Шереметьево

    С чего бы начать? С начала, пожалуй, но вкратце. В Шереметьево-2 были такие очереди к пограничникам – паспорта показать – что я едва не осталась без Норвегии. Стою себе в самом конце очереди, и вдруг объявляют: «Посадка на рейс такой-то в Стокгольм заканчивается». (Не подумайте плохого – это я летела в Осло посредством Стокгольма, все просто). Я, конечно, помчалась в самое начало и попросилась. Пустили, добрые люди. В самолет я загрузилась последняя, сопровождаемая кривыми улыбками аэро-девушек.

    Пролетая над Череповцом… над всякими городами и просто над природой, я перепутала Балтийское море с Днепром. Не учла разницу в высоте и скорости между АНом-24 и Боингом-737. Думала – Днепр начался, широкий, синий, но потом он становился все шире, шире… на весь буквально горизонт. Думаю – нет, не Днепр. Море. С трудом (годы) воспроизвела в уме карту западной Европы и логическим путем выявила – Балтийское. Что немедленно подтвердил сидящий рядом мужчина – швед, летел домой из командировки в Москву. Я у него спросила на своем корявом-прекорявом английском, как ему Москва показалась. Он сказал – красивая, но грязная. На Милан, говорит, похожа. Вы бывали в Милане? Нет, говорю, а вы бывали в Украине? Нет, говорит, но в своем Стокгольме я работаю с людьми из Белоруссии. Поднатужился и выдал: «Дякую». «Нема за що» – ответила я машинально. Поговорили. Он сказал, что Норвегия мне, конечно, понравится, и что люди там своеобразные. Норвежцы. Спокойные, медлительные. - И смеется. Дима потом прокомментировал – это, говорит, они, скандинавы, все друг над другом смеются…

    Швеция такая красивая сверху. Стокгольм на островах, замечательно. К счастью, было совсем чистое небо – я два с половиной часа пялилась в окно с перерывом на то, что они назвали обедом. А еще выдали наушники и предложили слушать радио и смотреть телевизор. Идиоты. Кому он нужен, их телевизор, если ТАКОЕ КРАСИВОЕ в окне показывают!

    В Стокгольме я часик пошлялась в отстойнике, там всякие аквариумы с рыбами и прочее – а потом погрузилась в опять Боинг и полетела в Осло. Полтора часа летели, и снова давали еду есть. И прилетела в Осло.

    Аэропорт Осло

    У Димы есть одна удивительная особенность – она проявила себя недавно, зимой сего года, в Праге – он насылает на самолеты, в которых должен лететь, чуму и проказу. Примеры? Вот они: в Прагу он прилетел на сутки позже, чем должен был, поскольку в Нью-Арке дал дуба самолет, долженствовавший отвезти его в Прагу. Нового самолета не нашлось, и я куковала сиротой целые драгоценные сутки, шлялась одна по дивной-предивной столице Чехии.

    Далее. Осло. 10 июня сего же года. 12:35 по местному времени. Я прилетела и поволоклась к таблице прибытий самолетов посмотреть, из каких ворот выйдет мой благоверный – его рейс из Хитроу по расписанию прибывал в 12:50. И что я прочла? Естественно – рейс отменен. Взволновавшись, я решила разузнать что-либо о судьбе супруга. Молодой человек в информационном окне любезно отослал меня в представительство British Airways, те сказали, что люди в Лондоне рассовываются по разным самолетам, но так как Хитроу не отправляет самолеты уже два дня (вышли из строя некие радары), скорее всего, ваш супруг прибудет токмо завтра. Потом сказали прийти к их окну через час и они скажут точно, когда его встречать. Час я потратила на обмен валюты, подкрепление организма кофеем с булкой и осмотр аэропорта. Он очень красив, прост и молчалив – объявления по радио не делают, все прибытия и убытия самолетов и всякое такое отображается на мониторах. Объявляют только о потерявшихся и разыскивающихся несчастных. На втором этаже я нашла две скульптуры, исполненные непонятного смысла. Точнее, непонятен остался смысл первой, а вторая очень даже понятная была – потом, уже когда мы улетали из Осло, я попросила Диму увековечить ее для меня, но он отказался наотрез, сказал: я порнографию не буду фотографировать. Скульптура представляет собой некую такую толстую дугу, с одной стороны упирающуюся в пол двумя круглыми отростками, а с другой стороны оканчивающуюся однозначным утолщением, тоже упирающимся в пол. Понятно, короче говоря. (Непонятен мне остался только изгиб – а почему не вертикально? Это было бы как-то правильнее, что ли, а то подумают гости Осла, что у его граждан какие-то проблемы со здоровьем). 10 июня это ваяние меня озадачило и порадовало – вот, думаю, не боятся люди воспевать прекрасное! 18 же числа того же месяца, увидев его во второй раз, я уже знала – у них такого много. Не поверите, но физиологические мотивы очень популярны в монументальном искусстве этой страны… Нет, скажу – этого города, так будет справедливее, поскольку всякие такие скульптуры я видела только в Осло. В Бергене есть памятник уроженцу этого города Эдварду Григу, но он очень скромен, только сильно закакан вездесущими чайками…

    Так вот. Еще за окнами второго этажа аэропорта обнаружился замечательный многометровый мужчина, запускающий бумажный (по форме определила) самолетик. Не знаю, из чего мужчина с самолетиком слеплен, но он так динамичен, так хорош – само движение! Славно.

    Через часик я притащилась с сумкой к окошечку Британских авиалиний, и они осчастливили меня сообщением, что указанный мною гражданин прибудет сегодня в 16:40. Я обрадовалась, села читать книгу и разглядывать людей. Сейчас я о них расскажу, а пока, вернувшись к теме чумы и проказы, добавлю, что когда мы разъезжались по домам, Дима улетел из Осло на сутки позже запланированного, поскольку Лондон не принимал… Каково?

    Люди

    Они, надо сказать, разнообразны, но граждане благословенной Норвегии все, как один, рослые, румяные, белокожие и горластые. Это и тети, и дяди. Отдельно о дядях могу сказать, что возможно, в Норвегии есть низкорослые мужчины, но взгляд как-то останавливался на других - огромных, с толстыми (буквально в ширину головы) шеями, со светлыми глазами – викинги да и только. Бабы им под стать. Дети смешные и все одинаковые, как будто клонированные – голубоглазые, толстые, белые - волосы такие белые, что аж розовые как будто, - хорошие дети, здоровые и веселые. Вообще в этой стране трудно не быть здоровым и веселым – она дышит благоденствием и миром. Им нечего делить, и не с кем. Хорошо.

    Директорша нашей тургруппы развеяла миф о блондинах – она сказала, что светловолосые происходят только из одной, небольшой области Норвегии, не помню, какой. Все остальные норвежцы – обычные европейцы. Скандинавы.

    Видела я в Осло панков. Молодежь тусуется, сидя на ступенях огромной лестницы типа Потемкинской. Такие себе панки – гребни, выкрашенные в разные цвета, явно очень дорого стоит такая прическа, аккуратные брючки и футболочки, кожаные жилетки и т.д. – все приятное и чистенькое. Панки, стало быть. Да.

    И бумажки они бросают не так просто, а в урну.

    Вообще там везде очень чисто. И, конечно, в такую чистоту как-то не хочется плевать. Рука сама бросает мусор в специально отведенные для этого места.

    Еще о людях – там такие рокеры есть, на мотоциклах которые ездиют. Огромные волосатые мужики лет от сорока и далее, затянутые в черную кожу с головы до пяток, на огромных звероподобных мотоциклах, подковы на сапогах – клац-клац – они обгоняли наш автобус на дорогах и пили не знаю что в кафешках при перевалочных пунктах. Особо забавно смотрелись рядом с ними (в очереди за кофе) англо-американские старушки из нашей группы, такие мелкие, легкие, в розовом и голубом, щебечут как птички…им бы уже о вечном думать, а они все куда-то едут…

    Вот. Известно, что в скандинавских странах самый высокий уровень самоубийств среди молодежи. Это стало понятным, когда я увидела, как люди живут там. Они рождаются в раю, живут в нем всю жизнь – в покое, мире и чистоте. Нет агрессии. Нет преступности. Это не они сами – это их гены диктуют им бросать пачки от сигарет в урны и не нарушать правила дорожного движения. Я не могу представить себе норвежца, разбивающего телефон в будке или курочащим саму эту будку, не говоря уже о грабежах или убийствах. Это невозможно, когда весь мир кричит тебе о любви. Но ведь они же нормальные люди – куда им девать обычную человеческую агрессию, свои силы и свою удаль молодецкую? Где получать адреналин? Вот – они со страшной скоростью мчатся по горным дорогам на своих автомобилях и мотоциклах, я видела это, это очень опасно, я видела в Осло наркоманов, прямо на улицах, и почему-то в основном девчонок… Грустно это, товарищи. У нас тоже много наркоманов, но их, жителей, в той Норвегии всего четыре миллиона, и удельный вес наркоманов у них больше, это точно. Тем более, что наша резвая молодежь может пойти себе - стекла побить или морду кому, или там ограбить кого, убить или еще где душу отвести. А они не могут. Гены не дают. Невозможно.

    Ну ладно. Что еще сказать о людях? Они хорошо относятся. Упаси боже нечаянно натолкнуться на кого-нибудь – не избавишься потом от извинений и улыбок. Конечно, они все улыбаются. Водители мерзко вежливые – пропускают пешеходов в любом месте и на любой цвет светофора (еще и ручкой тебе из окна помашут), все машины уступают друг другу дорогу – вы можете себе представить, чтобы в Донецке один водитель пропустил другого, если это не оговорено правилами ДД? В жизни такого не было. Никогда! Я полагаю, что норвежские автомобилисты даже не обзываются козлами.

    Собственно говоря, Дима сказал, что буржуи везде такие. Наверное, и мы со временем перерастем из козлов в нормальных людей, хотелось бы. И есть примеры – буквально на днях один знакомый человек вернулся из Евпатории и сказал, что там водители не давят пешеходов, а совсем наоборот – пропускают их! Есть надежда, короче.

    Еще буржуи в очереди стоят характерно (когда приходится им, бедным, в ей стоять) – они соблюдают дистанцию. То есть не толкают друг друга животами и попами, а создают такую разряженную, длинную очередь – сантиметров по семьдесят зазоры меж телами. Это очень классно - ненавижу, когда чужие люди близко подходят и мое личное, неприкасаемое пространство нарушают… а те берегут себя и других уважают.

    Тошно мне здесь, на родине. Не хочу я жить в той Норвегии, или Америке или еще где – скучно там и чуждо. А здесь тошно. Не правильно все в этом мире, глупо он устроен и несправедливо – я хочу, чтобы здесь люди тоже любили друг друга и не обижали и чтобы не нужно было куда-то уезжать навсегда. Но это, наверное, невозможно?

    Хотя все это лирика. Вернемся к Норвегии.

    Мою детскую неокрепшую психику травмировал их сервис. Всё людям (ударение на последний слог)! Там все удобно. Общественные туалеты снабжены унитазами, которые в Донецке продаются в самых раздорогих магазинах и выдаются за вершину человеческой сантехнической мысли. И горячая вода там в них есть всегда, всякие бумаги и мылы и, что меня особо удивило, такие специальные бумажные круги, чтобы гигиенично было свою попу на унитазе размещать. А еще автоматы, продающие тампаксы-памперсы, а в мужских (говорят) презервативы продаются. О.
    Больше к теме санузлов я возвращаться не буду, добавлю лишь, что в гостиничных ваннах полы оказались с подогревом. Это особенно приятно, потому что холодно было в горах. А тут такой кайф!..
    Что-то я никак не доберусь до Норвежских природных красот. Сейчас я к ним перейду, а пока скажу еще пару слов о группе, в составе которой мы путешествовали.

    Тургруппа

    Волоча сумки из шаттл-трейна в гостиницу… о, буквально пару слов об этом самом трейне я должна сказать. Это такой паровоз. Он привез нас из аэропорта в Осло. Он сразил меня наповал. Скорость, с которой он пёр, не поддается описанию. Он был похож на космический корабель, как я его себе представляю – эдакая огромная сверкающая серебряная пуля. Мужчина приятным голосом делал всякие сообщения по радио, и я ожидала, что он объявит: «Вторая ступень отошла… Наш поезд выходит на околоземную орбиту…» Но, к сожалению, этого не случилось – видимо, рельсы не отпускают его от земли.

    Так вот, на пути из этого самого техночуда в гостиницу, Дима сказал: «Ты знаешь, мы будем самыми молодыми в группе. Все, кроме нас, старики и старушки».

    Таки да. Была, правда, тетка из Австралии с дочерью абитуриентного возраста и еще пара человек возраста моей мамы, но все остальное было старым, дряхлым, маразматическим отстоем. Честно говоря, они так задолбали меня за время путешествия, что хорошие слова о них будут редки. Они были из Америки и Великой Британии, уже упомянутая пара из Австралии, возможно, еще откуда-нибудь, но все они бодро шамкали по-английски. В основном они приехали парами, но были несколько древних старух-одиночек. Такие себе резвые девяностолетние девушки, в кроссовках, джинсах – они скакали по горным вершинам и требовали от нашей гидши вечерних танцев. Одна из них курила сигары и однажды на двадцатиминутном привале в горах ухитрилась просидеть в туалете ровно полчаса, оставив остальных старушек без горшка. Кстати, я, со свойственным мне постсоветским мышлением, лихо решила эту проблему. Я просто из общей робко блеющей очереди смело шагнула в дверь с изображенным мужским профилем – и все осталось в прошлом. Дядей не было, чего, спрашивается, стоять и поджимать ножку? Когда я покидала туалет, старухи восхищенно смотрели мне вслед. (Стихи получились). Полагаю, что я проложила для них новый путь в жизни, поскольку вскоре все они резво пришаркали в автобус. Но я не собиралась больше говорить о санузлах, поэтому довольно.

    Лучше о еде. (Черт, никак не доберусь до собственно Норвегии – все какие-то околонорвежные фишки приходится описывать!). Кормили нас в основном шведскими столами – вкусно и питательно. Завтраки и ужины входили в путевку, и платить отдельно нужно было только за спиртное.

    Но обострилась од на моя проблема. Я не умею есть левой рукой, и резать левой я тоже не умею. А перекладывать инструменты, как изв естно, неприлично. И еще, будучи криворукой и неловкой, я все время боялась уронить, разлить, толкнуть, разбить и такое прочее. Еда превращалась из удовольствия в муку, тем более, что сорок пар зорких старушечьих глаз неотрывно следили за мной и предвкушали все промахи, кои могла я, неумелая, совершить (по крайней мере, так мне казалось все время, не только в столовых). Особенно было тяжко, когда приходилось сидеть не вдвоем (можно хоть как-то расслабиться), а, например, вчетвером. Американские и английские старухи столь же любознательны и разговорчивы, как и отечественные, даже, пожалуй, еще более. Они немедленно расспросили нас (Диму, я была малоговорящей) о нашей нелегкой судьбе, и на следующее же утро все остальные старпёры были в курсе. Они радостно кивали нам и звали по имени. Я-то человек по сущности своей грубый и агрессивный, Дима же вежлив и безотказен, послать их подальше он не мог и терпеливо объяснял: да, говорил, я живу в Новом Йорке, а Катя в Украине, да, проблематично, долгая история… Они цыкали зубом и качали своими пустыми головами.

    Были среди них неплохие особи, один героический дед из средней Англии опознал наш с Димой язык, напрягся, аж покраснел, и выдал: «здравствуйте, до свиданья, да, нет». Оказалось, что он летчик и во время войны воевал в Мурманске вместе с нашими. Молодец.

    Чтобы отвязаться от них ото всех, расскажу об одной отвратительной вещи, произошедшей в Бергене и надолго повергшей меня в бешенство и исступление.

    Старухи и старики все были благовоспитанные, вежливые, любезные, кушали левой, резали правой, пили кофей в гостиной после ужина, красиво и чисто одевались, не плевали, не сорили, не шумели, улыбались – цивилизованные, блин. У них в крови текла их могучая и вечная Великобритания и такие же Соединенные Штаты. Я стеснялась своих диких манер и неумения пользоваться благами цивилизации. Но, поверьте, мне бы в голову никогда не пришло сбросить чужие вещи со стула и усадить на него свою задницу. А они сделали именно так. В ресторане группе выделили места за длинными столами, мы положили мою сумочку и Димину куртку на два стульчика и пошли добывать себе еду. Пока мы ходили вокруг шведских столов и заполняли тарелки, эти старые козлы – кто-то из них – взял и выбросил наши вещи вон, заняв стулья собой. Нам просто не хватило мест. Мы как идиоты с полными тарелками и вещами ходили вокруг столов и искали, где сесть, но вдруг это стало так унизительно и гадко, что мы ушли, бросив тарелки на шведский стол. Потому что порядочные люди так не поступают, даже больше скажу – за такое порядочные люди бьют морду. Я буквально чуть не лопнула от бешенства, и если бы не Димино присутствие, я что-нибудь сотворила бы с этими мерзкими рожами. В состоянии ужасного гнева я даже не посмотрела, кто именно занял наши места, да это не важно, собственно говоря. Потому что я имею претензии к Америке и Англии в целом и к их правительствам. Дима тоже расстроился, но я вылила на старух и на их родные страны с их демократией и цивилизованностью (прилагательные опускаю) столько всяких слов, что он даже стал их защищать.

    Больше не хочу об этом говорить. Мы успешно покушали в другом месте, еще даже лучше, но дело не в этом – эти козлы искалечили мою юную ранимую душу навсегда. Я разочаровалась в развитых странах, я не хочу их.

    (Пока я сочиняла данный опус, куски его я посылала некоторым своим друзьям. Не могу удержаться – приведу фрагмент письма моей дорогой подруги Труши:

    «Читала твою сагу. Мне очень понравилось про старух. О, эти капиталистические старухи! Это какой-то особый вид, выведенный западной цивилизацией. У них все, как правило, фальшивое – волосы, зубы, глаза, ногти – на ночь они обычно разбираются как Терминатор. Резвы, игривы, кошмарно общительны, глупы, но необыкновенно дотошны. Сюсюкают. Скалятся, выказывая многотысячный рот. Обожают шорты, джинсы и шляпы с полями. Предпринимают все, что угодно – кругосветные путешествия, полеты на воздушных шарах, многократные пластические операции, кроме одного органичного для старух занятия – задуматься о жизни. Ожидают от окружающих умиления. Вызывают его чрезвычайно редко. В общем, ты их славно описала»)

    Бальзам на раны

    Чтобы не закрывать тему так грустно, скажу о хорошем. К путевке прилагалась директорша тура – очень милая, красивая, заботливая, как курица, девушка. Попросту говоря, гид. Она везде с нами ездила и на остановках звонила в большой колоколец под кодовым названием «ботало» - такое русские крестьяне вешают на шею буренкам. Поэтому между собой мы с Димой звали ее коровкой. Девушка была норвежская, но двуязычная, какое-то время своей жизни она провела в Австралии, поэтому по-английски болтала легко и для меня слишком быстро. Она рассказывала сказки, пела песни, пританцовывала и вообще была очень забавной. О стариках неустанно заботилась и пересчитывала их поголовье (собственно, и наше тоже). Звали ее Кари.

    Расскажу теперь о русских в Норвегии.

    Русские

    В отличие от Варшавы, Праги или даже Будапешта, русских в Норвегии очень мало встретилось нам. Наверное, они предпочитают другие места, а жаль – я никогда не была, например, в Анталии, но, по-моему, Норвегия круче во сто раз.

    Мы с Димой, зная, что русским языком никто в группе не владеет, спокойно разговаривали вслух даже о всяких таких вещах, которые при соотечественниках не будешь громко обсуждать. Каково же было наше изумление, когда на третий или четвертый день пути мы обнаружили, что в группе есть двое русских – кроме нас! Дима говорит: «Слушай, мне, может, послышалось, но эти двое говорят между собой по-русски». Я не поверила, но на какой-то остановке коварно подкралась к ним и – чудо – услышала родную речь! В конце концов оказалось, что эти супруги лет сто уже живут в Бостоне и совершенно обамериканились. Так что они, конечно, были русскими, но как бы не совсем… Забавно, как в процессе выявления их языковой принадлежности мы наблюдали за ссорой предполагаемого русского мужчины с другими пассажирами. Дело в том, что лучшие места в автобусе находятся, конечно, впереди, и Кари сказала, что народ ежедневно будет перемещаться на два сиденья по часовой стрелке, чтобы было справедливо. Народ перемещался, но что-то перепутал, и переместился не так, как предполагал описываемый русско-подобный мужчина. Он начал ругаться и требовать освободить его место, причем делал это так, что Дима оценивающе посмотрел на его перепалку с пожилым англичанином и вынес вердикт:

    – Наш.

    И он, как вы уже знаете, оказался в корне прав. Вот такая история. Вообще пара эта была какой-то не очень приятной, от них веяло глупостью и жлобством, поэтому ну их к аллаху.

    Еще про русских. Была одна трогательная сцена в Осло, на вершине холма, где стоит памятник Рузвельту. С этого холма открывается прекрасный вид на ословский (или ослиный?) фьорд, яхты, набережную и прочие красоты столицы. Мы поднялись на смотровую площадку, и к Диме подбежал немолодой такой человек, начал лепетать по-норвежски и совать фотоаппарат. Чтобы, значит, Дима запечатлел возле Рузвельта его и еще одного мужичка, стоявшего поодаль. Он так настойчиво объяснял устройство кнопки, которую нажимать, что Дима сказал: «ОК. I understand, I know». На что дядьк а (они уже прислонились к Рузвельту) повернулся ко второму и сказал: «Я тоже андестенд, только сказать ничего не могу по-ихнему». Я засмеялась и сказала: «А вы можете говорить по-русски». Боже, как они обрадовались! Вы бы видели – они подбежали к нам, счастливо подпрыгивая, и начали спрашивать всякие вопросы: а откуда вы, а почему вы здесь? Я говорю: мы из Украины. Они чуть не упали: и мы тоже с Украины! Я из Львова, а Миша из Одессы! Хотя я семь лет живу в Осло, а Миша уже двадцать лет живет в Нью-Йорке. Тут Миша неподражаемо спросил: И шо вы тут делаете в этой Норвегии? Туристы мы, говорю.

    Я бы с удовольствием с ними поболтала подольше, но Дима заскучал и повлек меня смотреть крепость.

    Еще одно дело было. Понимаете, для меня оказалось очень утомительно находится среди людей, говорящих на чужих языках. Мой английский откровенно плох, я медленно усваиваю иноземную речь, постоянно вслушиваюсь и судорожно пытаюсь понять. Я все время слушаю, слушаю, мозги мучительно переваривают звуки и ищут знакомое, которого, конечно, мало. И представьте – в каком-то супермаркете я задумчиво гуляю по отделу (чего уж скрывать) нижнего белья и вдруг в общем гуле различаю нежный девичий голос: «Светка, я пойду лифчики посмотрю». Родная речь так гармонично и так легко влилась мне в уши, не потребовав никаких мозговых усилий переварить ее, что через несколько только секунд я сообразила, что это говорят по-русски!

    Вот. Пожалуй, о русских более сказать нечего. Кроме того, что я очень люблю и обожаю русский язык и, надеясь все же освоить английский в совершенстве, наверное, всегда буду так же тщательно вслушиваться в голоса людей, чтобы услышать в них своё, родное.

    Кстати говоря, мне показалось, к русским норвеги относятся хорошо. В отличие, например, от поляков, которые кривятся. Дело в том, что норвеги помнят войну – они были пять лет оккупированы фашистами, освобождали их англичане, американцы и, возможно, наши? Я не уверена в этом – я уточню, конечно, в книжках, но мне помнится из школьной программы, что как-то русские в том поучаствовали. Хотя нас нужно уважать и любить, даже если мы не гнали немцев из Норвегии – разве мы мало сделали для победы? Кто же больше нас? Любите нас, норвежцы и прочие люди, мы были герои и сейчас мы тоже молодцы.

    Еще я чутким ухом уловила некоторую предубежденность норвежцев (точнее, их представителей в лице гидов) против немцев. Возможно, мне показалось. Но о войне в Норвегии рассказывали нам разные люди, они говорили еще, что много немецких туристов посещают сейчас страну, и что-то знакомое в тоне их голосов послышалось мне… так как-то холодно они говорили о немецких туристах и не очень приязненно, хотя и корректно, конечно.

    Но опять же, возможно, это плод моего воображения, и ничего более.

    Тема русских в Норвегии себя исчерпала, перехожу к городу Осло, о нем я уже немножко писала, но еще пару десятков слов добавлю.

    Стоп. Постскриптум к теме. Даже два их.

    Первый. Я таки заглянула сегодня утром в такую специальную книгу, имеющуюся в нашей библиотеке – называется «Энциклопедический Словарь» в трех томах выпуска 1954 года. Это прекрасное издание (примерно половину третьего тома занимает статья о Сталине), и я свято верю всему, что написано в нем. Так вот, о войне в Норвегии среди прочего говорится: «После разгрома гитлеровских войск в Заполярье героич. Советская Армия осенью 1944 освободила Сев. Н.». Это наша героическая армия освободила Северную Норвегию то есть. По гроб жизни они нам обязаны, вот что.

    Второй постскриптум. В поисках подарка для маленького Алешки Буянова зашли мы с Димой в большой детский магазин. В Осло дело было. Магазин был завален игрушками всевозможных видов и сортов (отдел с куклами не поддается описанию), количество конструкторов вызвало некоторую даже растерянность в моих рядах. Все пестрело яркими разными коробками, такими красивыми, лакированными, большими-маленькими-огромными – глаза буквально разбегались в разные стороны. Тут вдруг Дима замер и сказал: «Смотри…» Среди всего этого разноцветного великолепия скромно лежала небольшая коробочка характерного цвета неокрашенного картона, на которой блекло-красными буквами значилось: «Механическая железная дорога», и под надписью располагалось изображение паровозика, причем два его цвета – тот же красный и черный – самым естественным образом не совпадали в контурах и наезжали друг на друга. С душевным трепетом я перевернула коробку, предчувствуя Донецкую фабрику игрушек, но нет, это оказался Ленинград. Из коробочки Дима достал трогательный черный ключик, которым заводились абсолютно все механические игрушки в Советском Союзе времен моего детства… Каким, скажите, образом попала эта железная дорога в недра империалистической Норвегии? Кто занес ее сюда? Может, кто подкинул? Загадка. Выглядела она такой сиротой горемычной среди буйства красок буржуйских игрушек, что даже захотелось ее купить и пожалеть.

    А Алёхину мы купили викинговский шлем с откручивающимися рогами. Надеюсь, он забодал ими папу и маму.

    Теперь про Осло, наконец. А там и Берген с Лиллихаммером не за горами.

    Осло

    Это очень красивый город, буквально утопающий в деревьях и цветах. В первый день, потому что мы поздно приехали из аэропорта, мы не смогли вволю погулять по городу, но в конце тура были целых два свободных дня в Осло, и это было чудесно.
    О скульптурах я уже говорила, еще у них много памятников своим бесчисленным королям и королевам – все красивые, некоторые на конях. Неподалеку от гостиницы обнаружилась такая огромная бронзовая ручища с розой, зажатой в кулаке. К сожалению, не помню, в честь чего они это воздвигли, но впечатлило. Дима ее (их) сфотографировал.

    Забыла сказать, что в начале пути я спросила Диму: «Сколько пленок ты взял с собой?» «Восемь» - ответил мой муж. И что вы думаете – не хватило. Две штуки еще купили. То есть у нас теперь примерно двести пятьдесят великолепных фотографий о Норвегии. Причем, учитывая Димкины отменные фотографические способности и его фотокамеру, эти снимки легко могли бы украсить любой полноцветный журнал или еще что. Вот, похвасталась.

    Нам повезло – последние наши два дня в Норвегии оказались выходными, и центральные улицы Осло были закрыты для транспорта и отданы на растерзание пешим людям. Люди гуляли, катались на роликах, велосипедах и на – вообразите только – самокатах. Здоровые такие парни лет по двадцать шесть рассекали пространство этими самыми самокатами, отталкиваясь одной ногой и имея очень гордый и важный вид. У меня в детстве тоже был самокат, только красный, с железными колесами – он тарахтел ими как проклятый на весь наш микрорайон Солнечный и вызывал гнев старух. Потом он был заброшен и заменен роликами, они тоже гремели, еще сильнее даже. Только ролики были не такие, как сейчас, а о четырех колесах, двуполосные, присте гивающиеся ремешками к туфлям. Я страшно завидую нынешним детям, их замечательным роликовым конькам, мне тоже хочется так кататься, как они – легко, мобильно и почти беззвучно. Кстати говоря, в Осло, например, на них катаются не только дети, а в основном взрослые люди, старше даже меня – и ничего, никто не смеется над ними, а наоборот – почтительно уступают дорогу. Между прочим.

    Вот уеду в Нью-Йорк и как начну там на роликах ездить, и пусть только скажут мне что-нибудь плохое – задавлю.

    Много встретилось нам в Осле молодых людей и девушек в национальных костюмах – может, они для туристов старались, а может, мода такая в столице Норвегии? Но в любом случае – красиво и оригинально. Особенно деревянные башмаки и вязаные гольфы.

    Бедные они там, бедные… В эти самые выходные вдруг выглянуло блеклое норвежское солнышко и подняло температуру окружающей среды градусов до пятнадцати, а то и шестнадцати. Короче, не жарко было – я ходила наряженная в красивую шерстяную толстую теплую псевдонорвежскую кофту (купили в Бергене в таком специальном магазине, а потом в аэропорту мне за эту кофту вернули часть денег и еще спросили – какую я предпочитаю валюту? Дурацкий вопрос – конечно, монгольские тугрики, – хотела ответить я, но выбрала привычные баксы…) Короче говоря, не было жарко, а даже прохладно, дул специфический норвежский ветер, но безумные жители столицы повылазили в парки и сады и разлеглись на лавках и травках в трусах и майках и как начали загорать и просто предаваться неге и теплу! В Донецк бы их, в плюс тридцать шесть, в пыль и грязь, в оранжевый дым и трубы, непрестанно трахающие небо, в городской бы их транспорт и мерзкую, мерзкую, мерзкую теплую Кока-колу…

    Нет, не надо, это слишком жестоко было бы. Пусть себе лежат на травке, купаются во фьордах (бр-рр) и радуются своей незамысловатой жизни.

    Хорошо жить в мирной стране. У них совсем другие представления о старине, поразительные для русского человека. Вот есть, к примеру, у нас церковь Покрова-на-Нерли, двенадцатый век. С нее сдувают пылинки, дрожат возле нее голосом, любят и холят, и правильно – такая древность редка для России, монголы, пожары и иже с ними сожгли и истоптали все, что могли. А Норвегия проще относится к памятникам старины. Самое древнее каменное здание в Осло, уцелевшее после сокрушительного пожара тринадцатого века – католическая церковь, действующая, живая и здоровая, красивая. Или, например, здание городского банка – начало шестнадцатого века. Но это цветочки. Ехали мы в автобусе из Лиллихаммера в Олден, вокруг реки, фермы, поля, овцы, водопады… Небрежно Кари указала рукой влево и сказала: «Вот известное в Норвегии фермерское хозяйство. Семья живет и работает здесь шестьсот лет…» Представляете, без перерыва, без изменений десять поколений людей живут в одном и том же доме, владеют своими угодьями, растят своих овец и коров, смотрят на одну и ту же реку и те же горы – допускаю, что дом они, конечно, чинят иногда и автомобили меняют на новые – но они никуда не уходят с этого места, они равнодушны к соблазнам проходящей мимо цивилизации… Фантастика.

    А еще я видела домик. В предгорьях, среди воды, травы и камней (в таких местах норвежцы стремятся построить себе дачи – очень уж хороша природа – и даже королева Соня имеет там домишко), так вот стоит такой себе домик, ловко встроенный в кусок скалы, деревянный, с маленьким окном, очень милый домик двух тысяч лет отроду. Я переспросила у Димы, думала, что просто не поняла. Да, две тысячи, - подтвердил он. А что тут особенного?

    Такие вот вещи сводят с ума. Они нереальны, они болезненно сказочны и далеки, как планета Марс. Еще дальше и нереальней. Наличие Марса мозг воспринимает легко и естественно, хотя я никогда не увижу его, а может, его и нет вовсе. А существование дома, с окном, с дверью, с крышей и прочими принадлежностями человеческого жилья, осязаемого и живого… представляется фантомом, мистикой и бредом. Он построен кем-то, жившим до Христа. До викингов. До всего. Он не имеет права быть, но он есть, и это полное безумие.

    Бурные реки и водопады дают норвежцам почти бесплатную электроэнергию. Поэтому у нас так много трамваев, - как бы извинилась Кари. Трамваи прекрасны, как и всё в этой стране, они голубые, резвые, трехвагончатые… только вагоны отдельно не отчленяются друг от друга, а составляют единое железное округлое тело трамвая (это не слишком физиологично? Просто воспоминания об Осло таковы.) Город напичкан голыми статуями – лежащие мощные бабы, могучие мужские торсы, крепкие бронзовые дети – их так много и они так однообразны, что кажется, их ваяла одна рука. Возможно, это так и есть. По крайней мере неподалеку от Осло, в его черте, существует прекрасный парк, с фонтанами, с этой их сумасшедшей мохнатой травой, с мостами и аллеями, и он весь заставлен обнаженкой. Ее сделал один художник (скульптор, точнее), он же спроектировал парк, и парк этот называется его именем. Простите меня, ословцы, я не помню его – норвежские имена тяжелы для восприятия. Так вот, у скульптур парка есть логический центр… но у меня нет слов для его описания – здесь нужны термины, специальные умные искусствоведческие слова, иначе сбиваешься на ненормативную лексику. Ругаться я не умею, а терминов не знаю, что же мне делать?

    В общем, это такой забор типа ветвистая чугунная ограда. За оградой круглый огромный пьедестал со ступеньками, можно подняться повыше и рассмотреть поближе, что там наваяно. Наваяны там по периметру всякие люди, разного пола, возраста, в разных позах и сочетаниях друг с другом, все, естественно, одеты в ню, а в центре этого самого постамента стоит огромный высоченный………

    Он, короче. Обратный тому, в аэропорту. Не разочаровывающий, а наоборот, жизнеутверждающий. Издалека поверхность его казалась неровной, шероховатой. Поближе когда подошли – а он состоит из людей – они, сплетясь, сцепившись, карабкаясь и застыв так, образовали этот самый монумент. Каменные голые люди. Гидша наша объяснила, что вся композиция представляет собой изваянный в камне гимн человеку, его человеческой жизни, разным этапам его пути – потому-то там и дети, и старики, и всякие другие стадии взросления. И вообще весь парк подчинен единой мысли и идее скульптора – как прекрасна жизнь в ее разнообразии, как красив человек в его голом теле!

    Возможно, я дикая. Я живу в Донецке и дышу его застоявшимся воздухом. Я недоразвитая. Меня, наверное, нельзя выпускать в такие культурно-просвещенные страны, как Норвегия… но мне не очень понравился замысел художника. Некрасиво это как-то, грубо и слишком ж откровенно. Хотя… радостно это все, люди. Радостно, весело и неожиданно! Пусть будет.

    В Осло, естественно, множество музеев. Я решила почтить своим присутствием художественную галерею, и даже конкретные ее места. Слышала я когда-то, что Осло имеет неплохую коллекцию работ импре- и экспрессионистов, а к ним последние годы имею я особое тяготение. Оказалось, да. И Мане с Моне, и Модельяни, и Гоген, и Сезанн, и Ренуар и всякие другие хорошие люди там оказались, и даже автопортрет Вана Гога. Сплошное удовольствие. Дима тоже искал одну картину там, но не нашел. Дело в том, что он знал примерно, как она называется, но не знал автора, эпохи его проживания, темы и даже стиля, к которому картина относится. Да и искал он не очень активно. Больше сидел на диванчиках, а по залам рыскала я как бы одна. Приятно оказалось обнаружить небольшой такой зал с древнерусскими иконами, разными и в хорошем состоянии – даже целый деисусный чин висел в человеческий рост размером, классно, короче говоря, было. Музей, кстати, оказался абсолютно бесплатным, даже дали ключик от камеры хранения и мы сдали туда курт ки и сумку. Возле этих камер я упала на крючки. Просто там были вбиты в стену такие железные крючья в два ряда – верхний для одежды, нижний для сумок (это если вы не хотите, например, пользоваться камерами хранения и предпочитаете не мять одежду – все равно не украдут), и вот я, поджав ножку и перешнуровывая на весу кроссовок, потеряла равновесие и на эти крючки-то и свалилася, корова. Хорошо, что они имели округлые очертания и не проткнули мне насквозь спину, а только оставили гряду ровных синяков. Тоже приятно. Тоже впечатления.

    Хотела я, кстати, сказать пару слов по поводу «не украдут». В Норвегии нет преступности. Замирая от ужаса, гидша в городе Бергене рассказывала нам страсти-мордасти про то, что в последние годы (только вообразите, какой кошмар!) в городах Норвегии участились случаи мелкого воровства – она назвала это «pick-pockets». И это, упаси Боже, не норвежцы, конечно, а приезжие гости чинят произвол в карманах мирных граждан.

    Сидя раз в холле гостиницы в ожидании автобуса, протянула я руку к полке книжного шкафа и взяла наугад книжку... Ну, хорошо, допустим, первая книжка была не та, про которую я хочу рассказать, а «Ленин и дети» на норвежском языке (приятно, черт побери!), а вот второй оказалась что-то типа «Годовой обзор: Норвегия в 1979 году», с фотографиями и картинками, на английском языке. Параграф о преступности оказался очень мал, злостных деяний зафиксировано в 1979 году было только два – одно наезд машины на другую машину на горной дороге (трупов нет, но раненые остались) и ужасная драма на площадке летнего кафе в Осло. Какой-то неизвестный молодой человек подскочил к мирно попивающей кофе пожилой даме и выхватил у нее кошелек! И убежал! Окружающие граждане так растерялись, что преступник остался недогнанным, и даже дежуривший невдалеке полицейский не задержал его, поскольку тоже растерялся. Представляете? Фобос и Демос буквально, страх и ужас. Если это и правда все, чем может похвастать преступный мир Норвегии – счастливейшая эта страна! Откровенно говоря, я не думаю, что все так хорошо, поскольку, например, за пару недель до моего приезда сюда, в программе «Время» показывали, как некий норвежский мужчина захватил детский сад (который посещал его сын), взяв в заложники детей и воспитательницу. К садику съехалась вся имеющаяся в наличии сухопутная армия, флот и воздушные войска, негодяя убедили психологи, детей и тетю он отпустил и сдался властям, требуя адвоката. Он был психически болен и влюблен в воспитательницу, а она не ответила ему взаимностью, что и поимело сии ужасные последствия.

    Так что не все уж гладко в той Норвегии! Пусть не притворяются, а честно скажут, что и у них есть криминал, смертоубийства и мародерство, и мафии раздирают страну на части – так будет справедливо и ни кому не обидно, а то, подумаешь, кошелек украли...

    Что еще можно про Осло сказать? В нем проживают 400 тысяч людей, и по меркам малозаселенной Скандинавии это большой город. Стокгольм, например, имеет полтора миллиона жителей – и это очень, очень много, - сказал мой шведский сосед в самолете Москва-Стокгольм.

    В моем опусе о Норвегии как таковой Норвегии маловато – все больше мои досужие размышления обо всем на свете. Так что не будет лишним добавить, что жизнь содержит в себе маленькие радости – например, вчера французская сборная по футболу стала чемпионом Европы, в честной и равной борьбе победив в финале итальянцев. Замечательный был футбол – не оторваться. Очень славно.

    Да, так о чем это я? Об Осло. Больше мне о столице Норвегии сказать нечего, перехожу я, пожалуй, к Лиллихаммеру.

    Лиллихаммер

    В 1994 этот город волею судеб оказался столицей Олимпийских игр, что, конечно, было его большим счастьем и удачей. Он расположен в очень красивом месте, среди предгорий и холмов, но так мал, что половину его строений составляют гостиницы, рестораны, магазины и прочие причиндалы туристического места, то есть то, что было построено и открыто к Олимпиаде. Улицы его узки и извилисты, карабкаются вверх, в горы, к трамплинам. Мы, конечно, посетили один такой, покатались на подъемнике, повосхищались видами и красотами, даже настоящего лыжника видели – в розовом таком гладком костюме, шлеме, с огромными толстыми лыжами – настоящий викинг, высокий, здоровый, красивый, с юным румяным лицом. Он вежливо стоял в общей очереди на подъемник, среди пыхтящих старых пресыщенных козлов (мы с Димой, конечно, не в счет) и терпеливо ждал. Потом летел с самого верха трамплина, а это очень высоко и страшно.

    В Лиллихаммере мы стали жертвой конкурса детских духовых оркестров. Детки, наряженные в разноцветные костюмы, ходили по всему городу со своими трубами и дудками и дудели бравые марши. Укрыться от них не было никакой возможности, поскольку городок маленький, а дети, похоже, понаехали со всей Скандинавии и заполонили улицы, задудев нас до сумасшествия.

    Еще я видела в этом городе прекрасную белую лохматую лайку с хитрыми черными глазами и не менее прекрасную белую (абсолютно белоснежную) березу, не такую, как наши – толстые, корявые, тополеобразные – а с гладким тонким стволом, с редкими черными полосками – такую нежную, трогательную, просто ужас.

    Я заметила, что норвежцы держат в основном шерстяных собак – лаек, колли, спаниелей, сеттеров и таких, названий которых я не знаю. Особенно приятно и грустно было видеть колли – я очень скучаю по Евочке, когда ее нет рядом. Вообще удивительно, как сильно привязывают к себе собаки – кажется, должно бы быть наоборот, ведь мы заводим их, чтобы они нас любили и скучали по нам, чтобы мы были светом в их окне, их единственным счастьем и смыслом их жизни, а что получается? Да я за свою собаку убью и зарежу любого, кто посмеет обидеть ее, ее болезни и страдания наносят мне невероятные душевные раны – пусть лучше у меня болит, чем у нее, невинной и безответной. Она моя радость, мое любимое и единственное дитя, сестричка и подружка; это я завишу от нее, а не она, пусть она только живет еще много-много лет на свете, а остальное вовсе не важно…

    Да. Пожалуй, больше ни чем Лиллихаммер не потряс, он живет воспоминаниями о зимней Олимпиаде и принимает туристов и спортсменов, а не будь их, возможно, никто не знал бы о нем никогда – столь он мал и скромен. Очарователен тоже, впрочем.

    Теперь о противоположном – великолепном, незабываемом и абсолютно шикарном городе Бергене.

    Берген

    Не знаю я, сколько людей в нем живет. Я хотела бы жить в нем. Он расползся по фьорду своего имени, вдоль всех его берегов и вдоль холмов, этот фьорд окружающих. Он состоит из красных крыш и стен всех цветов, какие можно представить; деревьям нет места в тесных улицах старых построек, и они растут прямо на крышах и карнизах. Там есть и новая часть города, но она просто новая по сравнению со старой, а для меня и эта новая очень старая.

    Как бы две части есть в Бергене – та, где селились раньше богатые люди (шикарные маленькие замки, утопающие в садах), и та, где жили люди бедные – улицы бегут вверх, в гору, очень круто, высоко, промежутков между домами почти нет, они как пчелиные улеи залепили все холмы вокруг фьорда. Думаю, именно в таких домиках жили Кай и Герда и смотрели друг на друга из своих окошек. Сейчас, говорят, купить квартиру в таком квартале стоит неслыханных денег – экзотика, блин. Красота.

   &nbs p;Берген потряс меня до невозможности своей достопримечательностью – рыбным рынком. О-о-о! Больше ничего сказать не могу, при воспоминании начинаю захлебываться слюнями, поскольку рыбу люблю больше всего на свете и могу питать себя токмо ею. Знаю еще одного рыбного фаната – подруга моя Татьяна, слышишь ли ты меня? Не хочешь ли посетить рыбный рынок в Бергене? Смотри, что там было, наслаждайся.

    Рынок, значит, содержал в себе рыбу и всякие производные от нее, как то крабы, раки, омары, мелкие гады типа устриц и мидий и всякое такое прочее. Причем рыба была живая (то есть дохлая) во льду; порезанная на кусочки и уже приготовленная – соленая, вареная, в виде консервов и бутербродов, а еще стояли там такие большие аквариумы, и в них плавала все та же нечисть, только в живом еще виде – лососи всякие, камбалы, скумбрии и скаты даже, прекрасные синие с золотом омары со связанными щупальцами, (чтобы не портили себе товарный вид), крабы ходили боком по дну, угри плавали, как змеи, все это радостно пахло морем и рыбой, и … но довольно. Не могу.

    Ездили в Бергене мы на фуникулере, обозревали окрестности, купили в магазине описанную где-то выше кофту, фотографировали корабли и яхты, цветы и памятник Григу. Страстно возжелав клубники, купила я ее на рынке – огромную, пластмассового вида, но как ни странно, очень сладкую и вкусную. Слопала сколько смогла прямо на ходу, немытую, но зато в кайф.

    Была еще автобусная экскурсия по городу, но я помню ее плохо, поскольку, к сожалению, сморил меня богатырский сон и лишил удовольствия от обзора города из окон автобуса. Помню только, как тетка-гид жаловалась на карманных воров, но об этом я уже писала в главе о преступном мире Норвегии.

    Жаль, но ощущаю я, что уже написала о Норвегии все, что могла. Толком не сказав ничего о прекрасных ее красотах, полях, горах и снегах, исписалась я вся дотла.

    Я ждала от Димы фотографии – он проявлял пленки и печатал у себя, в Нью-Йорке – я думала, что они подскажут мне еще много всяких слов. Но они только навеяли приятные далекие воспоминания – я ли там была, мои ли глаза смотрели на окружающие диковины – это уже непонятно и странно. Теперь мне кажется, что нет, не я и не мои. И так казалось в Норвегии, только там было еще непонятней и страннее.
    Несколько разрозненных абзацев я оставлю, просто так, для общего представления о тех местах.

    Разрозненные абзацы

    Мы видели льды и огромные сугробы по краям дороги, специальные машины разгребали их в стороны, чтобы люди проехали на своих автомобилях и автобусах. Снега окрашены в дивные голубые и зеленые цвета, потому что как-то хитро преломляются лучи Солнца. Высоко среди ледников живут лапландцы – Кари сказала, что их поголовье увеличилось до сорока тысяч! Они выращивают своих лапландцев, как редких животных, так показалось мне.

    В этих ледниках нас выпускали из автобуса поморозиться, но старухи с пугливым щебетом возвращались назад, в теплое нутро. Только Дима и еще одна безумная зафаначенная китаянка брели сквозь ветр и хлад, чтобы сделать пару необычных снимков.

    В Норвегии много домов с травой на крышах. Это очень красиво, когда на крыше растет трава и порой даже деревья. Едят ли ее овцы и коровы? Может, они ловко вскарабкиваются туда и пасутся, объедая крышу до самых досок перекрытия?

    У нас осталось пара фотографий с овцами, вид сзади. Кажется, я писала, что в долах бродят толпы одичавших без присмотра овец с цветными бирками в ушах – хозяева выпускают их ранней весной и собирают осенью, не заботясь в промежутке о их судьбе и потомстве. Дима преследовал этих несчастных, чтобы зачем-то увековечить их, но они убегали, и теперь у нас есть их грязные попы и хвосты. Можно любоваться.

    На самом верху лиллихаммеровского трамплина стоит некое строение, огороженное замечательным заборчиком – он состоит из поломанных лыж и их остатков. Мне сразу подумалось, что на этом заборе не хватает частокола с головами тех, кто сломал эти свои лыжи и шеи, убиваясь с трамплина.

    Два раза нас вместе с автобусом переправляли через фьорды на пароме. Конечно, мы помчались на верхнюю палубу, чтобы смотреть и фотографировать. Как вы уже поняли, Дима человек несгибаемого мужества – я недолго могла выносить то, чем радовала верхняя палуба – мокрым ураганным ветром, дождем, снегом и прочей всякой такой пакостью. А он же выносил, причем в его куртке не было капюшона и шапки тоже не было, то есть все осадки лились и дули прямо в его уши. Ужасно. Но такие вот мужчины странные звери – ради пары удачных (пусть даже весьма удачных) кадров они могут пренебречь вероятным отитом и менингитом…

    В Норвегии низкое небо. Особенно в горах. Там не очень высокие горы, едва ли три тысячи метров, но облака так низки и тяжелы, что буквально хоть раздвигай их руками. Утром мы встали и не обнаружили за окном гор. И былых водопадов тоже не осталось – а это все туман, он сожрал их напрочь, без следа. Я подумала: а как поедет наш неповоротливый автобус по этой ужасно узкой серпантинчатой дороге? А ну как Отт не справится и мы свалимся прямо вниз, в сокрывшуюся от глаз долину? Но пока мы завтракали, туман собрался в кучи и стал облаками, а они уплыли восвояси. Горы, понятно, вернулись, как и долина с реками и водопадами, и Отт уверенно повел автобус вдаль.

    Они любят своих троллей. Тролли живут в лесах, живут в домах в виде домовых, их скульптурные изображения заполняют магазины и витрины; мы купили Труше в подарок чудную книжечку про виды и происхождение троллей. Честно говоря, природа Норвегии так живописна, что я верю не только в троллей, но и, конечно, если не сейчас, то много времени назад здесь жили гномы, эльфы и, понятное дело, хоббиты. Их существование там было бы гармонично и естественно. Вот так.
    Еще две сумасшедшие штуки были для нас в Норвегии. Во-первых, я первый раз в жизни видела настоящую радугу. Она была огромная, через весь фьорд, своими концами она упиралась в его берега, она совершенно отчетливо (как в мультфильмах рисуют) делилась на цвета, она была как будто выписана не акварелью даже, а жирными масляными красками и казалась чудовищно осязаемой и живой, очень хотелось потрогать ее руками и обойти ее с ТОЙ стороны.

    Во-вторых, я стояла за водопадом. Огромная шумная вода падала со скалы, образующей некий козырек, и можно было обойти и встать между водопадом и скалой. Душераздирающее ощущение, страшно и приятно.

    Напоследок напишу о яйце. Это уже как бы постнорвежское дело, но оно такое смешное, что стоит упомянуть.

    Что делает нормальный человек с яйцом? Он лупит его ложкой по тупому концу (или же по острому, не суть важно, не будем спорить из-за такой ерунды), потом пальцами удаляет скорлупу и ест яичное тело, помогая себе ложечкой при необходимости. Но в Норвегии мои жизненные устои поколебались. Один пожилой фермер из Англии совершенно потряс меня своим культурным обращением с яйцом. Он взял яйцо, поставил его в подставку, схватил нож и ловко отрезал у яйца шляпку! Причем яйцо-то было в скорлупе и, мало того, всмятку. Потом он отбросил эту шляпку вон и ложечкой яичко выел. Научусь, подумала я. Приеду домой и немедленно научусь этому чуду. И вот недавно сварила я себе два яйца, причем, для усложнения эксперимента, всмятку. Взяла самый острый нож с зубчиками и… знаете, что? Вы уже зн аете. Конечно, ничего-то я от него не отрезала, оно раздавилось в моей руке, потекло по локтям и в рот не попало. Со вторым я экспер иментировать не стала, решив, что раз с детства меня мама не научила культурно кушать куриные яйца, нечего себе в двадцать семь лет морочить голову и переводить продукт. Остатки жертвы опыта я скормила Басе, а второе яйцо постучала ложкой по макушке и так далее.

    На этой радостной ноте я, пожалуй, и закруглю свое повествование о путешествии в Норвегию.

    В следующем году норвежцы наметили отпраздновать тысячелетие своего города Осло, с чем я их душевно поздравляю и веселюсь вместе с ними. Желаю им всегда жить так хорошо, как они делают это сейчас, и пусть они научат всех желающих миру, благоденствию и счастью бытия.