|
2006-02-25 / Посещение: 10094 / Коментарии: 14
Постоянный адрес заметки
Распечатать страницу
МЕЖДУ КУЛЬТУРОЙ И ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ
МЕЖДУ КУЛЬТУРОЙ И ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ
Если попытаться охарактеризовать наше время стилистически, то его можно назвать временем невысоких слов. Умный человек испытывает неловкость, когда слышит слова «истина», «добро», «красота» и им подобные, сознавая их смысловую неадекватность и неуместную пафосность. Эта неловкость симптоматична, поскольку это как раз те понятия, которые, как бы они ни трактовались, выражают некие константы человеческого мышления, и как бы ни менялся мир, он, по крайней мере, за последние тысячелетия, изменился не настолько, чтобы существенно изменилась семантика этих слов. Значит, что-то изменилось и меняется в человеке – в его отношении к понятиям, которые исконно считались главными.
Проще всего было бы объяснить это обстоятельство тотальной деградацией человечества, общим снижением эстетического вкуса и нравственных ориентиров, что, в свою очередь, является следствием «восстания масс», как назвал Х.Ортега-и-Гассет художественную революцию, посягнувшую не только на сложившуюся веками иерархию имен и понятий, но и на сам принцип иерархичности. Однако очевидно, что такое объяснение будет недостаточным, поскольку от высоких слов чаще воздерживаются как раз те, кто способен чувствовать ответственность перед словами.
Оба объяснения – хаотичность массового сознания и педантизм интеллектуальной элиты – имеют, если хорошо посмотреть, общее основание. И житейский опыт, и логика здравого смысла обретаются в мире – это проекция мира в область духа и, как следствие, подчинение духа законам мира.
Можно по инерции сколь угодно часто повторять слово «духовность», но реальный смысл его катастрофически иссякает – вместо силы, которая призвана владеть миром, духовность теперь воспринимается как безликая метафизическая абстракция или как слишком расплывчатый нравственный императив.
Это новое, измененное состояние мира было зафиксировано в языке, где наряду с понятием «культура» все чаще употребляется слово «цивилизация». Если не опасаться быть понятым слишком буквально, можно сказать:
культура – это дух, владеющий миром;
цивилизация – это мир, владеющий духом.
Именно духовность, понимаемая в исконном значении, как производное от слова «дух», позволяет культуре быть посредницей между физической и трансфизической формами существования. Культура – это духовно-материальное единство: «материализация духа» и «одухотворение материи». Культура, таким образом, идентична человеку: в ней тоже соединены «дух» и «тело», и она так же открыта обеим реальностям – природной и сверхприродной.
Культура, говоря предельно обобщенно, это результат человеческой деятельности сообразно естественному миропорядку (с одной стороны) и «сверхъестественному» наитию (с другой). Это «8-й день творения» - творчество, предзаданное человеку для исполнения. Русскими религиозными философами найден термин для такого творчества – «теургия» («Богоделание», т.е. делание согласное с замыслом Творца). Только при такой креативной установке человеческая деятельность приобретает смысл, достойный человека. Когда же она ограничена запросами и стимулами физического существования, доминирует не культура, а цивилизация.
Пока цивилизация осуществлялась в пределах культуры, не было необходимости рассматривать их раздельно и, тем более, противопоставлять. Но в начале ХХ века, после работ О.Шпенглера, Н.Бердяева и др., становится все очевиднее, что бытие современного человека раздвоено этими факторами – культурой и цивилизацией.
Культура удовлетворяет духовные потребности человека (всех уровней – от элитных до массовых), цивилизация – обеспечивает ему комфортное существование. Такое положение дел большинству народонаселения кажется вполне естественным, а проблема видится разве что в недостаточности либо культуры, либо благ цивилизации.
Между тем, проблемы есть – если смотреть на них в исторической перспективе. Назовем две.
Первая – повсеместное наступление цивилизации на культуру. Суть даже не в том, что для культуры в жизни человека остается все меньше времени и места, а качество в целом снижается, - сама культура под воздействием цивилизации становится техничнее, стандартнее, прагматичнее, часто в ущерб своим основным, духовным качествам.
Потому-то слова из высокого лексикона («духовность», «гармония» и т.д.) заменяются словами более определенными, без идеально-романтического ореола – «стратегии», «дискурс» и т.д., как будто эта замена что-то меняет по существу. Но она указывает на изменение доминанты – степени участия земных факторов в делах искусства. Современному художнику слышнее не голос бытия, а шум рынка. Написать книгу уже недостаточно – надо еще заставить читателя ее купить. И мысль о читателе вторгается в творческий процесс, резко понижая уровень художественности. Искусство, отравленное цивилизацией, умирает. Конечно, хочется быть оптимистом и повторять, что искусство бессмертно, но не разумнее ли поискать средства для исцеления?
Второй повод для тревоги – искусственность условий человеческого существования, создаваемых как цивилизацией, так и культурой. Ибо все это, как сказал бы Ницше, - «человеское, слишком человеческое».
Живя не на живой земле, а на бетоне, в окружении вещей и веществ, имитирующих солнце, воздух, воду, - человек подвергается сильнейшим испытаниям, как физическим, так и психическим: сможет ли человеческий организм, предназначенный существовать в естественной экосистеме, выдержать режим постоянной интоксикации, а его программа саморегуляции совладает ли с изменениями, которые могут стать, если еще не стали, необратимыми.
Кому-то может показаться, что эти проблемы не такие уж неотложные, - есть поважнее и пострашнее: экологическая катастрофа, международный терроризм, иммунодефицит, да мало ли что еще. Но не нужно быть особо глубоким философом, чтобы увидеть: все это – следствия все того же процесса капитуляции культуры.
Те, кто участвует в этом процессе (а в этом процессе участвуем и мы), могут сказать: «Все это романтические иллюзии, а надо быть реалистами и делать то, что реально нужно людям, - то, за что они готовы платить реальные деньги».
Что ж, если быть реалистами и посмотреть на происходящее в мире без иллюзий, тогда можно увидеть: если культура действительно имеет органическую природу, то ее умирание закономерно и неизбежно. Если Античность – это детство человечества, а Средневековье – отрочество, если Ренессанс – это юность, а Новое время – зрелость, тогда человечеству остается старость и смерть.
Эту неутешительную аналогию можно было бы без труда отбросить, но как отбросить постоянно звучащие летальные формулы: сначала Ф.Ницше объявил: «Бог умер», потом М.Фуко и Р.Барт констатировали «Смерть автора», а до этого Владимир Вейдле и философы франкфуртской школы предрекали смерть искусства. Едва ли это признаки здоровья и процветания.
А что такое постмодернизм с его фрагментарностью, дробностью, хаотичностью, как не эстетика разложения?
Возможно ли реанимировать культуру? На какое-то время, наверное, возможно. Но это означало бы продлить агонию.
Но есть другая перспектива – воскресение. Это означало бы радикальное изменение вектора общечеловеческих устремлений и начало нового культурно-исторического цикла, подобного столь же невероятному повороту, который уже случался в человеческой истории.
Как и во все другие времена, чтобы мир перевернулся, нужна точка опоры. И у нас есть основания думать, что человек уже ищет эту точку, которая могла бы стать альтернативой и цивилизации, которая пытается охватить собой весь мир, и культуре, которая, изменяя себе, принимает черты цивилизации.
Человек, пресыщенный современностью, инстинктивно ищет на земле дикие места, нетронутые цивилизацией и неосвоенные культурой, - чтобы хоть таким способом ощутительно приблизиться к собственным началам, проникнуться чувством первозданности, чтобы яснее увидеть, кто он, откуда и куда идет.
Октябрь, 2004 г., Бухарест
|
ДОНЕЦКИЙ ПРОЕКТ
