Алексей Вуль

2011-07-10 / Посещение: 6267 / Коментарии: 51
Постоянный адрес заметки
Распечатать страницу

МОЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ

"Пой вопреки всему.
На то ты и поэт,
Что, получая тьму,
Ты излучаешь свет"

1 июня 2010 года в возрасте 77 лет умер Андрей Андреевич Вознесенский. К стыду своему, я неправильно запомнил эту дату. Посчитал, что в июле, захотел написать к грустной дате, и промахнулся. А потом подумал: «Стоп. Это ведь не рождение. Смерть – эта такая штука, к которой можно и не успеть. Пожалуй, даже лучше не успеть». И все равно решил написать.

Он был для меня большой частью…моей информационной среды. Лет с 14. Весь нежный пацанячий возраст – на фоне его ритма, и вкуса, и слуха. Потом уже были Высоцкий и Галич на японских кассетах, и Булгаков ("Собачье сердце" в самиздатовской рукописи дал прочитать парторг Нижневартовскнефтегаза – те еще были парторги!), и Цветаева, и Аксенов... Потом было доперестроечное студенчество, и постепенное понимание советской исторической трагедии, понимание роли Ленина в ней - и разочарование за "Лонжюмо", "Секвойю Ленина" и прочее лизо-блюдство. Обида - что ж ты, мой любимый поэт, так б...данулся??? Так хотелось выездную визу? Неужели тонким своим чутьем не чувствовал, что славишь негодяев? И я перестал брать в руки его книги. Негодяям, однако, это не помогло. Развалилась не лишенная симпатичности империя, работавшая, однако, на человечине и нефти, уворованной у будущего. Заранее знал об этом?

Потом был Бродский. Оказалось, и у него была похожая обида, и он ее не скрывал. Писал своему другу на день рождения:

«Мы предпочли бы поднести
Перо Монтеня, скальпель Вовси,
Скальп Вознесенского, а вовсе
Не оду, Господи прости»

Оба этих дорогих для меня человека были в каком-то смысле антиподами. Гедонистический метафизик-циник Бродский против стоического физика-романтика Вознесенского. Уже здесь было противоречие - если в реальной жизни Бродский был почти безупречен (кроме, может быть, некоторых личных моментов и неточностей в исторических оценках), то Вознесенский, случалось, «прогибался под изменчивый мир». Хотя, по идее, должно было бы быть наоборот - физик, якобы, должен быть покрепче. Впрочем, гражданское мужество, столь явно присущее Бродскому в любом возрасте, к Вознесенскому потом все равно вернулось. Вот эта комплементарность, взаимодополнение, наверное, сделали эту пару такой важной для меня. Несмотря ни на что, их обоих, в точности по Нобелевской лекции Бродского, вытягивало слово. Зачастую куда более мощное, чем сам автор. Это их взаимодополнение проявилось даже в странах проживания. Оказались в таких разных – и таких похожих – империях на разных сторонах глобуса.

«Да здравствуют антимиры!
Фантасты – посреди муры.
Без глупых не было бы умных,
Оазисов – без Каракумов
Есть соль земли, есть сор земли,
Но сохнет сокол без змеи»

В 1996 г. была моя американская грин-карта, потом смерть Бродского, и возврат домой - кроме Бродского, ничего стоящего в Америке не обнаружилось. А через 14 лет вдруг потянуло, вспомнил (до сих пор многое наизусть), перечитал заново старое, просмотрел новое. "Довольно пробавляться тостами" на Новый 2010й Год прочитал вслух за столом - запомнил сразу. Оценил заново всю гуманность и огромность. Полюбил заново. "Охота на зайца", наверное, спасла жизнь многим котам, и собакам, и зайцам - хорошо бы ее в школьную программу. Простил по-человечески просоветские глупости и склонность к конъюнктуре. Простил за себя, а может быть, даже за Бродского. И, наверное, отпустил… А он взял и улетел, мой первый поэт.

Что оставил? Для меня - не новые формы, или новые рифмы, или краски, – все это со временем тускнеет. Он очень дидактичный поэт. Не ныл, не жаловался, редко парился по вопросу "кто виноват". Часто сразу предлагал, "что делать". Обычно таким не верят - нашелся, мол, учитель! Но за счет совершенной формы его стихи, как и Высоцкого, имеют прямое действие - вот так надо делать, а так не надо, и сразу веришь и понимаешь его правоту и мудрость. Важно, что благодаря ему понял, запомнил, и как это повлияло на твою жизнь. Повлияло-таки, раз уж барды так по нем рвут струны.

Его упрекали в авангардизме. Но многие виды авангарда становятся впоследствии классикой. Он уже ею стал. Если рассматривать мозг поэта как некий суперкомпьютер, с огромной скоростью перебирающий и отбирающий слова для передачи смыслов, можно заметить некую функциональность. В техническом плане это мастерство, словарный запас, «объемное» восприятие. В эмоциональном плане это лирика и ирония («крик гормона в стоге сена громче, чем в сугробе») и чисто натюрмортные зарисовки (ну, тренировка руки). А еще у этого крутого компьютера должен быть очень чувствительный приемник, активно слушающий эфир, улавливающий важные тенденции, желательно не второстепенные шумы, а именно тренды. Ну и, желательно - чего я теперь всегда ищу, - генератор идей. Хороших идей.

Как любой крупный автор, он обладал планетарным мышлением и мироощущением. В этом смысле он был очень экологичен.

Той природе, молчально-чудной,
Роща, озеро ли, бревно —
Им позволено слушать, чувствовать,
Только голоса не дано.

Технарь – и по первому ремеслу, и по приемам, он был гуманитарий - по духу. Кажется, он мечтал объединить эти два начала. Практически. Перейти от созерцания и описаний - к созиданию и со-творчеству. Он очень хотел этого. Догадываясь, что будущее - за коллективным творчеством, у которого ключевыми понятиями будут "экология сознания", и только потом "экология техники". Большому поэту видно и открывается очень многое - почему в старину поэтов отождествляли с пророками. Иногда даже путали с ними. Поскольку поэтическая форма мышления - одна из самых емких и мощных, им помогали и великий и могучий, и вообще все информационное поле. И было неважно, какие ветры куда кому дули, а важно, что у них из-под пера вылетало. Иногда вылетало особенно классно.

Настают новые времена. Он их увидит уже отрешенно, бесстрастно. В технологии жизни нашей цивилизации уже накопились вещи, которые изменят ее. Перемены неотвратимы, это единственное, что происходит постоянно. Империя-победитель, очевидно, повторит судьбу побежденного – так обычно бывает и с империями, и с победителями. Пройдет мало времени, и мир заметно поменяется. Хорошо бы, чтобы многое стало, как он бы хотел. И мы увидим обновленный мир. А мне хотелось бы увидеть тех, кто, будучи еще здесь, захотел бы, развивая его идеи, продолжать их своими делами.

Компенсируя свой упрек в иногда наплывавшей на него нехватке гражданского мужества, я приведу одно его стихотворение. Там рефреном ключевая фраза – усиленный парафраз из Нагорной проповеди Христа. Забавно, как церберы-цензоры в 1973м не просекли и пропустили в печать этот отнюдь не атеистический призыв.

ВАСИЛЬКИ ШАГАЛА

Лик ваш серебряный, как алебарда.
Жесты легки.
В вашей гостинице аляповатой
в банке спрессованы васильки.

Милый, вот что вы действительно любите!
С Витебска ими раним и любим.
Дикорастущие сорные тюбики
с дьявольски выдавленным голубым!

Сирый цветок из породы репейников,
но его синий не знает соперников.
Марка Шагала, загадка Шагала —
рупь у Савеловского вокзала!

Это росло у Бориса и Глеба,
в хохоте нэпа и чебурек.
Во поле хлеба — чуточку неба.
Небом единым жив человек.

Их витражей голубые зазубрины —
с чисто готической тягою вверх.
Поле любимо, но небо возлюблено.
Небом единым жив человек.

В небе коровы парят и ундины.
Зонтик раскройте, идя на проспект.
Родины разны, но небо едино.
Небом единым жив человек.

Как занесло васильковое семя
на Елисейские, на поля?
Как заплетали венок Вы на темя
Гранд Опера, Гранд Опера!

В век ширпотреба нет его, неба.
Доля художников хуже калек.
Давать им сребреники нелепо —
небом единым жив человек.

Ваши холсты из фашистского бреда
от изуверов свершали побег.
Свернуто в трубку запретное небо,
но только небом жив человек.

Не протрубили трубы господни
над катастрофою мировой —
в трубочку свернутые полотна
воют архангельскою трубой!

Кто целовал твое поле, Россия,
пока не выступят синяки?
Твои сорняки всемирно красивы,
хоть экспортируй их, сорняки.

С поезда выйдешь — как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
как ни уходишь — все не уйдешь...

Выйдешь ли вечером — будто захварываешь,
во поле углические зрачки.
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
все васильки, все васильки...

Не Иегова, не Иисусе,
ах, Марк Захарович, нарисуйте
непобедимо синий завет —
Небом Единым Жив Человек.