Москва. 2001 год

     Вошла в вагон на Спортивной. Чернея на фоне собственных курток, сидела читающая молодежь. Читающее старичье с любовью поглядывало на смену, цепляясь цыплячьми лапками за верхние поручни. Меня толкнули, я не удержала сумки, слегка задев представителя смены. Он поднял на меня глаза, рассмотрел и произнес с чувством глубокого удовлетворения:
     -Да, вот так. Сберегаем силы для будущего генофонда.
     - Никакого будущего у вашего генофонда нет.
     Мы уже давно умеем общаться в метро, и никакими странными фразами нас не собьешь. Ответим, а потом подумаем над ответом.
     - Почему вдруг Вы так решили?
     - А все ваше будущее со своим генофондом сидит на скамейках для пенсионеров.
     - Да я могу Вам хоть сейчас уступить!
     - Не трудитесь, милейший, я - не пенсионер.
     - А я, что ли, пенсионер?!
     - Человек - это то, к чему он стремится... - Бедняга вскочил на ноги и навис надо мной. - А кто тут стремится?! - Между нами протискивается его сверстник и садится, ловко расширив освободившееся от моего тощего со6еседника место парой точных движений бедром.
     - Вы только не подумайте, что я сбегаю. Просто мне надо уже выходить.
     - Конечно, - понимающе киваю я, - отдышитесь - и назад. А то уже начинается «час пик».

     1992 год. Вечер.

     В вагоне усталые люди стараются не обращать внимания на молодую и очень пьяную пару, выясняющую отношения с сердитой пожилой родственницей на противоположной лавке.
     Молодая женщина, сидевшая рядом с ними, встает и идет к выходу. Однако когда поезд останавливается, она остается стоять сбоку у двери. Входит похожая на нее ранней усталостью, но с лицом оживленным и приветливым, устраивается с другой стороны двери и достает карманный детектив. Едут, привычно сохраняя равновесие.
     Та, что с книжкой, СК, опускает ее и застает врасплох незнакомую спутницу, которая смотрит на нее, осторожно и удивленно принюхиваясь.
     - Что это? - осмелев, спрашивает та, что без книжки, БК.
     - «Дюна», - с удовольствием и демонстративно нюхая ближайшее пространство, отвечает СК, любительница детективов. - Подруга прислала из Франции, это новые... Они, правда, как дюна: пахнут волнами.
     - А не жалко, в метро... - всем существом выражая несогласие со своим мнением, начинает БК. И радостно кивает, когда СК с живостью прерывает ее:
     - Совсем нет. Наоборот, то немногое, чем мы можем сейчас поддержать друг друга, это, например, хорошо пахнуть!
     - Вот именно, вот именно! - Сияя, они раскланиваются, когда открываются двери и СК выходит.
     БК едет дальше, изредка чуть-чуть поводя носом и улыбаясь своим мыслям.

     Лето 1996

     Держась за руки, смотрят друг на друга влюбленные. Оба в наушниках. Когда я прохожу мимо, слышу, как дын-дынкает у них в наушниках. Но у нее одна музыка, а у него - другая. Крайнее проявление независимости.

     2002 год. Весна.

     Входит и демонстративно раскидывается минимум на пять мест напротив меня. Неопрятный, небритый и много прочих не.
     - Всех выгнать, - говорит осторожно. - Надоели все эти чеченцы... - И смотрит на меня не столько вызывающе, сколь выжидательно.      - А вы бы не лезли к ним наверх, чтобы присоединить, теперь не надо было бы выгонять, - неожиданно весело говорю ему я.
     Он обалдевает от моей некомпетентности. Но его тут же подпирает Справедливый Голос из публики.
     - Откуда это Вы взяли? Они же к нам добровольно присоединились, - вальяжно и гневно замечает средних лет мужчина, читающий «Независимую» справа.

     - Молодой человек! - наглею я. - Историю надо знать хотя бы свою и хотя бы обозримую. Вы сто лет воевали с горцами именно в целях их присоединения.
     - Это мы с вами воевали, - виновато и не без ученого кокетства поправляет он меня.
     - Нет. Вот мы-то как раз добровольно: и присоединились, и отсоединились. А все остальные - пришли с кровью и уходят с кровью. Вы всех своих поэтов убили в войне с ними. А теперь у вас и поэтов не осталось, а крови столько же.
     - Ну я же про грузинов не говорю, - прорезается вдруг Зачинщик, - я вот... чеченцев всех имею в виду...
     - А грузины для того и существуют, чтобы вы никого не имели в виду. Хотя бы в нашем присутствии. И вообще, какие чеченцы Вам виноваты настолько, что Вы говорите на своем языке так плохо, не бреетесь, не моетесь и сидите в метро, как свинья... - я смолкаю, испугавшись собственной «свиньи». Но мой визави неожиданно подтягивается и подбирает разбросанные ноги.
     - Правильно, - замечает Справедливый Голос.
     В России жесток и бессмыслен только мужицкий бунт. Если бунтует интеллигент-одиночка, это действует быстро. И безо всякой, заметьте, жестокости.