешь. Он знает, на что люди ходят.
    В.Л.: В свое время Визбор тоже на концертах перемежал свои песни большим количеством баек...
    И.Т.: Не в одних байках дело. Мой папа, который просто молится на Визбора, был на паре его концертов и был поражен: Визбор пел какие-то простые вещи, и никакой особой поэзии в них не было. Он был провозвестник того, что сейчас происходит в более массовом порядке: захват все более и более широкой публики.

    В.А.: Вроде как бы и неплохо...

    И.Т.: Что значит неплохо? Это же разжижение жанра! Так подать поэзию несложно. И та публика, которая приходит на такую подачу, когда мелодия узнаваемая, когда ритм сразу задается и люди начинают покачивать головой и хлопать в ладоши, совершенно не вникая в текст, - эта публика приходит отдыхать. Это неизбежно. Таких людей большинство.

    В.А.: Так куда все-таки идет авторская песня – к сложности или к простоте?

    В.Л.: Меня радует, что слушать авторскую песню приходит много молодежи, - значит, есть преемственность. Но аудитория сегодня уже иная: два-три аккорда ей уже мало. Мне кажется, что сегодня востребована песня, достаточно сложная музыкально, но и в то же время достаточно мелодичная, чтобы ее можно было пропеть. Пример – Никитины, которые собирают большие залы, и ведь не скажешь, что у них простые мелодии, но их всегда можно пропеть. А два-три аккорда – это уровень домашней компании.
    И.Т.: Я думаю, это миф – что авторская песня начиналась с двух-трех аккордов. Официальные композиторы, которым этот жанр почему-то не нравился, использовали обычный дешевый ход: они сравнивали худшие образцы авторской песни с лучшими образцами песни советской. Говорили: вот посмотрите, какая замечательная мелодия у Пахмутовой и какие жуткие песни поют туристы. Но уже в 50-е годы были потрясающие композиторы: Ген Шангин-Березовский, Ада Якушева, Владимир Борисов...

    В.А.: Мы уже два часа говорим об авторской песне, а что же это такое, на ваш взгляд?

    И.Т.: Я думаю, что широко известное окуджавское определение (авторская песня – это песня думающих людей для думающих людей) – это большая ловушка, так как находится масса людей, которые пытаются причислить себя к этому жанру, тем самым автоматически причисляя себя к думающим людям. То есть, делая из следствия причину. Меня вполне устраивает такое определение Леонида Альтшулнра: авторская песня есть музыкальное интонирование русской поэтической речи.
    В.Л.: А для меня авторская песня – это один из видов современного фольклора. Как у той же «Дубинушки» есть несомненный автор, так и сейчас у многих безымянных песен есть авторы. Это вид городского фольклора, приобщение к большой поэзии.

БАРОН НАГРАЖДАЕТ ПОЛЮБИВШИХСЯ ЕМУ

- Игорь ПЕТРЕНКО (СТАХАНОВ)! Возьму придворным капельмейстером.
- Эвелина ПОЛЕВАЯ (СЕВАСТОПОЛЬ)! За запаховую рапсодию...
- Настя ВОСТРИКОВА (МАРИУПОЛЬ)! Мой замок всегда открыт для тебя и мамы.
- Владимир АЛИДЗАЕВ (СТАХАНОВ)! Согласен с тобой, не все так плохо, как кажется.
- Вадим ПЕТРЕНКО (БРЯНКА)! Чудак чудака видит издалека. Барон доволен.
- Агата ВИЛЬЧИК (ХАРЬКОВ)! Спасибо, деточка. Барон оценил верность жанру.
- Сергей РУДНЕВ (ЧЕРКАССЫ)! Ну, кума, ты даешь...
- Галина ЛУКЬЯНОВА и Наталья ЕМЕЛЬЯНОВА (АРТЕМОВСК)! Обольстительницы!
Ваши песни слаще меда деда Матвея...
- Стелла ЗУБКОВА-ЗВЕРЕВА (ЛУГАНСК)! За правильный метод рождения и
воспитания сына.
- Алексей КРАВЦОВ и К! (АРТЕМОВСК) За то, что порадовали новым инструментом в
авторской песне.
- „Тет-а-тет»! Спасибо, вы помогли мне впасть в детство.
- Наташа АФАНАСЬЕВА! Спасибо за идею. Вот дельфином я еще не был.

ТРЕУГОЛКА

Берег Донца.
Зонг в майскую ночь.
В зале не жарко.

Король АЛЕКСАНДР, прибывший из стольного града Киева, берет в руки гусли и поет:
    Нелепо ль, братцы, бяшете,
    Нелепо, брат, нелепо...

Андрей СОБОЛЕВ, из Крымского па-ханства, поведал, как и почему он оказался на земле Донецкой:
    Знаю, в Донецке, крутые есть парни,
    И эти парни держать кавярни...

А.Король:
    Судьба иным награды раздает,
    Лауреатство многим помогает.
    А этот лишь с фамилией живет –
    Он Соболев, и этого хватает.

Александр КОРОЛЬ: Трудно представить себе Украину без Донбасса. Нам бы очень его не хватало, ну просто по-черному. Я имею в виду – по черному золоту. Мы бы все как-то очень скучали. Золото все-таки. Я бы даже сказал: как-никак. А золота нам не хватает. Нам вообще многого не хватает по жизни. Народ мы какой-то нехваткий. Чего не ухватим – того и не хватает тут же... Вот страны не хватило. Ухватили страну, а в ней сразу как-то всего не хватает. Денег не хватает – ну просто кошмар как...

А.Король: Следующая песня вместе с окорочками пришла к нам из далекой Америки. Исполняется она исключительно на английском языке и посвящается большим сельскохозяйственным проблемам этого года – выращенному урожаю и его исчезновению.

Игорь ШЕЛЕПОВ:
    Поспел маис на ранчо дяди Билла,
    У дяди Билла маис поспел на ранчо.
    А тетя Пэгги Билла в гости пригласила,
    А мы с друзьями погулять пошли
    пораньше...

А.Король: Теперь мы перенесемся на родину нашего дорогого барона Иеронима Карла фон, откуда нам привезли нам то, что у нас все равно лучше.

Вад им ПЕТРЕНКО:
    Матильда любила сапожника Ганса,
    До свадьбы его осчастливив авансом.
    Два раза до свадьбы его осчастливив,
    А Ганс не заметил – он думал о пиве...

Владимир КАДЕНКО: До сих пор почему-то такой обширный край, как Австралия, оставался без внимания авторской песни. А ведь вот такая замечательная народная австралийская песня...
    В Австралии поздняя осень.
    Закрылся сиднейский привоз.
    Родимое гнездышко бросив,
    На север летит утконос...

А.Король:
    Как пишется легко ему!
    Едва издал – уже нетленка.
    Вот так писать бы самому –
    Увы, друзья, я не Каденко.

Дмитрий ДОЛГОВ: Решил я, братцы, стать, как Каденко, профессиональным переводчиком. Но он переводит с французского, а я решил перевести – с казахского. Казахи в зале есть? Я извиняюсь за произношение. Читаю оригинал:
    Салким жане,
    Курга жаде... и т.д.
    Мы все понимаем, что это – стихотворение о любви...
    Прелестной женой и подругой
    Была храбрецу, но – увы! –
    Уж тысячу лет нет вестей от него.
    Ужели удел твой – в 24
    Старухою быть?
    Стань другом мне, острый клинок.
    Читаю подстрочный перевод:
    Хранить в сухом прохладном месте.
    Хранить в местах, недоступных детям.
    Срок годности – 24 месяца.
    Дата изготовления указана на упаковке.

А.Король:
    Давать взаймы – опасный шаг,
    Тем более – поэтам.
    Поэт писать стихи мастак,
    Но спроса нет на это.
    Ссудить Долгову я готов,
    Хоть мой бюджет и тесен.
    Долгов не сделает долгов,
    Долгов напишет песню.

Сергей ЯЦУНЕНКО: Казахская песня... Как-то мы строили зону особого режима на открытом уране – между Карагандой и Джезказганом, и пацан типа Абая – директор школы – исполнял казахский рэп... Я ему говорю: «Нашли манускрипт – расшифровать не можем, могу только прочитать...» Он говорит: «Ну давай – я ж лингвист...»
    Тын вол ком выл
    Иша комза алтын ку плен был
Он говорит: «Подкоркой понимаю, а перевести не могу...» А перевод такой:
    Мирный мерин Мартын
    Волком выл:
    Ишаком за алтын
    Куплен был.
Теперь песня. Называется «Жена в сметане».
    Жена в сметане жарила пельмени,
    А теща «Яблочко» давила на гармошке,
    И тесть готовый что-то там мурчал по
    фене
    И все никак не мог в меня попасть
    сырой картошкой...
А теперь смешное... (Смех.) Эпиграф: «Светлой памяти Аллы Борисовны Пугачевой».
    Постаревший пьяный мальчик
    Застрадает на гитаре.
    А потом станцует осень
    С рыжим бантом и зонтом.
    А потом споет девчонка
    Шо-то там в репертуаре.
    А потом – потом, как в песне,
    Только песня не о том...

А.Король:
    Он в колыбельных песнях ас.
    Жаль, президент не спит под них.
    Была бы жизнь грустна у нас,
    Когда бы Яцуненко стих.

Юрий ЧАЙКА: Мюнхгаузен был большой мастер переделывать календарь. Об этом и песня. Вірші Юрія Левитанського, музика Сергія Нікітіна, переклад рідною мовою Юрія Чайки.
    - Шо ж воно коїться в світі?
    - Та бачте – зима.
    - Як то зима?
    - А от так – подивіться, постежте,
    Як я зрання калатаюсь, протоптую стежки
    Там, де до ваших будівель під’їзду нема...

Александр БЕЛАН: Ну, продолжим чайкообразную тему...
    День такий добрячий,
    Голуби ген скачуть,
    Їм баби кидають крихточки.
    Вклавши морду в торбу,
    Спить кобила чорна,
    Комашня не спить їй навпаки.
    Гей, візничий, ти відвези мене кудись,
    Я мов вітерець у чистім полі.
    Хай кобила по камінню копитом б’є,
    Не бий же її, дядьку, їдь поволі...

Сергей РУДНЕВ (поет под гармошку):
    Ой, куди ви, куме, ой, куди?
    Щоб я біг так само до біди.
    Черевики, мать, вам дуже жмуть.
    Мать, то вас ноги не несуть...

Сергей КУЧМА:
    В доме восемь на Тверском бульваре
    Ясно было даже детворе,
    Что из 107-й квартиры парень –
    Самый симпатичный во дворе...

Елена БОНДАРЕНКО: Ребята, здесь так жарко и столько солнца... С доброй ночью, фестиваль!
    Боже мой, распускаются веники.
    Нынче что-то весна преждевременна.
    Я сварила на ужин вареники
    И призналась тебе, что беременна...

Лилия МИНАЕВА: Еще одна песня Лены Казанцевой – о суровой женской доле:
    Я скучаю, на матрасе лежа,
    Чтой-то не идет ко мне Алеша,
    Ходит он с брунеткою Ларисой,
    А со мной не хочет, с белобрысой...

А.Король: Любовь – это вообще что? Торжество воображения над интеллектом!

Владимир ВАСИЛЬЕВ, из Слобожанщины, рассказал мудрую народную сказку о мужской ответственности:
    Из лягушки она превращалась в девушку...
    Ой, недоцеловал.
    Кожа у нее теперь зеленоватая, глаза чуть навыкате,
    А так - ничего.
    «Ты не плачь, царевич Иванушка, -
    говорит ему девушка, -
    Это ничего,
    Что спина у меня пупырчатая. Зато ноги прыгучие!»
    Недоцеловал...

Владимир СКОБЦОВ, вольный донецкий стрелец, успокоил гостей: граница на замке.
    Воен ная присяга. Ты теперь салага,
    Банный день. А не пень...

< B>Геннадий ГОРЛОВ: Тепла всем желаю, тепла... Поэтому – песня о лете. Называется «Трансвестит»:
    Осень – она. Весна – она.
    Зима – она. А лето – оно...

Ольга ЗАЛЕССКАЯ: Наступило 32 мая. Как раз в ту пору в княжестве входила в моду новая игра – катание бутылок по бетонному полу. А еще барышни поделились с юношами рецептом красоты – и в моду вошло ношение одеял. Стоял мороз. Наступило 32 мая. Ярославна плакала.
    Куда там,
    Нету зимою просвета, боже,
    Когда же лето,
    Ветер поет надрывно,
    Дети орут противно,
    И не хватает людям света...


Вадим ГЕФТЕР поет поучительную древнерусскую песню о том, как
    В котомку собрал свои вещи Олег...
    А в завершение – старинную половецкую песню про великий пост:
    Хавай, Гаврила,
    Хавай, Гаврила,
    Хавай, Гаврила,
    Пресную мацу!

А.Король: Ну что ж, как гласит народная украинская поговорка: не пойман – не кайф. Поэтому я поздравляю всех с вашим честно заработанным ОРЗ, а также радикулитом и простатитом. На этом мы кончаем обязательную программу Треуголки и начинаем произвольную...

ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ.
НА РОДИНЕ БАРОНА

УТРО. ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Необходимое предисловие с элементами представления:

    С 29 по 31 августа в Вуппертале (Германия) проходил слет авторской песни ,,Вупперталь-2003’’.
    Тон в жюри задавал Александр Костромин – небезызвестный гитарист, аккомпаниатор Александра Городницкого, преподаватель ,,Школы гитары’’ при московском городском центре авторской песни, действительный член жюри Второго канала авторской песни и проч., и проч. Жюрил круто – море обиженных... Во время концерта гостей выступал первым и, по мнению не зело доброжелательной публики, прихватил часть времени следующего участника – Владимира Туриянского.
    Дмитрий Сорокин – бард из Берлина, всегда хотящий и умеющий петь. В первый день слета дал ну очень большой, а все равно замечательный концерт.
    Роман Кабаков (Берлин) – известный в виртуальном и бардовском мирах поклонник, пропагандист и фанат ,,Азии’’.

    31 августа, два часа утра.

Туриянский и Анпилов исполняют со сцены застольную песню,
после чего все идут петь за столы.
Просторный, открытый всем ветрам и холодам домик.

    Первый голос: Этот долбанный Костромин: у меня аж две песни, а он разрешил только одну!
    Второй голос: Ха, одну! Мне и того не дал!
    Третий голос: Что тебе! Он самого Туриянского на сцену не пускал!.. Целых полчаса!
    Первый голос: А сам как Галича спел?!
    Второй голос: И не говори!
    Третий голос: Всё, мужики, плюнули и выпили! Дима Сорокин, споём Галича. По-человечески.

Поют Галича.
В соседней палатке – звук надуваемого матраса.

    Три часа утра.
    Первый голос: Этот долбанный Костромин, разрешил одну песню!
    Второй голос: Ха, одну! Мне вообще ни одной!
    Третий голос: Плюнули, мужики, и выпили! Теперь – Бережкова! Дима, давай Бережкова!
    Сорокин: Бережков, кстати, первым начал петь в стиле рок. Всем этим ,,Азиям’’ до него, как...
    Кабаков: Эй, полегче!
Сорокин: Ой, ты здесь? Я тут как раз говорю, что лишь благодаря ,,Азии’’ роковое направление получило достойное развитие в бардовской песне...
    Третий голос: Плюнули! Выпили! Бережкова!

Орут Бережкова.
В соседней палатке – звук надуваемого матраса.

    Первый голос: Что у него там?
    Второй голос: Матрас надувает.
    Четыре часа утра.
    Первый голос: Этот долбанный Костромин...
    Второй голос: Ха, одну. Мне вообще...
    Третий голос: Плюнули! Выпили! Дима – цыганскую!

    Вопят цыганские.
    В соседней палатке – звук надуваемого матраса.

    Первый голос: Да что у него там?!
    Второй голос: Там у него матрас.
    Пять часов утра.
    Первый голос: Этот долбанный...
    Второй голос: А мне – ни одной...
    Третий голос: Плюнули! Выпили!
    До семи утра во главе с Сорокиным воют, хрипят, сипят русские народные, блатные-хороводные, песни советского кино и народов мира.

В соседней палатке – звук надуваемого матраса.

    Первый голос: Этот долбанный матрас! Петь, блин, мешает!
    Кабаков: Попрошу не выражаться!
    Первый голос: Не нравится – вали кулём!
    Кабаков: Вы, между прочим, в моём домике...
    Первый голос: Разве?!
    Второй голос: Угу.
    Третий голос: Плюнули! Выпили! Мужики, не ссорьтесь, лучше скажите, чем бард отличается от менестреля и акына?

Общий хай, возбуждение, теоретическое бессилие.
В соседней палатке – звук надуваемого матраса.

    Первый голос: Я его урою!
    Второй голос: И правда, задрал!
    Третий голос: Плюнули! Выпили! Я думаю, Туриянский – бард, Сорокин – менестрель, а Анпилов – акын.
    Первый голос: А кто тогда Костромин?!.
    Все хором: Да хрен его знает!
    Первый голос: Я понял!!!
    Второй голос: Кто такой Костромин?
    Первый голос: Не, другое. У этого козла пробки в матрасе нет!
    Кабаков: Господа, не пора ли спать? Семь утра, однако...
    Третий голос: Всем спокойной ночи! (Уходит.)
    Второй голос: Уй, через три часа ,,Чайхана’’! (Уходит.)
    Сорокин: Пойду к кому-нибудь - попою... Давно не пел... (Уходит.)
    Голос из палатки: Мужик, у тебя есть чем заткнуть матрас?
    Первый голос: Есть! И у тебя тоже есть. Попробуй – должен подойти!.. (Ух одит.)

И был свет. И было утро. И увидел я, что это хорошо.

Владимир АВЦЕН, В УППЕРТАЛЬ
31 августа 2003 г.

    Вадим ГЕФТЕР (ДОНЕЦК):
    - Не люблю разглагольствовать на неопределенные темы, к тому же сложно отношусь к «серийному творчеству» газетного обозрения, когда автор материала более уделяет внимание себе любимому, нежели предмету. Но поскольку существуют позиции, которые вот уже на протяжении десятилетия не претерпевают существенных изменений, то, пожалуй, попробую и я себя в этом качестве испытать. Как говаривал один мой приятель - «имею право…»
    Что заключено для меня в понятии «авторская песня»? Прежде всего – ЛИЧНОСТЬ. Хотя, понятно, в любом виде творчества человек стремится выразить себя и выделиться среди себе подобных, в авторской песне это стремление особенно заметно. Оно выражается в личностном обаянии и таланте, но также и в зависти, и в агрессивности к чужому успеху на сцене и у дам.
    Сейчас средства выразительности трансформировались не только в сторону музыкальных оформлений, обилия инструментов и бэк-вокалов, но и в плане внешних, изобразительных средств воздействия: одежда, фенечки, кепки и, в том же порядке, набор предметов, возбуждающих воображение, как золотое ситечко. Следовательно, второй, он же, на мой взгляд, основной, признак авторской песни – ПОЭЗИЯ, пусть даже песенная, отодвигается не только на задний план, но и зачастую вовсе отсутствует.

    Ну и, наконец, – МЕЛОДИЯ. Ей уж, бедной, досталось и от «ортодоксальных» бардов, и от радетелей форматов и жанровых ориентиров. А с ней-то проще всего: она или есть, или ее нет. А поскольку зачастую ее, в принципе, нет, то оказывается, что в АП она выступает не столько сутью, сколько средством. Хотя в кладезе АП есть, опять же, на мой взгляд, просто замечательные музыкальные решения (опасаюсь употреблять термин «гениальные»).
    Что АП получила взамен? Да практически ничего, разве что сезонных идолов, какое-то количество хитов для «деревянной головы» и балдеющий «пипл». Не могу сказать, что это беда; вероятнее, это и есть реальная картина, ведь невозможно же представить стадион, заполненный любителями поэзии. Вернее, что представлять – было и такое, но об этом см. выше в разделе «фенечки».

    Вот вам контур АП. А есть еще такие оттенки, как искренность, честность, доверительность, но это как приправа к основному блюду.
    Что же все-таки произошло за недолгий период коренных изменений в обществе? Спрошу конкретнее: что отвлекло от АП слушателей и произвело замену сочувствующей и сопереживающей публики на тусовочную толпу? Ведь не секрет, что бард-фестивали, в своем большинстве, трансформировалась в сервированную бутылками и закусками лесную поляну с безобразно звучащей усиливающей аппаратурой и набором нелепых хитов или же в повальную попойку, расквартированную на пригородных турбазах и периферийных ДК с тем же набором концертных номеров.
    Так вот, отвлекаясь от описания концертных площадок, я определился в собственной оценке: в авторской песне прежде всего произошла потеря ЛИЧНОСТИ. На смену ей (ЛИЧНОСТИ) пришли проблемные, как правило, безработные, аморфные субъекты. Люди с гипертрофированным эго, с повышенными требованиями к окружающему миру и явно заниженными – к себе.
    В пресловутые 60-е пели геологи, педагоги, физики. Ребята строили, добивались, открывали, как-то формировали мир и отражали его в песнях. Им было что сказать, потому их песни по сей день звучат и волнуют. Я уже не говорю об авторах, прошедших войну и, как говорил Жванецкий, «еще более трудное мирное время».
    Не думаю, что авторская песня переживает кризис. Она проживает отрезок времени в развитии общества, когда личность заблудилась или растерялась перед капиталистической моделью общества. А возникшие коммерческие отношения в АП лишь обостряют эту ситуацию, так как профессионально живущие за счет песни авторы сами избрали себе этот удел. Чувство голода – это плата народа, которому, возможно, нужно нечто иное. Но другого слушателя у нас нет.

    Так что, ребята, пора браться за дело (опять же, это не призыв, а совет). Поскольку сперва жизнь проистекает, а уж потом вызывает чувства и мысли. Думаю, мое отношение к творчеству как к реакции на жизнь имеет основание.
    Наберемся терпения и будем жить! Тем более, что ждать личности значительно перспективнее, чем мессию.