|
2014-05-13 / Посещение: 3055 / Коментарии: 1
Постоянный адрес заметки
Распечатать страницу
ПЛОЩАДЬ
Слышна песня. (Эта… А, может, другая…)
Чом ти не прийшов,
Як мiсяць зiйшов?
Я тебе чекала.
Чи коня не мав,
Чи стежки не знав,
Мати не пускала?
Чистый девичий голос поёт об ушедшем, потерянном… О любви, которая прошла стороной. О счастье, которого не случилось… О том, что уже никогда не вернётся… С высоты птичьего полёта становится виден большой город, несколько улиц, сходящихся к площади. Город немного похож на Киев. Но это не Киев. Весна. Цветут деревья. Дворовые собаки, помахивая хвостами, нежатся на солнце. Посередине площади – группа молодых людей, расположившихся на ступеньках у подножия какого-то памятника. Среди них – Илья и Борис. Поющая девушка – Катя - стоит в центре.На некотором отдалении людив милицейской форме с непокрытыми головами слушают песню. Они скорее похожи на зрителей концерта. Лишь сомкнутый строй и дубинки, висящие за поясом, говорят о том, что здесь они по долгу службы. Песня продолжает звучать, камера по очереди выхватывает лица сидящих ребят и стоящих милиционеров, их ровесников. Видно, что мелодия у каждого по-своему затрагивает что-то в душе. Каждый думает о чём-то своём…
I коня я мав,
I стежку я знав,
I мати пускала.
Найменьша сестра,
Бодай не зросла,
Сiдельце сховала…
* * *
Катя. Родные уехали?
Саша. Тётю вчера на поезд посадил… А сестра утром самолётом улетела…
Катя и Саша, не спеша, идут по тротуару залитой солнцем улицы, примыкающей к площади. Саша задумчив, грустен… Катя напряжена. В разговоре то и дело возникают паузы. Катя не знает, чем их заполнить…
Катя. У нас в консерватории осталось только сольфеджио сдать. А потом всё – каникулы…
Саша задумчиво смотрит куда-то в пустоту.
Катя. В общаге, наверно, коменданта поменяют. Старая на пенсию уходит. Жалко, хорошая тётка… Саш, я, наверное, не о том говорю. Но я, правда, не знаю, о чем говорить надо…
Неожиданно прямо на тротуарес включённой «аварийкой» появляется крутая иномарка. Саша мешает ей проехать. Водитель начинает сигналить: сперва легонько, потом настойчиво. Саша, погружённый в свои мысли, продолжает идти по тротуару. Молодой водитель в дорогом костюме открывает окно:
- Ты что, совсем оглох, придурок?! Жопу убери!
Саша оборачивается, замечает, наконец, машину и молча отходит в сторону, как будто, не до конца понимая, что происходит. Иномарка проезжает вперёд, останавливается у входа в дорогой бутик детских товаров. Мажор выходит из машины, галантно открывает пассажирскую дверцу, помогает выйти беременной жене и вместе с ней заходит в магазин.
Катя. Сам придурок! – Катя возмущена. - Не обращай внимания,
Саш. Наверно, сынок какой-то прокурорский или генеральский. Мурло!
Сашу вся эта ситуация, похоже, не слишком задевает.
Саша. Слушай, Кать, а давай сейчас ко мне домой поедем. Если что - заночуешь…
Катя. Так ты же тогда жениться должен будешь! У меня родители – знаешь какие строгие… Не страшно? – в голосе Кати слышен притворный ужас. Затем она начинает облегчённо смеяться. Ей приятно, что Саша немного оттаял.
Саша. Не страшно. Только в загс, сама понимаешь, сразу не
получится. А может, оно и хорошо. У тебя время подумать будет. Не понравится – сбежишь…
Катя. А сам не сбежишь?
Саша. Не сбегу, - в голосе Саши чувствуется уверенность.
Ребята присаживаются на лавочку. Над ними – рекламный щит с плакатом, изображающим Президента. Виден слоган: «Изменим страну вместе!» Несмотря на очевидныеусилия пиарщиков, вид у президента глуповатый…
Саша. А завтра утром, Катюш, давай, пирог приготовим. Яблочный. В детстве по воскресеньям мы всегда пирог готовили. Всей семьёй. Мама тесто месила. А мы с папой яблоки чистили и резали. А потом я сверху ещё вареньем вишнёвым мазал. Чтобы вкуснее… Знаешь, для меня дом – это когда с утра пирогом пахнет. И впереди – почти всё воскресенье, целая жизнь. Можно в парк пойти, а можно дома в интернете зависнуть… И все живы-здоровы. И соседка заходит попросить сахар – и остаётся на чай…
Катя вдруг вспоминает что-то и грустнеет.
Катя. Саш, завтра утром мы с ребятами опять на площадь идём. Песни петь… Я обещала уже.
Саша. Значит, для тебя это важнее?!
Катя. Пошли с нами!
Саша. Не хочу!
Катя. Пошли! Понимаешь, ну как тебе объяснить, Саш… Просто мне хочется, чтобы мир стал чуть-чуть лучше… Чтобы все они – он, и он – (Катя кивает на мигающую «аварийкой» иномарку и бигборд с Президентом) хозяевами жизни себя не чувствовали. Чтобы каждый мог выйти на площадь и просто спеть, несмотря на все их дурацкие запреты… Понимаешь? Ещё кто-то из великих сказал: бойся равнодушных…
Саша.(раздражаясь) А я неравнодушных боюсь. Которые везде за справедливость борются. До всего им дело – кто какденьги зарабатывает, кто на какой машине ездит, кто часы какие носит. Лезут другим в душу! Лучше бы в зеркало чаще смотрели…
Катя. А что, надо вид делать, будто ничего не замечаешь? Лучше отвернуться, мимо пройти?
Саша. Может, иногда и лучше.
Катя. Ну, так у тебя это хорошо получается. Как с мажором с этим. Ты убедительно отморозился. Артистично!
Чуть помедлив, Саша встаёт и идёт к остановке.
Катя. Са-аша! – Катя вскакивает со скамейки, но бежать за ним не решается.
Не оборачиваясь, он садится в подошедший автобус. На заднем плане видно, как мажор грузит в багажник дорогую детскую коляску.
* * *
Тонкое лезвие кухонного ножа мелькает в воздухе и надкалываетяйцо. Мужские руки привычным движением разламывают яйцо на две половины. Желток и белок падают в миску, а скорлупа летит в мусорное ведро. Саша на кухне в аккуратном фартуке один готовит яблочный пирог. Он отключает мобилку и кладёт её на стол. Достаёт сахар и насыпает его в миску. Включает миксер и тщательно перемешивает сахар и яйца. Добавляетмуку. Взбивает тесто. Лицо Саши печально и торжественно. Наверное, с таким лицом благочестивый священник может служить литургию где-нибудь в сельском храме. На кухне работает телевизор. Звук приглушён. Саша не обращает на него никакого внимания. Но зритель видит, что там, на экране, происходит что-то важное. Видны милиционеры, со щитами и дубинками теснящие с площади толпу. Вот, как будто, мелькнуло лицо Кати. Вот, как будто, Борис бежит где-то на заднем плане. Доносятся неясные обрывки официального репортажа. Когда Саша, готовя пирог, приближается к телевизору, звуки становятся отчётливее:
- …В соответствии с решениемсуда о запрете массовых мероприятий вблизи административных зданий… Наиболее активная часть протестующих, оказавшая сопротивление, была оттеснена с площади силами спецназа… Площадь взята под усиленную охрану правоохранителей…
Саша достаёт из холодильника яблоки, проходит мимо работающего телевизора, мимо зеркала, завешанного тёмной тканью, и высыпает яблоки в раковину.
По улице, лавируя между группами неспешно гуляющих горожан, бежит Борис, словно сошедший с экрана телевизора. Его волосы растрёпаны, лицо раскраснелось.
Саша дорезает яблоки, кладёт готовое тесто в противень и ставит на огонь.
Борис продолжает свой бег по улице. Переходит на шаг. Снова пробует бежать. Чувствуется, что он устал.
Саша достаёт готовый пирог и обильно мажет вареньем. Затем берёт его в руки, идёт в соседнюю комнату и торжественно ставит на журнальный столик. На столе – стакан воды, кусочек хлеба и фотография матери с траурной каймой. Саша садится рядом и, вцепившись зубами в кулак, начинает беззвучно рыдать.
Борис, наконец, добегает до Сашиного подъезда, распахивает дверь, тяжело дыша, поднимается на второй этаж и начинает пронзительно звонить в дверь. Мы замечаем, что у него на лбу – свежая ссадина. Через какое-то время дверь открывается.
Борис. Менты… Катю избили…
Саша нелепо застывает на пороге в тапочках и домашнем фартуке.
* * *
Во дворе приёмного покоя больницы чувствуется непривычное оживление. Подъезжают скорые. Вокруг толпятся группы встревоженных родственников. В отдалении, в небольшом больничном парке на спинке старой лавочки сидят Илья и Борис. Ссадина Бориса заклеена пластырем. Ребята аппетитно лузгают семечки из общего пакета. Они уже пришли в себя после недавних событий. Очевидно, и с Катей всё более-менее в порядке…
Илья. Сто процентов, Борюсик, при сотрясении лекарства не нужны.
Борис. Быть такого не может. В реанимацию положили – и без лекарств?
Илья. Спорим?
Борис. Спорим!
Илья. На что?
Борис. На пиво.
От здания больницы через парк к ним направляется Саша.
Илья. Ну, пустили?
Саша. Не-а. Правда, сказали - нормально всё будет. На всякий случай в реанимации ночь подержат, а утром в обычную палату переведут. Нос только сломан. Сволочи…
Илья. Лекарства купил? – Тон Ильи нарочито нейтрален.
Саша. Да не надо пока. Доктор сказал – лечение симптоматическое. Главное – покой и сон.
Илья пристально смотрит на Бориса:
Илья. А я больше «Карлсберг» люблю…
Саша. Чего?
Илья. Да то я так, Сашок… Короче, мы тут с ребятами уже в сеть инфу кинули. С фотографиями. И Катя твоя, и все ребята, и менты поганые. Фотографии классно вышли, увидишь. На форумах народ на ушах. Все в бой завтра рвутся. Площадь штурмовать. Если это всё на тормозе спустить – стране хана. Президент наш с шуцманами своими власть под себя совсем заберёт. Полный беспредел придёт – носа не высунешь.
Саша отсыпает в руку семечек из общего пакета.
Саша. Так что там у вас на площади вышло?
Илья. А что? Мы, как обычно, песни пели. Менты через матюгальник разойтись требовали. Всё как всегда. А потом эти дебилы вызверились вдруг, дубинки выхватили – и давай мочить всех подряд.
Саша. С ничего?
Илья. С ничего. Ну, петарду кто-то в них кинул, педиками обозвал, я пару раз «фак» изобразил. (Показывает для наглядности). Говорю – с ничего.
Борис. Там, Сань, полная жесть была. Они вдвоём, втроём одного мочили. Дубинками, ногами, пока не вырубался. Катюха твоя кого-то защищать полезла – ей и досталось.
Илья. Это не люди, Сашок, – это подонки конченые. Зверьё. Они только силу понимают. Если завтра им по башке дадим как следует – может, что и дойдёт… Пойдёшь с нами?
Саша. Конечно, пойду…
* * *
Мимо рекламного щита сплошным потоком движется народ. На лице Президента кто-то уже успел дорисовать длинный нос и ослиные уши. Впрочем, на общем впечатлении от плаката это сказалось мало. Солнечно. Настроение у всех приподнятое. Среди демонстрантов – Саша, Борис и Илья. В толпе – молодая журналистка, которая ведёт на камеру репортаж.
Журналистка. Мы видим, как тысячи людей… вышли сегодня на улицы города… чтобы выразить своё возмущение… произволом… они устремляются на площадь… преодолеть… запрет… который… спровоцировал…
Идти и говорить одновременно непросто. Люди толкаются. Кто-то пытается помахать в камеру рукой. Слова теряются в шуме толпы. Но журналистка мужественно борется с издержками профессии. Кадры из гущи событий получаются эффектными.
Журналистка. В первых рядах демонстрантов мы видим оппозиционного депутата…
По знаку журналистки оператор берёт в кадр высокого импозантного мужчину, идущего среди людей. Рядом с ним виден неопределённого возраста человек в мешковатом свитере и роговых очках.
Журналистка. Его бескомпромиссная борьба с режимом…
Толпа уносит журналистку дальше вместе с окончанием её фразы.
Но вот первые ряды приостанавливаются. Впереди – площадь. Вход на неё преграждает жидкая цепь милиции. Несколько секунд противоборствующие стороны молча стоят друг против друга. Затем вперёд выступает оппозиционный Депутат. Рядом по-прежнему мужчина в роговых очках. Депутат берёт под руки ближайших к нему людей. Те – следующих. Народ соединяется в цепь. И так, сомкнутым строем, демонстранты начинают двигаться вперёд. Милиция без боя расступается, открывая площадь. Журналистка, схватив оператора за руку, устремляется вперёд. Ей удаётся ворваться на площадь первой.
Журналистка. Мы на площади!! Народ без боя занимает её! Милиция отступила на близлежащие улицы! Теперь она – уже наблюдатель, а не участник событий! Тем временем люди начинают разбивать палатки!.. Они останутся здесь!.. Они будут стоять до конца!.. Пока не восстановится справедливость!.. Пока виновные не понесут наказание!.. Пока их не услышат!..
Во время речи журналистки мы видим, как толпа людей на заднем плане медленно движется по площади. Группа мужчин, в центре которой Депутат, начинают ставить палатки, вбивая в брусчатку куски арматуры. Две интеллигентного вида дворовые собаки усаживаются напротив журналистки и внимательно слушают её речь. Камера поднимается выше. Журналистка, оператор, люди, собаки делаются меньше и меньше. С высоты становится уже видна вся площадь, по которой растеклось людское море, цепи правоохранителей вдалеке, ближайшие улицы, переулки. Становится видно, как красив город, освещённый лучами солнца, как играют блики на стёклах его многоэтажек, как едут по его асфальту машины, как спешат посвоимважным делам прохожие, как качаются в такт ветру цветущие деревья…
* * *
Катя выходит из автобуса и, пройдя кусочек улицы, попадает на площадь. Вид у неё ещё бледный, на носу – пластырь. Но видно, что настроение у неё хорошее.Она словно светится изнутри. На площади – атмосфера праздника. У всех весёлые лица, все улыбаются друг другу. Вот какая-то девушка, нацепив клоунскую маску, надувает шарики в виде забавных зверушек и раздаёт прохожим. Увидев Катю, она протягивает ей шарик в виде сердца. Вот какой-то парень в окружении слушателей задушевно поёт под гитару песню, пытаясь подражать интонациям Галича. Катя тоже останавливается послушать:
… Быть бы мне поспокойней,
Не казаться, а быть!
… Здесь мосты, словно кони –
По ночам на дыбы!
Здесь всегда по квадрату
На рассвете полки –
От Синода к Сенату,
Как четыре строки!
Здесь, над винною стойкой,
Над пожаром зари
Наколдовано столько,
Набормотано столько,
Наколдовано столько,
Набормотано столько,
Что пойди – повтори!
Катя, улыбаясь, идёт дальше. У входа в одну из палаток знакомая корреспондентка пытается взять интервью у лысого мужичка лет сорока пяти с пышными висячими усами.
Журналистка (устало). Андрей Андреич, ну давайте ещё раз попробуем. (Бодро, на камеру, в микрофон) Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, почему вы пришли на площадь?!
Мужичок теряется перед камерой и опускает глаза.
Андреич. Понимаете, приносит он свой уровень, а тот брешет. Сто процентов брешет! У меня миллиметр допуск, ну два – но не три сантиметра!! Я что, своих боков бы не увидел?! Я всю зиму на эту сволочь горбатился. А он меня завтраками кормил. Мне теперь домой лучше не показываться. Меня жена убьёт. У меня денег на билет нет…
Журналистка. Спасибо, Андрей Андреич, за содержательный ответ! (Оператору) Да выключи ты камеру... Лучше сигаретку дай.
Присаживаются на корточки. Журналистка тянется за сигаретой. Закуривают.
Оператор. Слушай, переведи, что он сказал, я не понял.
Журналистка. Да всё понятно. Дом он отделывал у какой-то большой шишки, а тот его кинул. Приклепался в конце, что плитка не по уровню лежит. Ну, Андреич наш с горя сюда и пришёл. Жаль, что столько времени без толку с ним потеряли. А колоритный типаж…
К съёмочной группе подходит совсем молодой парень лет 16-17 в очках.
- А можно, я попробую?!
- Что попробуешь?
- Ну, интервью дать…
- О чём?
- Неважно. Вы спрашивайте…
Журналистка. Скажите, молодой человек…
- Меня Дмитрий зовут…
Журналистка. Скажите, Дмитрий, почему вы сейчас на площади?
Оператор без особого энтузиазма включает камеру.
Димка. Если вслед за современной наукой мыслить бытие бинарными оппозициями, архетип площади соотносится с архетипом дома как своей противоположностью. Квинтэссенцией дома является ограниченность в самых разнообразных её проявлениях – как пространственных – в виде стен, потолков, перегородок и прочее, так и ментальных - в виде родительской опеки, семейных обязанностей и т.д. Тогда как архетип площади являет собой естественное снятие указанных ограничений. В свете сказанного я мыслю своё присутствие здесь как переход от архаичного патернализма к личностной самореализации…
Журналистка (ошарашенно). Спасибо…
Оператор (жалобно). Переведёшь?
* * *
Катя заходит в палатку. Палатка довольно большая – человек на двенадцать-пятнадцать. Вдоль стен лежат матрасы. В центре – небольшой стол со стульями. Основное население палатки – молодёжь. Но есть и люди постарше. Среди них выделяется крупный мужчина средних лет в тельняшке. Половину его лица занимает уродливый шрам от старого ожога.
За столом Саша, Илья и Борис рассматривают новый мобильник Ильи.
Илья. Ну что ты мне грузишь – говорю: этого года модель!
Борис. Слушай, у меня сеструха с подругой ещё прошлой зимой такой через интернет заказать хотели!
Илья. Спорим?!
Борис. Спорим!
Катя. А вам, мальчики, всё равно, о чём – лишь бы спорить, - улыбается Катя.
Борис с Ильёй. Катюха!!
Саша. Тебя из больницы отпустили?
Катя. Сама ушла. Решила тебе сюрприз сделать. Посмотреть, как ты тут живёшь…
Саша. А чего счастливая такая?
Катя. Не знаю… Может быть – тебя увидела.
Саша. Пошли… ко мне.
Саша подводит Катю к своему матрасу в углу палатки, усаживает её, пристраивается рядом и кладёт руку ей на плечо.
Катя. Ты всё время здесь?
Саша. А что мне дома делать? Я там один оставаться не хочу. А тут с ребятами… Хорошо… Столько людей интересных…
В палатку заходят оба участника недавнего интервью.
Саша. Это - Димка… Андреич… А это – Майор. (Саша показывает взглядом на мужика в тельняшке). Он две войны в десантуре прошёл.
Катя. Знаешь, а мне в больнице читать нельзя было и телевизор смотреть. Так я думала всё время…
Саша. О чём?
Катя. О тебе. О себе. О нас.
Саша. И что надумала?
Катя. Надумала, что нам с тобой ссориться нельзя. И расставаться. Иначе всякие неприятности происходят.
Саша. Если бы мы тогда были вместе, может, я бы смог тебя защитить…
Катя. А я тогда не поняла, как тебе тяжело. После похорон. Может, за это мне нос и сломали. (Смеётся…) А знаешь, ты только не смейся… Я даже рада чуть-чуть, что так получилось… Ребят, только жалко. Им сильнее досталось… А у меня все девочки в палате в один голос: ой, какой у тебя муж заботливый, как тебе повезло. Каждый день проведывает, цветы передаёт. А мне так приятно… И непривычно – муж… Я их поправить хочу, а потом себя одёргиваю. Ведь ты и правда – муж. Ну, почти. Я ведь три года фантазировала, как ты мне предложение делать будешь… То думала – на берегу моря. То - вечером при свечах. Так и не угадала…
Саша целует Катю в нос.
Саша. Болит?
Катя. Уже нет. Шрам только может остаться. А если срастётся плохо – операция будет нужна.
Саша. Ничего, сейчас модно – нос с горбинкой…
Саша снова целует Катю в нос. Потом – в губы. Палатка продолжает жить своей жизнью…
* * *
Борис с Ильёй возле палатки играют в шахматы.
Борис. Всё, Илюша, партия. Ты проиграл.
Илья. Да брось! Быть не может! А если я так похожу?
Борис. Мат через четыре хода! (Демонстрирует)
Илья. А если так?
Борис. Ферзя забираю… Да не расстраивайся. Я в школе кандидатом в мастера был. Забыл, конечно, уже многое, но всё равно… Ещё партию?
Илья. Да ну, не интересно так… А, ладно, давай. Всё равно делать нечего.
Расставляют фигуры. Начинают игру. Параллельно разговаривают.
Илья. А твои знают, что ты здесь?
Борис. Знают.
Илья. И как относятся?
Борис. Без энтузиазма. Но отец сказал: Борька, – мальчик большой, сам разберётся, что к чему. Каждый должен свои шишки набить…
Илья. А мать?
Борис. У нас дома в таких случаях мать молчит. А твои?
Илья. Что мои? У них контракт только через два месяца заканчивается. Раньше всё равно домой не прилетят! Я раз в день честно в скайп захожу и рассказываю, что всё чики-пики, сижу в квартире, к сессии готовлюсь…
Борис. Верят?
Илья. Верят. Я по скайпу демонстрантов этих проклятых ругаю, на чём свет стоит. Совсем, говорю, в городе житья нет от этих баламутов – дороги перекрыли, город засрали… Караул! На честных ментов, говорю, вся надежда. Верят!
Илья делает очередной ход, поднимает глаза. В отдалении виднеется оцепление правоохранителей.
Илья. Стоят. Хвосты поджали… Хрен сюда сунутся! Знаешь, а я последнее время думаю всё : почему они такие?
Борис. Какие?
Илья. Ну, конченые...
Борис. Кто – они?
Борис чуть медлит и делает ход.
Илья. Менты. Президент наш. Вся эта свора при власти… Я думаю, нормальные люди туда просто попасть не могут. Не пускают их. Понимаешь, естественный отбор происходит, как у Дарвина. Если ты с детства воровать не приучен или морды людям бить – тебе там делать нечего, не пройдёшь. Я прав?
Борис. Не знаю… Может, прав, а может, нет…
Задумывается и переставляет фигуру.
Борис. Понимаешь, я в шахматах одну вещь для себя понял. Ты в другом, в сопернике, всегда человека видеть должен. Такого, как ты - не хуже, не глупее… За дурака его не держать. Самые сильные ходы за него просчитывать. Тогда сможешь в шахматах добиться чего-то.
Илья. А к чему ты это, Борюсик?
Борис. Да просто мне кажется, они такие же, как мы. Слабые только. Ты слабому человеку чуть-чуть власти дай, или денег чуть-чуть – у него крышу и сорвёт. Понимаешь? У нас с тобой – не сорвёт. У Санька с Катюхой не сорвёт. А кто послабее – может не выдержать, скурвиться быстро…
У меня приятель хороший был – вместе шахматами занимались. Классный пацан. Так он в ментовку сразу после школы подался. Отец их бросил давно. А мать… Ну, в общем… болеть стала. Она учительницей работала. Потом уволилась по инвалидности… Зарплаты в ментуре стабильные, командировочные, выслуга. Он мне как-то рассказывал. Концы с концами свести можно.
Илья. И что, скурвился?
Борис. Не знаю. Мы с ним не виделись давно. Мать только иногда встречаю.
Делает ход ладьёй и ставит мат.
Борис. Прости, Илюша…
* * *
В палатке – полумрак.
Андреич. Слышишь, Димка, иди сюда…
Димка подходит к Андреичу с книгой в руках.
Андреич. Слушай… Девять осликов за три дня съедают двадцать семь мешков корма. Сколько корма съедят пять осликов за пять дней? Как думаешь?
Димка. Андреич, ты вместо стройки ослов разводить решил?!
Андреич. Да нет… Просто жена позвонила. Говорит, всё равно бездельничаешь – хоть математику с сыном порешай… Обычно они без меня занимались.
Димка. Ну, двадцать пять мешков, а что?
Андреич. А как объяснить?
Димка. Ты что, Андреич, тут же всё понятно…
В палатку заходит человек в больших роговых очках и демократичном мешковатом свитере, которого мы мельком видели рядом с оппозиционным Депутатом,и здоровается со всеми за руку. Майор, похрапывая, лежит у себя на матрасе. Человек будит его и тоже здоровается за руку. Затем он присаживается на табуреткуу входа, закидывает ногу за ногу, скрещивает пальцы рук и на несколько секунд замирает в этой позе, глядя перед собой. Обитатели палатки также замирают на своих местах, ожидая, что последует дальше.
- Я не займу у вас много времени. Я задам всего один вопрос: почему мы здесь?.. Кто-то скажет: я здесь, чтобы заступиться за своих товарищей. Кто-то скажет: я здесь, потому что меня достала прогнившая власть. Кто-то скажет: я здесь, потому что хочу отстоять свои взгляды… Но только из-за этого мы не пришли бы сюда, а если бы и пришли, то не остались…Я отвечу за вас: вы здесь, потому что вы - свободны…
Майор. Слышь, Димка, а что это за член?
Димка (негромко, на ухо Майора). Это же помощник Депутата …
Майор. А-а-а…
Андреич вдруг оживляется, достаёт обрывок бумаги и начинает что-то быстро записывать карандашом вслед за говорящим.
Помощник. Вы свободны, потому что свобода рождается раньше, чем государство пропишет её в своих конституциях и законах. Свобода рождается в человеке с первым ударом его сердца. И есть люди – особые, избранные люди – которые никогда не смогут об этом забыть. Им говорят: вернитесь в свой мещанский рай – к теплу, в объятия любимых. Им говорят: потерпите - год, другой,третий – и постепенно всё станет хорошо. Но люди, помнящие о своей изначальной свободе, не согласны смиряться и терпеть, они не желают слышать слово «потом», для них нет и не может быть компромисса. Потому что свобода– превыше всего, и каждый миг без неё кажется бессмысленным и бездарным…
Майор. Слушай, Димка…
Димка не слышит. Он, не отрываясь, слушает оратора.
Майор. Слушай, Борька, а кто такой депутат …
Борис что-то шепчет на ухо Майору.
Майор. А-а-а…
Помощник. Власть никогда не простит вам, что вы подняли голову, что у вас есть гордость, достоинство и уважение к себе. А значит – выход один: мы должны бороться, бороться до конца, бороться до победы. А потом мы вместе построим новую, справедливую страну, где каждый без страха сможет говорить то, что думает, где все будут равны перед законом, где все – даже те, которые сейчас не с нами - будут свободны…
В своих больших роговых очках Помощник сейчас похож на интеллигентного школьного учителя, кумира старшеклассников, ведущего свою доверительную беседу. Илья, Саша, Димка и Борис внимательно слушают. Майор прикрыл глаза и, кажется, опять собирается вздремнуть. Андреич с вдохновенным лицом продолжает что-то чиркать на листе бумаги. Видно, что особенно сильное впечатление речь Помощника производит на Димку и Илью.
Помощник. Теперь конкретнее. На площади создан штаб сопротивления, в котором я присутствую в качестве консультанта. Все действия отдельных палаток с сегодняшнего дня будут согласовываться с ним. Наша первая задача –организовать постоянное патрулирование площади и прилегающих улиц. Есть достоверные сведения, что милиция, не решаясь пока перейти к открытым действиям, стала подкупать членов уличных банд , чтобы они избивали наших активистов. Сейчас вы должны выбрать старшего по палатке, которого я более подробно введу в курс дела.
Помощник обводит палатку взглядом.
Илья. Если никто не хочет, могу я…
Помощник встаёт, обходит палатку, прощаясь с каждым за руку, и уходит вместе с Ильёй.
Андреич (облегчённо улыбаясь). Сошлось!
На бумаге корявым почерком выведен длинный ряд расчётов и конечная цифра двадцать пять, дважды обведённая в кружок.
* * *
Сумерки. Небольшой отряд – Илья, Борис, Саша, Майор, Андреич и Димка - выходит с площади на патрулирование. Идут, не спеша, у молодёжи настроение весёлое.
Димка. Вообще-то сегодня соседняя палатка должна была патрулировать, но утром попросили поменяться. У них там день рождения у кого-то…
По пути попадается живописная кафешка, оформленнаяв сельском стиле. Майор приостанавливается и, подумав, решительно выламывает из декоративного штакетника довольно увесистую деревяху.
Илья. Эй, Майор, ты чего красоту портишь?!
Майор. Тебя не спросил.
Он пару раз резко рассекает штакетиной воздух и суёт её под мышку.
Идут дальше. Илья - чуть впереди, он ведёт за собой свой небольшой отряд. Ещё не поздно, но улицы в центре уже пустынны. Машины редки. Неожиданно Майор резко сворачивает в сторону и направляется в арку между домами.
Илья. А ты куда, Майор?!
Майор. Отлить! Хочешь – вместе пошли. На брудершафт пописаем.
Илья не хочет, и компания продолжает путь без Майора. Илья осматривается по сторонам, как и положено патрульному. Неожиданно за поворотом он натыкается взглядом на чьи-то кроссовки и тренировочные штаны. Подняв голову, Илья обнаруживает их обладателя – высокого, коротко стриженого парня с колючим взглядом. За его спиной маячат ещё человек пять таких же гопников. Компании сближаются и останавливаются друг напротив друга.
Парень. Откуда путь держим, пацаны? С площади идём?
Илья. А вы вообще кто такие?
Парень. А мы, дядя, ассенизаторы. Говно с улиц убираем.
Гопники дружно ржут. Парень хватает стоящего напротив него Сашу и бьёт лбом в подбородок. Саша падает. Начинается драка. Численно силы почти равны, но нападающие чувствуют себя в уличной стычке намного уверенней. Вскоре Илья, Борис, Андреич и Димка оказываются прижаты к стене дома. Саша, оправившись от нокдауна, встаёт, вытирая кровь с разбитой губы. На него пока не обращают внимания. В растерянности Саша наблюдает, как драка переходит в избиение его товарищей. Он медлит, не зная, что предпринять.
Майор. А-а-а!! Па-а-а-длы!!
В этот момент на месте схватки появляется разъярённый Майор. Словно языческий бог войны, он обрушивается на гопников с тыла. Штакетина в его умелых руках оказывается вещью чрезвычайно полезной и эффективной. Несколько человек падают, остальные бросаются бежать. Майор, заметив растерянно стоящего Сашу, подскакивает к нему и, схватив за грудь, основательно встряхивает:
Майор. Твою мать!! А ты чего стал?!
Саша приходит в себя и бросается в общую схватку. Но, собственно, всё уже кончилось. Основные силы гопников обращены в бегство, а парень с короткой стрижкой пленён. Борис и Илья прижимают его к земле, а Андреич вяжет руки сзади своим поясом. Окончив дело, Илья поднимает гопника за шиворот и, в окружении остальных, ведёт назад, на площадь. На лицах у ребят – следы недавней стычки. Последними уходят Саша и Майор. Майор сзади кладёт руку Саше на плечо и резко поворачивает его лицом к себе.
Майор. Запомни, парень: пока ты здесь, мразь ненавидеть надо сильнее, чем бояться.
Саша. Какую мразь?
Майор. Неважно, какую. Ту, что бьёт тебя. Ту, что в оцеплении стоит. Ту, что не с нами. Иначе – кранты. Тебе. Нам. Всем.
Майор рывком разворачивает Сашу обратно, и, не глядя по сторонам, идёт вперёд.
* * *
Вся компания уже на площади. Илья последний раз встряхивает гопника за шиворот и выталкивает на площадку перед палаткой. Вокруг быстро собирается народ. Майора и Андреича среди толпы не видно. Гопник выглядит совсем потерянно.
Илья. А теперь ещё раз повторяю свой вопрос: ты кто такой?!
Парень. Я Серёга… Я возле вокзала живу…
В толпе раздаются смешки.
Илья. Так скажи нам, Серёжа, и чего тебе возле вокзала твоего не сиделось?!
Серёга. Мужик подошёл… Сказал, пацанов опустить надо … Сказал, после денег даст…
- Так ты, сука, за деньги продался?! – кричат в толпе.
Илья. Какой мужик?! Как звали?!
Серёга. Я не спрашивал.
Илья. Ну что мы, парни, с этой падлой делать будем?!
Димка. Может, в милицию его отведём?!
Толпа дружно хохочет.
Илья (сперва негромко). На колени... На колени, я сказал!!
Парень медлит. Илья бьёт его сзади по ногам. Тот падает на колени. Димка отпускает подзатыльник. Серёга опускает голову.
- Молодец! Красавец! – в толпе раздаются одобрительные хлопки.
Димка. Ну, что дальше?
Илья в раздумье. Он смотрит на парня, смотрит вокруг и вдруг замечает у себя под ногами кусок толстой арматуры, оставшейся после установки палатки.
Илья. А давайте его отпустим. Домой. На вокзал…
Что-то в тоне Ильи настораживает Серёгу, и он не трогается с места.
Илья. Давай, братуха, иди… И чтоб теперь после девяти был дома как штык! А то папа с мамой ругать будут…
Серёга со связанными руками делает несколько шагов вперёд. Илья в этот момент наклоняется, быстро поднимает арматуру и пару раз рассекает ею воздух. Серёга оборачивается и встречается взглядом с Ильёй. Тот продолжает поигрывать прутом. Серёга пытается понять, то ли это просто эффектное предупреждение на будущее, то ли через пару секунд арматура раскроит ему череп. Но, похоже, и сам Илья этого пока ещё не понимает.
Тем временем Димка, не замечая всех этих психологических сложностей, разбегается и отпускает пленному основательный пинок под зад.
Димка. Ну, чего стал, вперёд!
Серёга со связанными руками пытается удержаться на ногах, но теряет равновесие и падает лицом в лужу. Все смеются. Отчаянным усилием парень поднимается на ноги и бежит между палатками прочь с площади, понимая, что легко отделался. Ему вслед несётся свист и улюлюканье. Илья, с арматурой в руке, провожает его взглядом. Немного в стороне мы замечаем стоящего в задумчивости Бориса.
* * *
На землю возле палатки со звоном падает солидная кипа арматуры, аккуратно порезанной по метру. Обитатели палатки и их соседи подходят и начинают разбирать. Площадь вооружается. Здесь все знакомые нам герои, кроме Димки. Майор и Андреич сидят немного в отдалении.
Илья. Стой! На хрена ты две берёшь?! Ты что – двумя одновременно махать собрался? Штаб чётко распорядился: на каждого пока – одна каска, одна маска, одна дубинка. Всё. Точка. А где Димку с касками носит? Димка где?!
Появляется Димка с мешком, из которого он достаёт рогатую каску, стилизованную под шлем викинга.
Илья (слегка обалдев). Это ещё что за креатив?
Димка. А других уже не было. Разобрали всё. Были вампиры – так их соседняя палатка забрала…
Сидящий возле палатки Майор берёт шлем в руки. На шлеме – яркая красная надпись готической вязью.
Майор (читает). Валгалла… Что за херня?!
Андреич. Название фирмы, наверно…
Димка. Валгалла – это место, где, согласно скандинавской языческой мифологии, обретаются погибшие в бою воины-викинги. Их души с погребального костра забирают туда прекрасные девы-валькирии. В валгалле мертвецы вместе с богом Одином всё время пируют и участвуют в битвах.
Майор. В смысле бухают и дерутся?! Зашибись… Моя тема!
Димка. Позже христианство, в полемикес язычеством, определило валгаллу как вариацию ада, поскольку в ней душа человека оказывается навеки закрыта для прощения и любви…
Илья. Андреич, а ты чего дубинку не берёшь?!
Андреич. Зачем? У меня своя есть.
Андреич достаёт из-за пазухи аккуратно вырезанную из цельного куска дерева дубинку. Затем берёт нож и добавляет к своему маленькому шедевру несколько завершающих штрихов.
Борис. Ну, у тебя, Андреич, не дубинка, а гетманская булава вышла! Наверно, целую ночь вырезал?!
Андреич довольно улыбается и начинает любовно шлифоватьбулаву наждачной бумагой.
Народ между тем активно примеряет каски и маски перед куском зеркала, висящим у входа в палатку. Надевают рогатые каски, мотоциклетные шлемы, маски вампиров… Дружно ржут. Строят рожи. Прикалываются. Всем весело. Достают очередную маску, стилизованную под Фредди Крюгера.
- Эй, Майор! Иди примерь!
Майор. Отвали! Я без маски страшнее!
* * *
На дереве оборудован наблюдательный пункт в виде деревянного помоста. На нём сидит Димка в армейской каске с биноклем и внимательно осматривает позиции спецназа, переводя бинокль от одной группы к другой. Часть милиции стоит рядами в оцеплении, часть расположилась на отдых в стороне. Здесь же две знакомые нам уличные собаки. Один из спецназовцев ест бутерброд и щедро делится с ними колбасой. Два спецназовца играют в карманные шахматы. Димка внимательно рассматривает их лица. Затем он переводит бинокль на командира и наблюдает, как его атакует знакомая нам журналистка, пытаясь взять интервью. Командир пытается избежать внимания прессы к своей персоне и уйти в сторону, но это оказывается непросто. Обе стороны активно жестикулируют. Слов не слышно.
* * *
На кухню общежития семейного типа вбегают очаровательные девочки-близняшки лет шести-семи. Их мать что-то готовит на плите.
- Мама! Мама! Скорее! Нашего папу показывают!!
Они тащат маму в комнату, где работает телевизор. На экране мы видим продолжение сцены, которую наблюдал в бинокль Димка.
Журналистка. Ответьте, пожалуйста, всего на один вопрос: если вам отдадут приказ, вы будете стрелять в свой народ?!
Командир (свирепея). Слушай, я уже всё сказал: уйди по-хорошему! Тебе помочь?!
Командир делает знак – и два спецназовца в масках подхватывают журналистку под руки и несут прочь. Но та по-прежнему не выпускает из рук микрофон и, как ни в чём не бывало, заканчивает репортаж.
Журналистка. Как мы видим, представитель силовых структур не смог чётко ответить на прямо поставленный вопрос…
В кадре крупным планом – сердитое лицо командира. Стоящая у телевизора женщина нервно вытирает руки кухонным полотенцем. Близняшки переглядываются между собой и улыбаются, глядя на экран. Они совершенно счастливы…
[См. Окончание]
|
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
