Сравнивая миссионерский опыт протоиерея Александра Меня и диакона Андрея Кураева, мы, прежде всего, пытаемся определить методы и границы интерпретации Православного Предания. Интерпретация, как и любой акт мышления, – это всегда риск. Вопрошающий выбирает между монологом и диалогом. Искажения неизбежны. Кто-то наполнит пространство вопрошания своим текстом и прослушает подлинный; кто-то просто не умеет слушать и слышать. Гамлет может стать Раскольниковым, «Маленький принц» - «Алхимиком», «Лето Господне» - «Чапаевым и Пустотой». Никто не может запретить интерпретировать, как невозможно запретить мыслить, но каждый имеет право не соглашаться с интерпретацией, если она искажает текст, лишая его единственного неповторимого звучания. Если такую позицию можно назвать нетерпимостью, то, я считаю, каждый имеет право на нетерпимость. А значит, и Церковь оставляет за собой право открыто свидетельствовать о том, что некоторые интерпретации Предания не соответствуют самосознанию Православной Церкви. В этом смысле Православие нетерпимо, как нетерпим Евгений Онегин, заявляющий, что он не Гамлет.
Сегодня я не могу согласиться с теми, кто говорит, что протоиерей Александр Мень «привел в Православную Церковь сотни, если не тысячи человек!!!» Если верить ученикам отца Александра, то Православие в его интерпретации было соединено с оккультными, католическими, протестантскими интуициями. Вот только некоторые примеры из воспоминаний духовных чад отца Александра. Воспоминания эти особенно ценны, поскольку они знакомят нас с методами миссии и духовного руководства почитаемого миссионера.
Зоя Афанасьевна Масленникова – духовная дочь протоиерея Александра Меня,
редактор его книг. Прежде всего, поражает круг чтения православной христианки:
«Откровения блаженной Анджелы», Тереза Авильская, Игнатий Лойола, «Послание
Божественной Любви малым душам», Джузеппе Коттоленго. Трудно поверить,
что духовник не знал о ее интересах, тем более, что и сам о. Александр
подарил ей фотографию... Франциска Сальского. По католическим образцам
она совершает молитву, в духе католической экзальтированности и духовной
нескромности написан ее дневник. Впрочем, однажды отец Александр дал ей
книгу «Мистика Церкви» (по сравнению с мистикой католической), основанную
на творениях святителя Игнатия (Брянчанинова). Эта книга представляет собой
критический обзор католической духовной практики с точки зрения святоотеческого
аскетического предания. И на сегодняшний день она является классическим
образцом сравнительного богословия, своего рода азбукой аскетической жизни.
Однако Зоя Афанасьевна достаточно легко расправляется с «отцом современного
иночества»: «Мне глубоко чужд царящий в книге дух узости и ксенофобии,
это психология кулика, который признает лишь свое болото. Любовь к братьям
заменяется высокомерным их осуждением, обогащение опыта – его намеренным
оскудением. Бедная Церковь наша! Сколько в ней косности, провинциальных
комплексов, невежества». Зоя Афанасьевна, так просто решившая проблему
коренного различия между православной и католической мистикой, мыслит в
русле любимых идей своего наставника, который учил о разделении церквей,
в то время как православный христианин говорит об отпадении католицизма
от Вселенской Церкви. Нет ничего удивительного в том, что еще один ученик
отца Александра – Яков Кротов вошел в так называемую «Апостольскую Православную
Церковь» - самосвятское общество, восходящее к украинским раскольникам.
Так называемый «священник» Яков Кротов первым поминает Папу Римского, затем
своего «правящего архиерея». Эта опасная игра в Единую Церковь не нашла
поддержку ни у православных, ни у католиков. Кстати, мне кажется, рассматривать
Якова Кротова в качестве миссионера невозможно. Ни по количеству выступлений,
ни по мере влияния его мысли на жизнь современного Православия, ни по количеству
обращенных с его помощью он не может сравниться с протоиереем Александром
Менем и, тем более, диаконом Андреем Кураевым. После того, как Яков Кротов
оставил Церковь своего наставника, Церковь, в которой он сам безуспешно
добивался рукоположения и уже не может поминаться как православный христианин
на Литургии в Поместных Православных Церквах, о нем можно говорить как
о сектанте. Куда Яков Кротов как «миссионер» может привести человека? Парадокс:
протоиерей Александр Мень, принадлежавший Православной Церкви Московского
Патриархата был «канонизирован» «Апостольской Православной Церковью», в
которую вошел Яков Кротов, т.е. общиной не признающей Церковь, которую
сознательно выбрал сам отец Александр Мень.
Соглашусь с теми, кто считает, что в поисках различия между мистикой двух
традиций некоторые исследователи забывают об общем опыте. Нет ничего крамольного
в тех, кто с любовью относится к католикам, изучает Ганса Урса фон Бальтазара
или Романо Гвардини. Глупо выписывать путевки в ад. Божий Суд – Божие дело.
Но не стоит забывать о новых догматах католицизма, не соответствующих Преданию
Вселенской Церкви или о жестокости католиков по отношению к православным
сербам в годы Второй Мировой войны. Конфликт существует. Проблема еще не
решена. И не стоит делать вид, что все разногласия уже позади.
Конечно, для отца Александра мистический опыт различных традиций тождественен: «Следуя по пути, проложенному созерцанием, индийские брахманы приходили к тому же, к чему приходили все мистики, в какое бы время и в каком бы народе они ни жили. Янджнявалкья и Будда, Плотин и Ареопагит, Мейстер Экхарт и Григорий Палама, кабалисты и Николай Кузанский, Яков Беме, Рейсбрук и множество других ясновидцев Востока и Запада... Все они как один свидетельствуют, что там... нет ни добра, ни зла, ни света, ни тьмы, ни движения, ни покоя... В священном мраке, скрывающем основу основ, они ощутили реальность Сущего, Абсолюта. Страшная, непереносимая тайна!.. Эту бездну трудно даже назвать «Богом»... За пределами всего тварного и ограниченного мистическому оку открылась Реальность, которую Лао-Цзы называл Дао, Будда – Нирваной, кабалисты – Энсофом, христиане – Божественной Сущностью (ousia), «Божеством»». Но позвольте воспользоваться своим правом на нетерпимость: не только буддийская, хасидская или суфийская мистика, но и опыт католицизма все-таки не соответствуют православному аскетическому преданию. Если Церковь обладает всей полнотой спасительных даров (а именно так воспринимают ее православные христиане), то она должна прибегать к внешнему и качественно иному опыту как к «обогащению»? Соединение несоединимого в данном случае – это невежество и упрощение. Подобное упрощение – неудачный миссионерский прием протоиерея Александр
а Меня, вызванный, как мне кажется, недостатком богословской интуиции и образования. Не случайно выдающиеся
богословы ХХ века преподобный Иустин (Попович), протоиерей Георгий Флоровский, Владимир Лосский, знакомые с католицизмом во всех его проявлениях, в отличие от отца Александра, относились к западному христианству критически и не спешили возвещать благую весть об обретенном единстве. Кстати, схиигумения Мария, которую как свою духовную наставницу любил упоминать отец Александр Мень, также не разделяла прокатолические восторги московской интеллигенции.
Зоя Афанасьевна неспроста поставила свой опыт выше опыта святителя Игнатия
Ставропольского (Брянчанинова), одного из наиболее авторитетных аскетических
писателей XIX-XX веков. Духовник фактически благословил своего секретаря
на лечение руками: «...я поняла, что это нечто вроде концентрированной
передачи какой-то особой энергии вроде праны... В моем случае это харизматический
дар, так как раньше способность эта никак не проявлялась и обнаружение
ее связано с моим духовным развитием». Бедные святые, они считали, что
духовное развитие связано со смирением, не признавали за собой никаких
духовных даров и, тем более, развития. Сам отец Александр также выступает
в воспоминаниях Зои Масленниковой как специалист в области оккультной медицины:
«Мы сидели в его кабинете, мирно разговаривали, больные темы проходили
как бы вскользь, и вдруг я опять почувствовала спазм в солнечном сплетении.
Отец Александр встревожился, принялся качать в меня прану, но внезапное
недомогание все усиливалось». После таких откровений не удивляют толкования
снов Зои Масленниковой ее духовным наставником: «Что-то в вас растет. Индусы,
возможно, сказали бы, что третий глаз... Какой-то орган образуется». Или
характеристика, которой наградил отец Александр схиигумению Марию, свою
духовную наставницу: «У нее был практический ум, но она хорошо чувствовала
ауру» (А.Зорин. Ангел-Чернорабочий). Список «чудес» можно продолжить.
Только протестант мог заявить: «Затворники – путь наименьшего сопротивления. Легче уйти от мира, чем остаться в нем, преобразуя его косность. И свою притом...» (А.Зорин. Ангел-Чернорабочий). Или так: «Состояние Афона таково, что посещающие его люди задаются вопросом: какое отношение имеют эти черные вороны ко Христу и Евангелию» (Зоя Масленникова). Вот составленный мной список наиболее известных миру старцев, подвизавшихся в то время на Афоне: старец Паисий, старец Ефрем Катунакский, архимандрит Гавриил Дионисиатский, старец Герасим Песнописец, старец Иосиф Ватопедский, старец Ефрем Филофейский, старец Харалампий, старцы Емилиан и Арсений Пещерник. И все это - «черные вороны»? И поныне паломники, не идеализирующие современное состояние Святой Горы, тем не менее, не позволили бы себе такое пренебрежительное высказывание. Кстати, известный католический подвижник иеромонах Габриель Бунге также изменил свою жизнь под влиянием посещения православных греческих монастырей в 60 г. XX в.
Под влиянием Запада отец Александр считал необходимой деканонизацию святых. «За что этот больной и свирепый младенец причислен к святости?» (Ангел-Чернорабочий). Это о святом царевиче Димитрии Угличском. Без комментариев.
Что касается нетерпимости по отношению к отцу Александру Меню, соглашусь. Но нетерпимы все: и его судьи, и его защитники. Наверное, не от большой любви написал Григорий Зобин в работе со скромным названием «Обыкновенный святой»: «В своем пастырском труде, кроме опыта православной духовности, он использовал все лучшее, что сделано Римом и протестантами. Ортодоксы ненавидели его за это, говорили, что он расшатывает устои Православия, замахивается на святая святых. На поверку все претензии к отцу оказывались липовыми, а «святая святых» означало попросту невежество, косность и лень. До сих пор в ушах стоит их гусиное шипение: «Он не служит в костеле только потому, что до Прибалтики слишком далеко ездить».
Православную Церковь часто называют нетерпимой. Однако «нетерпимая» Православная Церковь не анафемствовала человека, оскорбляющего ее святых и подвижников, искажающего ее вероучение, не запретила издавать его книги, которые, в Одессе, например, можно найти в магазинах баптистской или оккультной литературы. В Православных храмах спрашивают книги диакона Андрея Кураева.
Творчество отца Андрея представлено в обсуждении, мягко говоря, неполно.
Создается впечатление, что его популярность связана с книгой об антисемитизме.
Но это на самом деле не так. На сегодняшний день отец Андрей Кураев – наиболее
значительный апологет Православия на территории бывшего СССР, его миссионерский
опыт, постоянные путешествия, огромный архив поневоле заставляют вспомнить
Оригена. Мне приходилось нести пономарское послушание в кафедральном соборе
г. Донецка. Однажды попалась поминальная записка о здравии приснопутешествующего
диакона Андрея. Нетрудно догадаться, о ком молился прихожанин. Для многих
лекции и книги отца Андрея стали решающей встречей с Церковью. Но только
человек, незнакомый с реальной церковной жизнью, может охарактеризовать
его позицию как «официально-обскурантистскую» или «консервативную». Времена
меняются. Сегодня модно обвинять отца Андрея в модернизме. Но серьезную
критику на его творчество я, например, не встречал.
Подводя итоги, можно сказать, что миссионерский опыт протоиерея Александра Меня, актуальный в семидесятые-восьмидесятые годы, в наши дни не может быть использован во всей своей полноте. В то время мир так часто говорил «нет», что для того, чтобы тебя услышали, нужно было сказать «да». Сегодня метод отца Александра – путь к созданию антихристианской религии. Все изменилось. Новый тоталитаризм – тоталитаризм иллюзорной демократии, когда всему нужно говорить «да», соединять несоединяемое и ради призрачных свобод продавать Истину. Православие, такое, какое оно есть, не нужно XXI веку. «Но что меня занимает еще больше, так это то, как дальше сможет православие уживаться с идеей европейского содружества? И не надо мне говорить об «истории цивилизации» и о «монастырях, которые послужили колыбелями нашей культуры»... Славянские народы объединяет православная религия, но эта религия толкает их на бойню. Что мешает им объединиться с другими народами Европы в единое содружество? Православие...» (Юлия Кристева. Мистическая власть православия). Чтобы сохранить идентичность Православия в глобальном мире, мы вынуждены все чаще произносить «нет», тем самым сохраняя право на нетерпимость или интерпретацию. Поэтому диакон Андрей Кураев просто обязан быть нетерпимым.
|