Умер Борис Сергеевич Мягков. Один из первых исследователей творчества Михаила Булгакова.
    Помню свое недоумение, когда, с величайшим трудом получая в отделе рукописей какую-нибудь очередную кроху булгаковского наследия, я обнаруживал, по записи в регистрационной карточке, что эту единицу уже заказывали Яновская и некий Мягков. Яновская – понятно, она известный текстолог и публикатор, а вот кто такой Мягков?

    Вскоре мы познакомились. Борис Сергеевич оказался человеком изрядной душевной и телесной комплекции, флегматичный, с добродушно-ироничной улыбкой. По образованию химик. По призванию – любитель литературы. Не только Булгакова – также Мандельштама, Цветаевой, Грина... Но Булгакова – в особенности. Булгаков его настолько зачаровал, что стал частью его жизни. Очень важной и, может быть, главной частью. Почти все свободное время уходило на поиски, а затем на обработку и систематизацию найденного – не только неизвестных булгаковских текстов, но также всего, что так или иначе связано с творчеством любимого писателя, вплоть до упоминаний его имени. Это потом лавина исследований стала необозримой и неподконтрольной, а тогда, когда все только начиналось, он собирал любую информацию, как старатель крупицы золота. И вскоре сделался обладателем и хранителем – об этом можно сказать теперь прямо и без оговорок – самой богатой домашней булгаковской библиотеки.
    Приезжая в Москву, я обычно останавливался у Бориса Сергеевича. Мне не очень-то нужно было томиться в библиотечных каталогах, отыскивая новинки или, наоборот, старинки стремительно растущей булгаковианы – все новое и старое, включая нелегальные тогда зарубежные издания и даже копии неопубликованных булгаковских рукописей, оказывалось в моем распоряжении. И не только, разумеется, в моем. В его квартире можно было встретить и какого-нибудь именитого булгаковеда, и таких же, как Борис Сергеевич, энтузиастов-любителей. Здесь случались и дружеские застолья – с участием В.Молодцова, М.Владимирского, В.Осипова, В.Рокотянского, А.Курушина, А.Баркова, а также Б.Соколова, Ф.Балонова, С.Никольского, Е.Яблокова и многих других. Его благодарили за помощь в работе зарубежные слависты – Н.Натов и Г.Соломон (США), Р.Джулиани и Дж.Спендель де Варда (Италия) и др. Он был знаком практически со всеми известными и многими малоизвестными исследователями творчества Булгакова, со многими поддерживал переписку, щедро рассылал ксерокопии новейших публикаций. У меня, например, за два десятилетия нашего общения собралась толстенная папка с его письмами, в которых отражена непростая и драматичная история отечественного булгаковедения. При этом тон этих писем всегда был по-булгаковски шутлив, ироничен, а содержание – информативно и компактно.
    Научные тексты о творчестве Булгакова любой сложности и занудности он читал с неизменным интересом. Высоко ценил, естественно, труды Чудаковой, Смелянского, Петровского, которых знал лично. Мне запомнилось, с каким удовольствием, переходящим в восторг, читал он книгу Яблокова. Но при этом его радовали и работы иного плана – Яновской, Соколова, Лосева, Баркова. Казалось, он просто был благодарен всем уже за то, что вокруг Булгакова что-то происходит.
Отсутствие филологического образования, конечно, сказывалось в его попытках анализировать и интерпретировать булгаковские произведения, и он это хорошо понимал. Но он нашел применение своим знаниям и способностям: стал вначале знатоком булгаковской топографии и, соответственно, автором многих статей на эту тему, собранных в книгу «Булгаковская Москва» (М., 1993); затем – составителем «Родословия Михаила Булгакова» (М., 2001), а также библиографом. Однажды он по моей просьбе начертил карту булгаковедческих сражений – с обозначением военных лагерей, группировок, одиночек и т.д. А еще он составил булгаковедческое древо, где каждому автору-листочку нашлась своя веточка. Были и другие замыслы, в том числе и авантюрно-детективные. Он был нескучный человек, Борис Сергеевич.
    Его пристрастие к чертежам и схемам давнее. Помню, в первый же, кажется, день знакомства я сказал, что интересно бы проследить перемещение Ивана Бездомного по Москве – не иначе, как тут что-то сокрыто. Усмехнувшись, Борис Сергеевич привел меня к себе домой и расстелил на полу карту Москвы. На ней был обозначен не только путь Бездомного, но и дом на Большой Садовой, и места обитания Мастера и Маргариты, и многое другое. Вряд ли он мог тогда предполагать, что по этим схемам и с помощью его консультаций через несколько лет по Москве будут ходить многочисленные экскурсии.
    Да и сам он испытывал явное удовольствие, когда ему удавалось поводить какого-нибудь заезжего гостя по булгаковской Москве. Эти прогулки были незабываемы. И от возникающего чувства причастности к истории, и от неторопливо звучащего, как бы за кадром, голоса вашего всезнающего спутника.
    Последние годы он не выходил из своей квартиры – это было бы ему нелегко. Жил в созданном им самим литературном мире. Но было время, когда он без особого труда мог отправиться в какое-нибудь литературное путешествие. Например, поехать в Туапсе, к Татьяне Николаевне Кисельгоф, первой жене Булгакова, когда о ее существовании мало кто знал. Или отправиться в смоленскую глушь на поиски мест, где работал земский врач Булгаков.
    На научные булгаковские конференции он тоже приезжал, но не регулярно, да не очень-то его жаловали ученые коллеги – об этом тоже нельзя не вспомнить. Находили ошибки в его разысканиях (а у кого их нет?), неотрефлектированные заимствования, а главное – указывали, что так, как он прочитывает Булгакова, читать нельзя. Словом, напоминали ему, что он – дилетант.
    А он и не возражал. Посмеивался, пошучивал. Неспешно и благодушно рассказывал о какой-нибудь очередной инвективе в свой адрес, и при этом непременно цитируя любимого писателя. «Итак, дорогой друг, чем закусывать, спрашиваете Вы?» – говорил он, наполняя рюмки. И сам же отвечал – но уже какой-нибудь другой цитатой.
    Критика профессионалов была справедлива, но несправедливым было, как мне казалось, их высокомерие по отношению к дилетантству. Поэтому несколько раз, к удивлению и недоумению своих коллег, мне довелось выступить в защиту «наивного» чтения. Если уж выбирать, кто «мистическому писателю» более близок и ценен, ученый вроде Берлиоза или наивный дилетант вроде Бездомного, то ответ очевиден.
    Что ж, прожита жизнь. Многое в ней будет непонятно последующим поколениям. Будет непонятна радость открытия в архивной пыли никем не замеченного и никому не нужного фельетона, радость от обладания страницами, строчками, смыслами любимого автора, радость от вхождения в книги, в дома, в миры, где жил, где мыслил и страдал тот, кого называют Мастер. Будет непонятно, отчего, несмотря на духоту и затхлость эпохи, удавалось проживать, в общем-то, радостную жизнь.

A.K.

    29.12.86.
    …наш семинар из «Некрасовки» попросили: мелкие стукачи нашли в выступлении чеха-аспиранта Павла Абрахамса (помните его?) теософщину, бердяевщину, сменовеховщину, соловьевщину, левшестовщину и на всякий случай шумнули через райком в дирекцию. Та пала, и мы переехали в московское литературное кафе (вот есть такое) и пока в смутном периоде.

    15.05.87
    Все, что Вы видели у меня неопубликованное и нерепубликованное, я запускаю на публикацию. Думаю, что и остальные владельцы текстов (т.е., в первую очередь, Чудакова, Яновская, Гудкова, Файман, не говоря уже о других) такого же намерения, и будет определенная сшибка интересов, и дублирование публикаций, и конкуренция. Но в пределах этого и следующего года большинство из намерений будет реализовано в журнально-газетных публикациях и выходом сборников…

    24.05.92, г.Москва (где-то в России).
    Рад бы пошутить на сравнительную жизнь в Москве и в Донбассе… и на тему Черноморского флота. Да не шутится. Мы отшутились в прошлом году. А сейчас, как и по Булгакову, грозно грянула История. И шутят разве что новоиспеченные нувориши-миллионеры (они же легализованная мафия) в саду «Эрмитаж» на имитации Бала Сатаны, Сеанса черной магии и др. фрагментов романа (входной билет – 2000 р.).

    3.09.92.
    Кстати, об Израиле. Из булгаковцев, кроме Фиалковой и Давыдова из Киева, Давыдова из подмосковного Красногорска, Л.М.Яновской, уехала на дл[ительное] время к сестре и Татьяна Рогозовская. Так что теперь она, видимо, плавает не в Днепре, а в Иордане… И ест, естественно, баккуроты, как та веселая булгаковская ершалаимская парочка. (Признаюсь, я их тоже пробовал: когда в 1989 г. я лежал в больнице по пустяшному делу (не спид, а подагра), нам по линии гумпомощи из Израиля (покровителя, как известно, всех российских подагриков) присылали эти самые баккуроты (плоды смоковниц) и маленькие дыни, и на каждом клейкая наклейка: «Made in Israel, sborshtik Mojsche Ivanov»). Вот такие дела.
    Так что, наевшись этих самых смоков, булгаковцы-израильтяне смогут созвать свой МАБ-ИНТЕР-КОНГРЕСС не хуже петербургского ниновского или киевского кончаковского, или донецко-горловского …вского.

    16.01.93.
    Пользуясь предоставленной Вами возможностью написать прямую записку, минуя треволнения почты, хочу сообщить, что произошло или могло бы произойти в конце 1992 – начале 1993 г., т.е. практически за 3 прошедших недели.
    Основные события я изложил при нескольких телефонных звонках этого времени и теперь просто подытоживаю ранее сказанное.
    Казалось бы, эти дни, разбавленные свободными днями праздников внедряемой сверху официальной религиозности, должны были бы как-то скрасить то всеобщее уныние в большинстве московского народонаселения, вызванное постоянным ежедневным повышением цен на буквально все, снижением уровня жизни, прямой опасностью жизни из-за обвального усиления преступности. Но этого, естественно, не произошло, и пресс уныния и тотальной безысходности, равнодушия к происходящему овладел большинством. Смена правительственного начальства, конечно, не спасает, и Гайдарка лишь выскочил на ходу из спешащего под уклон госпоезда.
    Для меня же эти дни были отравлены угрозой сокращения и возможной безработицы, прогрессирующей день ото дня. Действительно, нашу «Контору» сократили буквально вполовину, но меня пронесло на этот раз, и я остался. Пришлось, правда, переезжать, но это было для оставшихся уже веселым делом…
Как Вы сами понимаете, в этот период, несмотря на свободные домашние дни, ни о каких булгаковских занятиях не могло быть и речи («без божества, без вдохновенья»): сопротивлялся организм, хотя у меня есть формальный официальный заказ на написание, по крайней мере, трех статей, и материал для них уже фактически собран, и там ждут. Но не выходит насильно. <…>
    После небольшого кризиса, когда правление Булгаковского фонда во главе с его секретарем, Натальей Геннадьевной Романовой, поругалось с его председателем (Чудаковой) и выразило ему (самой Чудаковой!) недоверие в правильности организации работы по реконструкции дома 10 совместно с Моск. Союзом кинематографистов, кому Моссовет передал этот дом, - тучи развеялись и стало яснее. Чудакова фактически от работы отстранилась, денег на счету фонда осталось всего 10 тыс. р. (из полумиллиона), обе квартиры в состоянии начала-середины перманентного ремонта (т.е. состояния двухлетней, почти, давности), никакой творческой работы фонд не ведет и не субсидирует. Союз же кинематографистов (официальный теперь хозяин дома) совместно со спонсорами (наконец-то нашлись толстосумы) образовал акционерное общество «Дом Булгакова» со своим счетом и будет (или не будет) вести работы по дому по своему усмотрению.
    Чудакова же им в пику опубликовала в «Русской мысли» (Париж) свои концепции развития и преобразования дома. Возможно, какая-нибудь из газет ее и перепечатает у нас.
    Н.Г.Романова вновь вернулась к обязанностям Хозяйки 50-й и 52-й квартир, полна снова надежд, оптимизма, издательских и других планов и начинаний. Хорошо бы подольше, а не до очередного срыва.
    Более стабильна работа в Киеве. Кроме введенных осенью двух музейных комнат 2-го этажа, к рождеству они приготовили еще 3 комнаты и хотели делать большую презентацию на Крещение, 19.01. Но передумали и отложили все до мая, чтобы открыть весь музейный этаж, террасу и двор. По-моему, это правильно.
    Напечатанный тираж (5 тыс.) книги Яновской поступил на склад издательства 28.12. Музей выкупил полтиража и будет его коммерчески продавать. Для «сенегальских» булгаковцев Кончаковский обещал скидку, для украинских – две.
    У Лосева (по слухам) вышла книга «Неизвестный Булгаков» (в из-ве «Книжная палата»), и ее кто-т о якобы уже купил за 193 р. Если это правда, буду доставать и для Вас.
    От питерцев Соколов не привез никаких вроде булгаковских вестей, но, может, что-то и происходит тайно в ниновских кабинетах. Во всяком случае, благие намерения у этой группы (РИИИ) прежние: организация СПб-ского тайного булгаковско-масонского об-ва, выпуск юбилейных МАБ-сборников и 2-й кн. «Теанаследия», проведение в 93-м «Чтений». И др.
    Самарцы (Немцев в пединституте) и москвичи (ИМЛИ) тешат себя надеждами на выпуск сборников докладов 1991 г. Помогай им Бог – у меня там по статье.
    С заграницей переписка из-за большой стоимости почты заглохла. От Н.Натов и др. ответа и посылки так и не пришло. Переписываюсь с булгаковцами из Томска (Менглинова, Фролова) и Павлодара (Шафер).
    По-прежнему не имею координат дрогобыческих и черновицких булгаковцев…

    31.01.96.
    Здравствуйте и благоденствуйте на своей щирой та вильной и не завидуйте москалям, некоторые из которых признают «любезный… сердцу прежний, истинно народный режим», где «книга – лучший подарок». Их я был рад дарить Вам и семье Вашей при всех режимах. И постараюсь делать и впредь.
    Письмо Ваше от 18.12.95 г. пришло вот утром сегодня 31.01.96 г.: считайте, что за 13+31=44 дня (по штемпелям за 41 день: эту арифметику тоже зачтите как мистическую)…
Спасибо за поздравления, за теплые слова в мой адрес: как ни крути, это согревает и «бальзамирует» душу (об этом пел когда-то, - при том режиме, - и демподписант Окуджава, который, судя по фамилии, все-таки японец). Так что желаю и Вам того же, а подробнее – в моем, видимо, уже дошедшем до Вашего прекрасного терриконовского далека, письме-бандероли с «официальным» поздравлением к году 105-й годовщины М.А., по булгаковедческому летоисчислению.
    <…> …кстати: Феликс [Балонов] прислал мне свою новую публикацию по сакральности у Булгакова, ругается в ней разными инословами, а в письме называет Баркова «киевским Козьмой Прутковым» и добавляет: «а у него там под боком еще и подруга – Муза Йовская = музеевская = музейная» (конец цитаты). Что это значит и кто имеется в виду, - я решительно не представляю…
    <…> Про остальное – см. вторую книгу Баркова: ну, держись, булгачьё! А также местные подбулгачники…

    23.09.98.
    Сейчас, в 11 час. (М.) 23.09.98., звонил в Горловку, но Вы были в это время на митинге шахтеров шахты №302-бис в Донецке: учили их укр. ругани…

    10.11.98.
    В РГБИ работа продолжается, но меня оттуда поперли: попал под тотальное сокращение тех, кто не обслуживает непосредственно читателей. Тем не менее, работа из плана не исключена. Но доживем ли?

    Из последнего письма:
    1.05.02.
    Дорогой Александр Александрович!
    Письмецо это придет наверняка к горловским терриконам с определенным опозданием, связанным с майско-пасхальными почтовыми вакханалиями. Но именно с ними и с подоспевшим, как на заказ, булгаковским 111-летием я Вас решительно и категорически поздравляю, желая доброго здоровья, творческих достижений, успехов и удач и лично Вам, и всей Вашей прекрасной семье.
    <…> …я осмеливаюсь предложить свою скромную, но заинтересовавшую Вас по теме рукопись, коюю и прилагаю к настоящему посланию. Примите со снисхождением и миром – может, и подойдет. А пока, как объявило наше государственно-церковное руководство: «Христос воскресе!» Чего и Вам, и вам всем желаем.
    Пишите. Ваш Б.Мягков.

    Булгаковцы - Б.Соколов, Ф.Балонов, Б.Мягков