Экспресс (Донецк, 2002, №38)

    ...«Дикое поле» – оно другое. И сложное, и дикое. И читать его вне контекста – трудно, практически – невозможно. Он, видимо, и призван этот контекст создавать, а также холить, нежить и лелеять. Ибо что мы все – вне? Хотя в журнале есть произведения, которым можно быть вне. Рассказы Вячеслава Верховского: их можно пить маленькими глотками, а можно – залпом, чтобы сначала сюжет, потом детали, можно плакать, можно смеяться. Можно быть человеком, что опять же по нынешним временам – ух… Чудная, милая, искренняя Людмила Зембицкая («Виноград»), жесткая гордая проза Тамары Дуларидзе «Метродиалоги». Традиция поэтической рулетки – чего-то среднего между конкурсом и дебютом молодых поэтов – это здесь в «Диком поле».
    И еще здесь – отличное качество полиграфии, грамотные, тревожащие иллюстрации. Красота и красотища.
    И дикость… Ее в журнале много. Что-то скифское – безжалостное и неоправданное в критике, подаваемой под рубрикой «Звери». Этого не было в журнале, «когда они еще были вместе». Здесь, на «Диком поле», критика – расправа. Из-за псевдонима Цербер, под которым прячется критик, из-за формы подачи статьи, из-за интонации и отсутствия «другого взгляда» – все это больше похоже на заказное убийство. Роман и его автор поставлены на лобное место для всеобщего осмеяния. Дешевого, надо сказать. Из книги вырваны цитаты и «любовно» уложены в контекст (опять – контекст!), в котором все – неправда, в котором все – нарочито и не умно. А если учитывать, что читатель «Дикого поля» мог не видеть романа вовсе, то эта критика – похороны. «Ату его! Ату!»
    Между тем, как говорил мой любимый преподаватель, только у славян правда существует в двух ипостасях – правда-истина и правда-справедливость. Истина – Бог, справедливость – Совесть. А, значит, говорить неправду – безбожно и бессовестно. Критикуемый роман может быть несовершенным, он может не нравиться, он может возмущать. Но дешевые приемы времен массолитовских тусовок не по чину тому, кто пытается быть интеллектуальным плацдармом региона.
    Кто он, этот Цербер, бросающийся на хорошую книгу хорошего автора из-за угла? С учетом нашего донецкого контекста? Ведь у нас всякого – много. И от кого-то «хвала – что зола», а от кого-то и «хула – похвала»?
    «Дикое поле» - журнал, без сомнения, продуманный, выстроенный, интересный и небесспорный. Наверное, он грамотнее, чем «Родомысл» №5, наверное, он более профессиональный, наверное, более интеллектуальный. Но, прочитав его, я все время думаю об авторе, грубо и незаслуженно «убитом» на диком поле странных игр. Я думаю о том, как этот автор будет жить, дышать, улыбаться, работать…
    Да, литература – это не место для поцелуев, это нелегкий выбор, где все серьезно и все – всерьез, это «дикое поле».
    Но для того, чтобы мне было больно и плохо, я могу, в конце концов, посмотреть телевизор. А для того, чтобы стало легче на душе, я хочу читать хороший, пусть простой, но честный журнал, в котором у Цербера будет фамилия, а у автора возможность получить два-три-четыре взгляда на собственное произведение.
    «Родомысл» и «Дикое поле» – теперь два разных журнала. Одному нужно набираться сложности и формы. Другому – доброты и справедливости (Н.Парамонова).


    Что новенького? (Донецк, 2002, №27, 23-29 декабря)

    ...Сложно-ступенчатое оглавление со смелыми вылазками в область флоры и фауны усиливает общее впечатление удачи. Птицам здесь как-то особенно привольно. Точный, почти математически выверенный композиционный расчет впадает в тонкую игру со стихийным напором дикорастущих плодов прозы, поэзии и публицистики. Новый журнал вселяет бодрость быстрой переменой разделов, заголовков, шрифтов, глаз радуют загадочные рисунки, жанровое и рубричное разнообразие. В «Диком поле» любой читатель найдет свой, только для него припасенный уголок, свою ясную поляну, свои озерца и островки уединения.
    В журнале нет скучно-описательной прозы большого формата. В нем преобладают те разделы словесности, которые попадают под модное ныне определение non-fiction. В переводе на «язык родных осин» это означает «невыдуманная литература». Здесь и отмеченные спокойной и теплой искренностью лирические записки дончанки Людмилы Зембицкой, плотно и легко написанный прозаический фрагмент (а может быть, рассказ или отрывок из романа) Надежды Венедиктовой из Сухума, а вот и совсем уж кажущиеся бесхитростными и простыми, а на самом деле точные и цепкие дневниковые наблюдения москвички Тамары Дуларидзе.
    ...особо стоит отметить публикацию писем и воспоминаний вдовы знаменитого поэта Игоря Северянина Веры Борисовны Коренди.
    ...интересные заметки и наблюдения о редакторской этике и литературном этикете харьковского критика Михаила Красикова...
    ...нельзя не упомянуть практически сенсационное письмо из Америки, которое прислал Виктор Данильченко, с пометкой «Нью-Йорк, 11 сентября»...
    ...не менее замечателен и путевой очерк киевлянина Дмитрия Кобринского «...Москва – Кемерово- Москва...» Точные интонации и невымученная краткость – главные достоинства дорожных записок киевского автора.
    ...Сложносочиненный и разностильный, а местами очень претенциозный театральный материал Михаила Южелевского – еще одна грань журнального многоугольника.
    ...Стихотворный корпус журнала в меру интересен, в меру пестр, он отражает широкую амплитуду современных лирических предпочтений. Заведомо слабых и коряво-беспомощных стихоопусов в журнале нет. Есть нечто иное. В некоторых стихотворениях я уловил веяние свежести, возвращение к вершинам. Лирика высших чувств, страсть к откровению, горячая исповедальность берут перевес над копеечным цинизмом, злобно-пошловатой иронией.
    Среди других журнальных авторов я выбираю дончанку Анну Цыбань. В ее стихотворных порядках искренность и сдержанность, смелость изобретения и неизбежная подражательность достигают той степени неустойчивого равновесия, которая позволяет увидеть и рассмотреть лицо автора и принять не к сведению, а к сердцу его поэтическое высказывание и довериться ему и поверить в его лирическое будущее... (С.Медовников).